Люсинда Райли - Сестра ветра

– А что вы почувствовали, когда узнали, что Том действительно приходится вам родным сыном?

– Я был сражен наповал. Именно так, наповал. – Феликс сделал очередной глоток виски. – Природа может время от времени выкидывать подобные фокусы, не так ли? – Феликс презрительно фыркнул. – Вот такой фокус она выкинула и со мной. Умом я понимал, что моя попытка опротестовать завещание лишь усилит ненависть Тома ко мне. Но уверен, вы поймете меня правильно. Ведь я был совершенно искренне убежден в том, что Том – это такой кукушонок, которого его мамаша подкинула в наше родовое гнездо.

– А вы обрадовались, когда узнали, что Том – ваш сын? – задала я следующий вопрос, вдруг почувствовав себя этаким психотерапевтом, анализирующим со своим пациентом сложную бытовую ситуацию. Наверняка Тому понравилась бы такая манера ведения беседы.

– Если честно, даже не помню, что я тогда почувствовал, – не стал кривить душой Феликс. – После того, как я получил на руки результаты теста ДНК, я крепко запил. Пил, не просыхая, несколько недель кряду. Само собой, Марта не преминула прислать мне ядовитое письмецо, в котором торжествовала свою победу, но я тут же швырнул его в огонь. – Феликс подавил тяжелый вздох. – Какая запутанная история получилась. Ужасно глупо все вышло.

Какое-то время мы оба сидели молча. Я сосредоточенно переваривала все, о чем рассказал мне Феликс. Какая жалость, думала я, знать, что жизнь этого человека растрачена впустую и прожита совсем не так, как должна была быть.

– Том говорил мне, что вы были очень талантливым пианистом и композитором, – обронила я наконец.

– Почему был? Хочу, чтобы вы знали, я и сегодня являюсь таковым! Талантливым пианистом и композитором. – Впервые за все время нашего разговора Феликс по-доброму улыбнулся.

– Тогда вам должно быть стыдно за то, что вы не распорядились своим талантом как следует.

– А откуда вам, мадемуазель, известно, как именно я распорядился своим талантом? Тот инструмент, который стоит в моей хижине, он ведь для меня все: источник моих мучений и терзаний, моя любовница, мой здоровый дух, обитающий в немощном теле. Да, наверное, я из-за своего постоянного пьянства человек ненадежный в том смысле, чтобы использовать меня в качестве профессионала, но для себя-то самого я могу продолжать играть. И играю постоянно, по сей день. А чем еще, по вашему мнению, я могу заниматься днями напролет в этом забытом богом и людьми сарае? Я играю. Играю для себя… Возможно, когда-нибудь я разрешу вам послушать, как я играю, – с усмешкой добавил Феликс.

– И Тому тоже?

– Сильно сомневаюсь, чтобы он изъявил такое желание. Впрочем, я его совсем не виню. Он в этой ситуации исключительно жертва, случайно попал, так сказать, под раздачу. С одной стороны – ожесточившаяся сердцем и душой, да еще и явно ненормальная мамаша, с другой – папаша, который никогда не признавал его своим ребенком. У Тома есть все основания презирать меня.

– Феликс, а почему бы вам не рассказать ему все, что вы только что рассказали мне?

– Как же вы не понимаете, Алли? Да стоит мне сказать лишь одно плохое слово в адрес его драгоценной матушки, и он тут же хлопнет дверью. И потом, с моей стороны это было бы верхом жестокости – разрушить веру Тома, с которой он вырос, в то, что Марта в нашей с ней ситуации невинная жертва. Зачем же я стану сбрасывать ее с пьедестала, особенно сейчас, когда ее уже нет в живых? Какой в этом смысл? Какой резон? – Феликс снова вздохнул. – Ну было и было. Было и прошло.

«Этот человек мне явно симпатичен», – подумала я. Он отнюдь не законченный эгоист. Во всяком случае, чувства и переживания его близких ему не безразличны. Хотя при этом он не сильно старался добиться расположения Тома.

– А сейчас я спрошу вас вот о чем. Зачем вы все это рассказали мне? Или хотите, чтобы я , в свою очередь, рассказала вашу историю Тому?

Какое-то время Феликс молча разглядывал меня, потом взял со стола стакан с виски и осушил его до дна.

– Нет, не поэтому.

– Тогда зачем? Чтобы тем самым сказать мне, что Том все же был прав? Что я еще один ваш ребенок, рожденный вне брака еще одной вашей жертвой, да? – Я говорила нарочито шутливым тоном, но по глазам Феликса видела, что ему еще есть что сказать мне.

– Все не так просто, Алли. Совсем не просто… Черт! Запутался вконец. Простите меня. – Он снова подхватился со своего места и побежал в бар, а через пару минут вернулся назад с очередной большой порцией виски. – Простите, но, как видите, я действительно законченный алкоголик. Между прочим, попрошу заметить, что когда я пьян, то играю гораздо лучше, чем на трезвую голову.

– Так все же, Феликс, что такое вы собирались рассказать мне еще? – насела я на него, опасаясь, что очень скоро вторая порция виски подействует на него отупляюще. Язык начнет заплетаться, мысли в голове путаться.

– Дело в том… Когда я вчера увидел вас с Томом сидящими рядом на диване, похожими, словно две горошинки из одного стручка… я вдруг подумал. Точнее, все в моей голове сложилось и стало ясным, как дважды два. Целую ночь я промучился без сна, все думал, а нужно ли мне рассказывать об этом вам. Ведь, несмотря на предвзятые мнения о моей персоне со стороны других людей, у меня тем не менее есть моральные принципы. Свой, так сказать, кодекс чести и всего того, что можно, а чего нельзя. И уж меньше всего на свете мне хочется причинить кому-то из вас двоих очередную боль. Я и так много чего напортачил в своей жизни.

– Феликс, прошу вас, скажите же мне все, что вы хотели сказать, – снова умоляюще повторила я.

– Ладно, ладно! Но еще раз предупреждаю, это такая головоломка, в которой я и сам пока не разобрался до конца… Вот!

Он сунул руку в карман и извлек оттуда старый конверт. Потом положил конверт на стол, прямо передо мной.

– Как я уже говорил вам, Алли, когда Марта родила, она сообщила мне об этом и приложила к письму фотографию.

– Да, вы говорили. Фотографию Тома.

– Да, Тома. Но она держит на руках еще одного младенца. Девочку. Получается, что Марта родила двойняшек. Хотите взглянуть на эту фотографию? И на само письмо?

– О боже! – едва слышно пробормотала я, судорожно ухватившись за край дивана и чувствуя, как все поплыло перед глазами. Я опустила голову. Феликс мгновенно подбежал, уселся рядом и стал гладить меня по спине.

– Алли, сделайте глоток виски. Вам сразу же полегчает. Надежное средство при любом душевном потрясении.

– Нет! – резким движением я отодвинула стакан в сторону. Запах виски сразу же вызвал у меня приступ тошноты. – Я не могу. Я беременна.

– Господи, что же я наделал? – возбужденно выкрикнул Феликс.

– Подайте мне, пожалуйста, воды. Меня уже чуть-чуть отпустило.