Люсинда Райли - Сестра ветра

41

Дождливым мартовским утром 1940 года Пип, сидя за завтраком напротив жены, увидел, как вдруг нахмурилось лицо Карин, погруженной в чтение письма от родителей.

– Какие новости, любовь моя? – поинтересовался он у нее.

Карин оторвалась от чтения и подняла глаза на мужа.

– Мои родители пишут, чтобы мы немедленно выехали в Америку. Они уверены, что в своей борьбе за мировое господство Гитлер не остановится ни перед чем. Вначале завоюет всю Европу, а потом двинется дальше. Родители даже выслали мне денег, сколько смогли. Чтобы оплатить дорогу. Вот! – Карин помахала банкнотами перед глазами Пипа. – Если мы продадим пианино, то тогда денег точно должно хватить на всех нас. Они говорят, что Франция и даже Норвегия на очереди. Скоро немцы вторгнутся в пределы этих стран.

До премьеры концерта Пипа, запланированной на 14 апреля на специальном воскресном концерте в Национальном театре Бергена, оставались считаные недели. Пип стойко выдержал взгляд жены.

– Прости, дорогая, но как могут твои родители, находясь за тысячи миль от Европы, знать и судить о том, что творится здесь?

– Могут. Ведь они наблюдают за ситуацией извне, находясь в нейтральной стране. А мы все тут, внутри, варимся в этом котле, да еще и обманываем сами себя, пытаясь найти в этом самообмане хоть какое-то утешение. Пип, я согласна с родителями. Я тоже считаю, что нам пора уезжать. Самое время! – набросилась она на мужа.

– Дорогая, ты не хуже меня понимаешь, что наше будущее, будущее всей нашей семьи сейчас всецело зависит от того, насколько успешной будет премьера моего концерта. Так как же я могу стронуться с места и прямо сейчас отправляться на другой конец света? Зачем? С какой стати?

– С такой стати, чтобы обезопасить жизни жены и сына, я полагаю.

– Карин, пожалуйста! Не говори так! Не надо… Я делаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя, и буду делать это и впредь. Если мы действительно хотим иметь какое-то будущее в Америке, то для этого я вначале должен приобрести репутацию здесь, у себя на родине. Имя, которое будет идти впереди меня. А так что? Еще один потенциальный композитор ступит на землю Соединенных Штатов, только и всего. Да еще представитель страны, о которой большинство американцев и не слышали даже. Сомневаюсь, что в Нью-Йоркском филармоническом оркестре меня встретят с распростертыми объятиями. Да и в любом другом оркестре тоже. Кто я для них? Какой-то мальчишка на побегушках, и только.

Внезапно в глазах Карин полыхнул гнев.

– Так все же что тебя волнует больше? Деньги? Или собственное «я»?

– Пожалуйста, смени покровительственный тон, а свои поучения оставь при себе, – холодно парировал Пип, поднимаясь из-за стола. – В конце концов, я – твой муж, отец нашего сына. И мне решать все и вся в этом доме. Через двадцать минут у меня встреча с Харальдом Хейде. А с тобой мы поговорим позже.

Пип вышел из дома, крайне раздосадованный размолвкой с женой. Он был по-настоящему зол на Карин. Жена, думал он, действительно порой переходит всякую грань, требуя от него невозможного. Что она там себе напридумывала? Он постоянно отслеживает все новости по газетам, он в курсе того, о чем говорят люди вокруг, в том числе и его коллеги по оркестру. У них в коллективе два еврея, но никто из них не собирается никуда бежать. Так что оснований для паники нет. Как нет и никаких доказательств того, что Гитлер вынашивает планы в скором времени напасть на Норвегию. А родители Карин, они просто перестраховщики, размышлял Пип, шагая по тротуару. Или даже откровенные паникеры… Как они могут требовать уехать из страны немедленно, когда до премьеры осталось всего лишь три недели? Сущее безумие.

Нет, думал он, чувствуя, как в нем снова нарастает волна раздражения, на сей раз он заставит жену прислушаться к его мнению. Покажет наконец Карин, кто в их доме хозяин.

* * *

– Будь по-твоему, – равнодушно пожала плечами Карин, когда вечером Пип сообщил ей свое окончательное решение. Они остаются в Бергене вплоть до премьеры его концерта. – Если ты полагаешь, что твои жена и сын здесь в полной безопасности, что ж, я тебе верю. Ибо у меня нет другого выбора.

– Да, я так полагаю! Во всяком случае, пока здесь безопасно. А там посмотрим, что и как будет.

Пип проследил глазами, как Карин поднялась со стула после того, как, с трудом сдерживая себя, выслушала все обвинения, которые обрушил муж на ее родителей и на нее саму за потакание своим глупым предчувствиям.

– Но, если ты все же хочешь уехать немедленно, я не могу запретить тебе этого. Поступай как знаешь, – примирительно добавил Пип.

– Ты ясно дал мне понять, что ты – мой муж, а посему я должна подчиняться твоим решениям. Конечно же, мы с Феликсом останемся в Бергене, вместе с тобой. В этом доме. – Карин повернулась к мужу спиной и направилась к дверям. Возле самой двери она остановилась и немного помолчала. Потом снова развернулась к нему лицом. – Молю Бога, Пип, чтобы ты оказался прав. И да поможет нам Господь в противном случае.

* * *

За пять дней до премьеры концерта Пипа немецкая военная машина обрушилась на Норвегию. Страна, чей торговый флот был почти полностью сосредоточен в проливе Ла-Манш, где норвежцы помогали англичанам в организации блокады, способной обезопасить их от вторжения германских полчищ на территорию Британских островов, оказалась застигнутой врасплох. Норвежцы, несмотря на то, что и армия, и флот вплоть до последнего оставались неукомплектованными, отчаянно защищали порты Осло, Бергена и Трондхейма. Им даже удалось потопить один немецкий корабль с оружием и боеприпасами в Осло-фьорде. Но территорию Норвегии одновременно атаковали с моря, с неба и с суши. Непрерывные бомбардировки сделали свое дело.

Когда началась осада Бергена, Пип с женой и сыном перебрался из центра города в горы, к своим родителям, в их имение Фроскехасет. Все обитатели дома оцепенело молчали, прислушиваясь к незатихающему гулу немецких самолетов в небе, перемежающемуся ответными артиллерийскими залпами с земли.

Пип не смел взглянуть жене в глаза. Он прекрасно знал, что именно прочитает во взгляде Карин. Молча они укладывались в постель и лежали рядом, словно два чужих человека. Наконец, когда молчание стало невыносимым, Пип нашел в темноте руку Карин.

– Карин, – начал он, уставившись в ночной мрак. – Сможешь ли ты простить меня когда-нибудь?

Последовала долгая пауза. Наконец Карин ответила:

– Но я же должна простить тебя. Ты – мой муж, и я люблю тебя.

– Клянусь тебе, что даже после того, что случилось, нам нечего бояться. Все говорят, что жителям Норвегии ничего не угрожает. Нацисты вторглись в наши пределы только за тем, чтобы защитить и обезопасить свои поставки железной руды из Швеции. Им нет дела ни до тебя, ни до меня.