Люсинда Райли - Сестра ветра

– Что именно?

– Исходя из ваших слов, я поняла, что вы уверены в том, что этот концерт был сочинен вашим прапрадедушкой, да? Йенсом Халворсеном-старшим. – Я показала на ноты.

– Да, именно так я и считаю.

– А что, если это не так?

– Алли, но его имя значится на первом листе партитуры в рукописном варианте. – Том глянул на меня, несколько сбитый с толку моими вопросами, потом указал на фамилию композитора. – Вот! Вот это имя прямо перед вами. То есть получается, что музыка написана именно им.

– А у меня несколько иное мнение. Что, если концерт, ноты которого вы нашли у себя в доме, написан вовсе не вашим прапрадедом Йенсом Халворсеном, а вашим прадедом, тоже Йенсом, которого в семье все звали Пипом? Что, если это тот самый «Героический концерт», который он в свое время посвятил Карин, но который так никогда и не прозвучал на публике? Наверное, в свете всех тех печальных событий, о которых вы мне рассказывали вчера, Хорст после самоубийства сына отнес и спрятал ноты концерта на чердаке. Потому что после трагической гибели сына и невестки ему невыносимо было слышать обо всем, что связано с этой музыкой.

Мои слова повисли в воздухе. Я взглянула на Тома, пытаясь понять, дошло ли до него все то, что я только что сказала.

– Продолжайте, Алли. Я слушаю.

– Вы сказали мне, что музыка концерта очень норвежская по своему стилю. Да, несомненно, это так. Но я не историк музыки, а потому не смею ничего утверждать наверняка. Однако те фрагменты, которые вы наиграли мне вчера, – они никак не вписываются в музыкальные традиции начала двадцатого века. Я услышала в этой музыке отголоски музыки Рахманинова, а также еще более заметные отсылки к музыке Стравинского. А все наиболее значительные произведения последнего появились лишь в двадцатые и тридцатые годы, то есть много лет спустя после смерти Йенса Халворсена-старшего.

Последовала еще одна долгая пауза. Том погрузился в размышления над моими словами.

– Вы правы, Алли, – сказал он наконец. – Собственно, из чего я исходил в своих рассуждениях? Старые нотные листы, а сколько им лет, восемьдесят, девяносто или все сто, об этом я даже не задумывался. И потом, на чердаке я обнаружил целую груду старых нот. Наверняка все эти музыкальные сочинения принадлежали Йенсу Халворсену-старшему. Вот я и подумал, что партитура концерта тоже принадлежит ему. Ведь нигде, включая титульный лист, не указано, что это «Героический концерт», который сочинил уже его внук. Вы сами можете в этом убедиться. Впрочем, сейчас, когда я начинаю размышлять о своей находке более обстоятельно, я прихожу к выводу, что, скорее всего, вы правы.

– Вы говорили, что партитура с полной оркестровкой концерта была уничтожена после того, как в театр попала бомба и он был наполовину разрушен. А это, – я показала на нотные листы, – наверное, оригинальная рукопись концерта Пипа, а именно его фортепьянная часть. Работу над ней он завершил, судя по всему, еще до того, как решил назвать свой концерт «Героическим».

– Произведения моего прапрадедушки, и в этом вы абсолютно правы, действительно написаны в более романтическом ключе, но они во многом и более вторичны. А в этой музыке чувствуется огонь, страсть… Она в корне отличается от той музыки, которую писал Йенс Халворсен-старший. – Том изобразил на своем лице слабую улыбку. – Боже мой, Алли! Подумать только! Мы познакомились с вами, чтобы я помог вам разобраться с вашими семейными тайнами. А сейчас выходит, что это вы помогаете мне докопаться до истины в нашей семейной истории.

– Между прочим, на то, что это – истина, указывает одно неопровержимое доказательство, – ответила я, даже не скрывая собственного самодовольства.

– Какое?

– Да вот, взгляните сами! – Я указала Тому на крохотные буковки в нижнем правом углу нотного листа. А потом зачитала вслух.

– MCMXXXIX.

– А что это значит?

– Вы что, не изучали в школе латынь? – спросила я у него.

– Нет.

– А я вот изучала и потому хорошо знаю римские цифры.

– Я вижу, что это римские цифры. Но что они означают?

– Они означают год. 1939 год.

Том снова умолк, потрясенно переваривая мое сообщение. Он заговорил после затяжного молчания:

– Следовательно, это действительно концерт, написанный моим дедушкой.

– Судя по этой дате, да.

– Я… даже не знаю, что сказать.

– Да я и сама в полной растерянности. Особенно после всего того, о чем вы мне поведали вчера.

Мы оба замолчали.

– Бог мой, Алли, но это же совершенно невероятная находка! – воскликнул наконец Том, снова обретя дар речи. – И даже не потому, что с этой музыкой связано столько всяких переживаний, но еще и потому, что премьера концерта должна была состояться именно здесь, в Бергене, почти семьдесят лет тому назад. И исполнять этот концерт должен был наш Филармонический оркестр. Но, к сожалению, по известным вам причинам, премьера концерта так и не состоялась. Никогда.

– Да. И Пип посвятил свой концерт Карин, которая… была героиней всей его жизни.

Я больно прикусила губу, чтобы не расплакаться. Как все это созвучно, подумала я, всем тем недавним трагедиям, что случились и в моей жизни.

Карин и Пип, такие молодые, только-только начинали жить, а судьба так жестоко обошлась с ними и оборвала их жизни, можно сказать, в самом начале, на взлете. А еще я подумала о том, как же мне повезло, что я живу совсем в другое время, что я, несмотря ни на что, все еще жива. И более того, ношу под сердцем ребенка.

– Да, все так! – Видно, Том прочитал выражение моего лица и все понял правильно, потому что неожиданно крепко обнял меня и так же неожиданно перешел на «ты». – Клянусь тебе, Алли, что бы мы там ни накопали друг для друга в нашем прошлом, но лично я всегда буду рядом с тобой. Обещаю!

– Спасибо тебе, Том.

– А сейчас я отвезу тебя в отель, а потом загляну в Концертный зал Мемориального музея Грига и постараюсь отыскать там нашего дирижера Дэвида Стюарта. Я должен рассказать ему о нашей находке. Немедленно! А еще я попрошу его помочь найти человека, который смог бы заняться оркестровкой всего произведения. Как здорово было бы, если бы мы успели к концерту в честь столетия со дня смерти Эдварда Грига. «Героический концерт» моего деда должен прозвучать на этом вечере во что бы то ни стало. Верно?

– Верно, – согласилась я с Томом. – Обязательно должен прозвучать.

* * *

Том подвез меня до гостиницы, высадил и поехал дальше по своим делам. На ресепшн меня поджидало сообщение. Войдя в кабинку лифта, я открыла его и, к своему удивлению, обнаружила, что это записка от Феликса.

«Позвоните мне». А далее шел номер его мобильного телефона.

Разумеется, я не стала звонить. С какой стати? Особенно если вспомнить, сколь вызывающе, я бы даже сказала, нагло, он вел себя при нашей с ним встрече. Я приняла душ и улеглась в постель, мысленно перебирая в памяти все события минувшего дня. И уже в который раз снова подумала о том, как же мне близок Том. Как говорится, сердечная приязнь с первого же взгляда.