Люсинда Райли - Сестра ветра

Я говорил тебе перед отъездом, что посчитал неудобным рассказывать баронессе о твоем существовании, но на самом деле все обстоит несколько иначе. Просто я не хотел тогда расстраивать тебя. А правда такова: деньги наши закончились, и, если бы не помощь баронессы, мы бы сейчас с тобой жили в канаве. Уезжая из Лейпцига, я оставил тебе все, что у меня было. Знаю, у тебя есть еще кое-какие деньги, которые тебе дала фрекен Олсдаттер. Так что очень надеюсь на то, что ты не голодаешь.

Анна, понимаю, ты можешь воспринять мой отъезд и отказ возвратиться в Лейпциг как некий акт предательства по отношению к тебе и к нашей любви. Но, пожалуйста, верь мне! Я люблю тебя. Повторяю, я тебя ЛЮБЛЮ! А сделал я это все исключительно ради нас с тобой и нашего будущего. Как только моя музыка получит признание и я смогу обеспечить нашу материальную независимость, я тотчас же приеду за тобой. Верь мне, моя любовь! Я клянусь этим на Библии, которая для тебя поистине священна. Клянусь нашим браком, Анна.

Пожалуйста, умоляю тебя, Анна. Дождись меня, как ты и обещала. И постарайся понять, что я делаю это только ради нас с тобой. Понимаю, тебе будет трудно поверить мне, но ты постарайся. Пойми, так будет лучше для нас обоих.

Скучаю по тебе, любовь моя, сильно скучаю.

Люблю тебя всем сердцем.

Твой Йенс

Письмо само выпало из рук Анны, а она, обхватив голову руками, попыталась остановить вихрь мыслей, завертевшихся в ее сознании. Первое, что озадачивало: ни малейшего упоминания о ребенке. Неужели Йенс не получил ее письмо? И как долго ей придется ждать его?

«Этот человек разобьет вам сердце и разрушит вашу жизнь», – вспомнила она слова герра Байера, сказанные им когда-то в разговоре с ней. Вспомнила и почувствовала, как тает ее решимость и впредь безоговорочно доверять своему мужу.

* * *

Кое-как Анна протянула весь следующий месяц. Она и понятия не имела, когда может состояться возвращение Йенса домой, а между тем деньги, которые дала ей фрекен Олсдаттер, тоже продолжали стремительно таять, монетка за монеткой, и так изо дня в день. Надо подыскать себе какую-нибудь работу в городе, решила она в конце концов.

В течение недели она исходила весь Лейпциг, пытаясь устроиться в каком-нибудь кафе на раздаче или, на худой конец, посудомойкой. Но стоило потенциальному нанимателю увидеть ее раздавшийся живот, и он лишь отрицательно мотал головой, и она уходила ни с чем.

– Фрау Шнайдер, может, вам нужна какая помощь на кухне? Или нужно убирать в номерах? – поинтересовалась она однажды у хозяйки. – Герра Хогарта больше нет. Муж пока тоже не вернулся. Вот я и не знаю, чем себя занять. А так хоть какую-то пользу принесу.

– Вообще-то работы у нас море, самой разной… Если вы уверены в своих силах, – фрау Шнайдер окинула Анну внимательным взглядом, – то да, пожалуй, от лишней пары рук я не откажусь.

Вначале фрау Шнайдер определила Анну на кухню, чтобы та готовила завтраки для постояльцев. Что означало следующее: каждое утро она должна была подниматься с постели в половине шестого. Потом, уже после завтрака, перемыв всю посуду, она обходила все комнаты и меняла постельное белье в тех номерах, где это было нужно. Какое-то время после обеда она была свободна, но уже к пяти вечера должна была снова быть на кухне. Чистила картошку, готовила ужин. Какая ирония судьбы, размышляла порой Анна, усмехаясь про себя. Крутиться целыми днями на кухне, и это при том, что у нее никогда не было никаких склонностей к подобным занятиям. А в принципе, изо дня в день тяжелый, изнурительный труд. Набегавшись в течение дня по лестнице, туда-сюда, вверх-вниз, она чувствовала, как ноет живот от этой беготни. Правда, был и плюс. К себе в комнату она возвращалась такой измотанной, что тут же засыпала как убитая.

– Вот чем все кончилось! – мысленно воскликнула Анна однажды, лежа в кровати и размышляя о том, к чему она пришла в итоге. – Восходящая звезда Христиании за какие-то считаные месяцы превратилась в обычную посудомойку.

После чего Анна, по своему обыкновению, сотворила вечернюю молитву. Особенно горячо она молилась о том, чтобы муж вернулся.

– Господи всемилостивый, – шептала она. – Дай мне силы на то, чтобы и впредь сохранить свою любовь к мужу и доверие к нему. Не дай мне усомниться в том, что он поступает правильно. Искорени из моего сердца всяческое сомнение в его благих помыслах.

* * *

Наступил ноябрь, подули холодные, пронизывающие до костей ветра. Как-то ночью Анна почувствовала нестерпимую боль в животе. Не с первой попытки, но все же ей удалось зажечь керосиновую лампу, которая стояла на столике возле изголовья. Анна поднялась с кровати и слегка выпрямилась, чтобы немного уменьшить боль. И тут, к своему ужасу, увидела, что все простыни перемазаны кровью. Между тем приступы боли стали повторяться, и чем дальше, тем острее. Анна с трудом сдерживала крик. Слишком напуганная тем, что с ней творилось, она не стала звать никого на помощь. Боялась, что это может вызвать неудовольствие со стороны фрау Шнайдер. Так она промучилась весь остаток ночи, а когда забрезжил рассвет, то она увидела, что между ее ног неподвижно лежит крохотный новорожденный младенец. Она разглядела тонкий кусочек кожи, который протянулся от его пупка куда-то к ней. Не в силах более сдерживать свой ужас от всего увиденного, она издала истошный крик, вложив в него всю свою боль, все свои страхи и весь остаток сил, которые еще теплились в ней после этой бессонной ночи. На крик тут же прибежала фрау Шнайдер. Ей хватило и одного взгляда на постель, чтобы понять, что происходит, и она опрометью выбежала из комнаты, чтобы поскорее привести к роженице повитуху.

Анна очнулась от забытья, от того беспорядочного и лихорадочного сна, в котором она пребывала последние пару часов, от прикосновения чьих-то ласковых и мягких рук. Эти руки осторожно отбросили ей волосы со лба и положили туда влажную тряпицу.

– Ну же, милая, потерпите еще немного, – негромко обратился к ней незнакомый женский голос. – Сейчас я перережу пуповину, а потом приведу вас в порядок.

– Она что, умирает? – В ее сознание ворвался резкий голос фрау Шнайдер. – Да, надо мне было выставить ее вон в ту же самую минуту, как только я узнала о том, что она беременна. Вот до чего доводит неразумная доброта!

– Нет, с молодой женщиной все будет в порядке. Она оправится. А вот младенец, к несчастью, мертворожденный.

– Конечно, неприятная история. Однако мне пора заниматься другими делами. – С этими словами фрау Шнайдер выплыла из комнаты Анны с недовольной, брезгливой миной на лице.

Через час с небольшим Анну помыли и уложили на чистые простыни. Повитуха запеленала младенца в какую-то шаль и протянула его Анне, чтобы та попрощалась со своим первенцем.