Кристина Ляхде - Мужчины и прочие неприятности

— Да не знаю. Будешь что-нибудь?

— Спасибо, сейчас вместе попьем кофе.

Роза заметила, что отец достал с полки словари и языковые справочники и сложил их стопкой между подушкой и изголовьем кровати. Последние несколько лет ими явно не пользовались, за исключением иллюстрированного учебника испанского языка для детей, который Роза купила отцу в подарок на Рождество пару лет назад.

— Ты, наверное, пролистывал словари, — улыбнулась Роза.

— Рекламу, — кивнул отец.

— Какие-то рекламные объявления или?.. — Роза вопросительно взглянула на отца.

— Не рекламу, а как это сейчас? No. Ре… — попытался ухватить мысль отец.

— Регистр? Ремонт? Репей? — попыталась подсказать Роза.

— Мне нечего тебе предложить, — посетовал отец.

— Да у нас же все есть. Сейчас выпьем кофе, — объявила Роза. Она поставила поднос с пирогом на маленький столик и налила кофе. Она уже съела половину своего куска пирога, в то время как отец еще не откусил от своего ни кусочка.

— Попробуй пирог. Черника из нашего собственного леса, — попросила Роза.

Отец посмотрел на стол, но пирог не попал в поле его зрения. Роза помогла его руке с ложкой. Что-то я хотела сказать папе.

— Какой сегодня может быть день? — спросил отец и посмотрел в сторону настенных часов.

— Вторник. Ноябрь, дни короткие, — спокойно и уверенно начала рассказывать Роза. — Снега в этом году навалило страшно много. Да и морозы неслабые. Ты вообще-то выходил на улицу на этой неделе?

— Эти часы на стене, время для них и для меня течет по-разному.

Роза была поражена. Какие же истины, несмотря на свою болезнь — или же благодаря ей, — удавалось изрекать отцу! Она тяжело сглотнула и посмотрела на этого старого мужчину, своего отца. Часы на самом деле отмеряли свое, а не его время. Как и календарь. Весь земной шар с тысячами предметов, мест и букв, постепенно превращался в непроходимые дебри или, точнее сказать, в свалку, где все окружающее становилось абсолютно ненужным и бесполезным для человека, ушедшего в себя. Даже сама эта комната стала заброшенной и равнодушной. Часы тикали на стене в комнате отца десятилетиями, а сейчас отправились своей дорогой, оставив позади своего товарища с его собственным замедлившимся темпом.

Отец высох от раздражительности. Весь круг знакомых, родные и прежние друзья ушли вперед и вдруг оглянулись: обитые деревом колеса их телеги мерно скрипели, а отец лежал себе на боку на обочине дороги, и солнце бросало красный отблеск на его беззащитное лицо.

— Что случилось с пирогом? — удивилась Роза, бросив взгляд на отца.

Пирог, как, видимо, представлялось ему, выглядел аппетитно лишь теперь, когда сверху на нем лежало что-то зеленое. Отец сорвал несколько листиков у стоящей на столе солейролии и положил зеленую кучку и на кусок Розы, прихлопнув ее ладонью.

— Весьма подходяще для хорошего бутерброда, — похвастался отец.

— Ты раньше это пробовал? — испугалась Роза. — Папа, это же солейролия, комнатное растение. Оно может быть ядовитым. Наверное, не стоит…

— Бери, перестань ломаться!

Роза пошла в ванную. Зубная щетка отца и тюбик зубной пасты плавали в унитазе. Натянув на руку резиновую перчатку, Роза выудила их и бросила в мусорную корзину. Она вдруг почувствовала себя разбитой. Открыв дверь ванны, она чуть было не вскрикнула, когда вдруг поймала пронзительный взгляд отца.

— Ретроградное управление, — сказал отец и вздохнул. — Всё у нас отнимают, девочка. Всё.

— Я МОГУ ВЫГУЛЯТЬ.

Онни в прихожей надел на Отсо попонку и уже пристегивал ошейник с ремешком.

— Я тоже пойду! — крикнула Роза и бросилась искать шерстяные носки.

Впервые они вышли на улицу вместе, закрыли за собой входную дверь, как дверь общего дома, повернулись к ней спиной и ушли — чтобы вернуться, потому что всегда хорошо иметь место, куда возвращаешься. В нем нуждаешься даже тогда, когда не знаешь, собираешься ли вернуться вообще, когда находишься где-то далеко, на другом краю Земли или же когда потерял самого себя, — потому что все-таки где-то далеко есть такое место и есть выбор. Этому человеку не хватало дома или же он был в любом месте как дома? Они были единственными людьми в этом месте, в этом доме, который был домом Розы, единственными людьми на этом белом, с хрустящим снегом дворе. То, что их было двое плюс собака, создавало курьезную ситуацию. Хоть они и оставляли на снегу идущие рядом и в одном направлении следы, у этих следов отсутствовали непринужденность и общий ритм. Настоящая пара вышла бы из дома на улицу выгулять собаку с приобретенной с годами легкостью, когда не замечают, кто именно из них двоих закрыл дверь, кто повернул ключ, кто первым спустился вниз, у кого в кармане полиэтиленовые пакетики и в каком направлении они с собакой следуют. Роза и Онни не знали, в каком направлении решит пойти другой.

Отсо, к счастью, выглядел уверенно, и Роза спустила его с поводка.

Протоптанная в снегу тропинка была узкой, поэтому Роза пошла вперед, и это затруднило начало разговора.

— Ты, наверное, собачник? — бросила Роза через плечо.

Мужчина тащился следом.

— Что ты имеешь в виду? — задал он вопрос Розиной спине.

— Что ты любишь собак. Любишь ведь?

— Не знаю, — ответил Онни.

— Не знаешь? — Роза недоуменно засмеялась. — Наверное, все-таки знаешь, любишь или нет?

— Какое значение имеет мое чувство? — уклончиво спросил Онни.

— Помнишь, когда Онни был щенком? — продолжала Роза после перерыва, расставив ловушку.

Онни промолчал. А затем ответил:

— Нюх собаки в миллионы раз тоньше человеческого.

Роза пошла вперед, не сумев придумать следующего вопроса. Уклончиво. Безответно. От мужчины, действительно сложно было добиться какой-то ясности. Отсо, шаловливо вертясь, бежал вдоль тропинки и разбрызгивал желтые руны на белом снегу. Роза обернулась, заметив, что больше не слышит шагов за спиной. Онни стоял на дорожке в нескольких десятках метров от Розы с задранной вверх головой и смотрел ввысь. Он казался отрешенным. Я позволила ему подойти слишком близко, хотя сам он очень далек от меня. Роза почувствовала укол страха от того, что она вообще ничего не знает о мыслях мужчины и его планах. Она не верила, что люди делятся на плохих и хороших, но знала, что сущность человеческая состоит из противоречий.

В голове у человека могло быть все что угодно, но снаружи этого не было видно. И нож у него всегда заточен. Где-то снизу, под пуховиком, по коже Розы побежали мурашки. Что у него на уме?

«Снег белый, — подумал Онни. — За исключением того времени, когда он бывает черный».

«Попробую быть открытой, — думала Роза. — Это хороший путь к сближению, когда в жизни все идет наперекосяк». Она свистом подозвала Отсо и стояла в ожидании мужчины. Жду здесь, в снегах, мужчину, которого не знаю и который живет у меня. Потом она решила, что следует рассуждать более здраво, как это сделал бы африканский житель: я ничего не жду, стою себе здесь, потому что на меня вдруг свалились, как бонус, незапланированное свободное время и этот прекрасный холодный вечер. Роза засунула руки в варежках в карманы и запрокинула лицо к небу. Когда она вгляделась в звездность ночной бездны, то почувствовала знакомое чудесное головокружение. Было странно в большом и глубоком пространстве чувствовать себя совсем крохотной и будто бы нашедшей собственное укрытие во Вселенной. Каким облегчением было бы узнать, что где-то еще возможно, есть жизнь!