Виктория Хислоп - Возвращение

Нападение на Теруэль захватило националистов врасплох, и, пользуясь кое-какое время полученным преимуществом, республиканцы в конечном счете захватили гарнизон. Из-за плохих погодных условий немецкая и итальянская авиация не смогла поддержать националистов в самом начале сражения, но и без ее участия на их стороне было преимущество в вооружении и численности войск. Они сполна воспользовались и тем и другим, подвергая Теруэль непрерывному обстрелу артиллерией.

Местность и та была суровой: равнинная и бесплодная, рассеченная острыми гранями голых холмов. Антонио и Франсиско, едва живые от холода, наблюдали со своей позиции внутри городских стен за тем, как на этой пустоши десятками гибнут их товарищи. Они настолько теперь приучились к лишениям, что Антонио задавался вопросом, не утратят ли они вообще способность чувствовать боль. Франсиско не жаловался на общее состояние дел и несостоятельность республиканского командования, лишь когда оказывался в окружении опасности и смерти. Тогда казалось, что его даже собственный надсадный кашель больше не беспокоит; частенько складывалось ощущение, что наибольшее удовлетворение от жизни он испытывал, находясь в самой гуще боя, под пулеметным огнем.

Рождество они встречали в лагере, разбитом за стенами города. Уже много дней шел снег, и одежда солдат пропиталась влагой. Надежды просушить ее не было никакой. Мокрые сапоги весили вдвое больше обычного, и передвижение в них давалось им еще тяжелее, чем раньше.

Франсиско дышал теперь натужно, с хрипом. Он держал в руке сигарету, но она полетела на землю, когда он согнулся пополам, сотрясаясь всем телом в приступе кашля.

– Слушай, может, тебе посидеть немного, ну или внутрь зайти? – предложил Антонио. Он обхватил друга рукой и повел его к полевой палатке, где хранились медикаменты.

– Да ерунда, – запротестовал Франсиско. – Грипп подхватил или что-то вроде того. Со мной полный порядок. – Он резко сбросил с плеча направлявшую его руку Антонио.

– Послушай, Франсиско, тебе нужно отдохнуть.

– Не нужно, – булькающим шепотом выдавил тот из забитого мокротой горла.

Антонио посмотрел Франсиско в глаза и увидел, что в них стоят слезы. Может, они налились влагой от холода, но Антонио чувствовал, что его друг на пределе. Трудности с дыханием и крайняя усталость, накопившаяся после двух бессонных, проведенных в сырости недель, истощили даже этого крепкого парня. Он бы стойко вынес боль или ранение, но сейчас в его теле хозяйничала болезнь, и оно подводило своего хозяина.

– Я должен быть сильным, – всхлипывал он от отчаяния.

Обнаружить, что твое тело настолько ограничивает тебя в желаниях, столкнуться с собственной слабостью было тяжелее, чем переносить саму болезнь. Ему было так стыдно.

Антонио обнял Франсиско и понял вдруг, что друг повис у него на руке. Даже через плотную ткань обмундирования чувствовалось, что у него сильный жар. Франсиско горел, как в огне.

– Я не… Я не… Хочу… Не…

Его начало трясти в горячечном бреду, речь стала бессвязной. Не прошло и часа, как он впал в беспамятство, и той же ночью его отправили с поля боя прямиком в военный госпиталь.

Косой мокрый снег, коловший им лица, был в этом сражении врагом ничуть не менее страшным, чем летящие в них пули. Сырость поселилась и в легких. Многих убивал холод. Они просто не просыпались утром. Некоторые заменяли обезболивающее спиртным, отчего погружались в настолько глубокое забытье, что их сердца забывали, как биться. По крайней мере, в снегу их тела не начнут немедленно разлагаться.

Кампания продолжалась еще один месяц, захватив начало следующего года. Пока Франсиско находился в Мадриде на лечении, Антонио обнаружил, что может отгородиться от творящихся вокруг ужасов. Франсиско вечно злился и на своих, и на противника, и эти его бесконечные проявления возмущения только усугубляли общую обстановку недовольства.

Антонио провел на Арагонском фронте не одну неделю и остался в живых, но героем себя даже близко не чувствовал. Пока бои еще продолжались, он, как и многие другие его товарищи, принимал участие в стычках на улицах Теруэля; сражались они врукопашную. До того времени он всегда стрелял неприцельно, вдаль, а тут вот увидел врага в лицо, рассмотрел цвет его глаз.

На какую-то долю секунды, перед тем как пересечь роковую черту, Антонио замешкался. Перед ним стоял парень младше его самого, тощий, с вьющимися волосами; их можно было принять за двоюродных братьев. Только цвет его рубашки подсказал Антонио, что парень сражается на стороне националистов. Он должен был лишить его жизни, руководствуясь каким-то там пигментом в краске, а если он этого сейчас не сделает, то, скорее всего, распрощается со своей.

Антонио узнал, что нет большего зверства, чем вогнать штык в тело другого человека. Убивая, он чувствовал, как чужая смерть забирает и частичку его самого. Антонио никогда не забудет, как выражение страха на лице парнишки сменилось гримасой боли, перед тем как его черты застыли, превратившись в гротескно-уродливую маску смерти. Все это не заняло у Антонио и полминуты – увидеть, через какие метаморфозы прошла его жертва перед смертью, и услышать короткий глухой стук, с которым повалилось перед ним на землю мертвое тело. Это было ужасающе.

Вернувшись тем вечером в лагерь и не досчитавшись нескольких товарищей, Антонио размышлял над тем, как мало от них, в сущности, зависит. Впервые с тех пор, как он взял в руки оружие, молодой человек почувствовал себя пешкой в чужой игре. Люди жертвовали своими жизнями по прихоти тех, кого большинство из них никогда бы даже не встретили.

Упорные бои за владение Теруэлем продолжались до февраля, когда националисты отбили город у республиканцев. Закончилась еще одна кампания, обернувшись для обеих сторон колоссальными человеческими потерями и незначительным улучшением позиций. Антонио старался не думать о случившемся как о переломном моменте войны, но кое-что стало пугающе ясным: похоже, силы и средства имелись у Франко в поистине неограниченном количестве.

Антонио, пребывая теперь в состоянии крайнего упадка духа, на несколько месяцев вернулся в Мадрид и больше не рвался поучаствовать в очередном сражении с силами Франко. Фашисты начали новое наступление в Арагоне с целью врезаться в республиканские земли, протянувшиеся широкой полосой с севера на юг вдоль средиземноморского побережья Испании. К середине апреля 1938 года они проделали-таки коридор к морю, разбив территорию республиканцев на две зоны. Север Каталонии оказался теперь изолирован от ее центральной и южной части.

К середине лета Франсиско встал на ноги. Их с Антонио подразделение снова отправили на защиту столицы. Республиканцы были твердо намерены продолжать борьбу до тех пор, пока Франко не вошел в город.