Эрик Нойч - Мир на Востоке

И вот долгожданный момент настал. По радио прозвучали сигналы точного времени, возвещая начало нового дня — воскресенье, 13 августа. Мюнц взглянул на часы: большая и маленькая стрелки, слившись в одну, замерли на двенадцати. Он отпер ящик стола, достал конверт, разрезал ножницами красную ленточку, сломал сургуч и вскрыл конверт.

Первое, что ему бросилось в глаза, — это сопроводительная записка, подписанная лично Вальтером Ульбрихтом с указанием одной-единственной его должности — Председателя Совета обороны. Записка была приложена к детальному плану действий, который Мюнцу надлежало выполнять прямо с этой минуты. Прежде всего он должен был тотчас соединиться с радиокомитетом, агентством новостей и редакциями центральных газет, чтобы проконтролировать незамедлительное предание гласности документов, также находившихся в секретном конверте. Это были: решение Совета Министров ГДР, заявление правительств стран — участниц Варшавского Договора и сообщения соответственно министерства внутренних дел, министерства транспорта и магистрата Большого Берлина.

Вероятно, редактор «Нойес Дойчланд», благо она выходит и по воскресеньям, тоже получил такой конверт, подумал Мюнц. Желая в этом удостовериться, он позвонил в редакцию. Тот сразу взял трубку и сообщил, что уже засылает документы в набор. Все другие газеты напечатают экстренные выпуски. Один из пунктов плана предписывал Мюнцу срочно прибыть в ЦК, в свой кабинет, чтобы, как говорится, держать руку на пульсе.

Как и было условлено между Мюнцем и шофером, тот был в любую минуту к его услугам. В ожидании машины, которая должна была доставить его в ЦК, Мюнц еще раз внимательно прочитал документы.

Решение Совета Министров гласило:

«Точка зрения боннского правительства, согласно которой вторая мировая война еще не закончена, равносильна требованию свободы для милитаристских провокаций и мероприятий гражданской войны. Эта империалистическая политика, проводимая под маской антикоммунизма, является продолжением агрессивных целей фашистского германского империализма времен третьего рейха. Из поражения гитлеровской Германии во второй мировой войне боннское правительство сделало вывод о том, что надо еще раз попробовать разбойничью политику германского монополистического капитала и его гитлеровских генералов путем отказа от немецкой национальной государственной политики и превращения Западной Германии в государство — член НАТО, в государство — сателлит США…

Западногерманские реваншисты и милитаристы злоупотребляют мирной политикой СССР и государств Варшавского Договора по германскому вопросу, чтобы посредством разнузданной враждебной пропаганды, сманивания людей и диверсий нанести ущерб не только Германской Демократической Республике, но и другим государствам социалистического лагеря.

По всем этим причинам Совет Министров Германской Демократической Республики в соответствии с решением Политического консультативного комитета государств — участников Варшавского Договора с целью обеспечения мира в Европе, защиты Германской Демократической Республики и в интересах безопасности государств социалистического лагеря принял решение о проведении следующих мероприятий:

Для прекращения враждебной деятельности реваншистских и милитаристских сил Западной Германии и Западного Берлина вводится такой контроль на границах Германской Демократической Республики, включая границу с западными секторами Большого Берлина, который обычно имеет место на границах каждого суверенного государства. На западноберлинских границах надлежит обеспечить надежную охрану и эффективный контроль, чтобы закрыть путь для подрывной деятельности…»

Пора было спускаться вниз. Он достал из письменного стола пистолет, зарядил его, согласно предписанию, хоть и не очень верил, что он ему понадобится — обстановка в стране на 13 августа 1961 года была совсем не та, что в июне пятьдесят третьего. Он сбежал по лестнице вниз и увидел подъезжающую машину.

Звездное небо накрыло Берлин своим громадным куполом.

Это поворотный момент, подумал Мюнц, поворотный момент в классовой битве на немецкой земле между социализмом и капитализмом. Республика выставила щит перед своими врагами, она защищается. Наконец-то страна вздохнет с облегчением.

В 20.00 по лагерю во Флеминге, где проходили летние сборы командиров рабочих дружин, внезапно была объявлена тревога. Только что кончился ужин, и все разбрелись по казармам, предвкушая завтрашний отдых — последнее воскресенье в лагере. Еще неделя, и они наконец-то смогут вернуться к своим семьям, к своей работе. Как обычно, в этот вечерний час за окнами комнаты, которую делили Ахим Штейнхауэр и Эрих Хёльсфарт с двумя парнями из Лейпцига, кричал сыч, должно быть возвещая о вылете на ночную охоту. Но на сей раз к сычиному крику добавился пронзительный вой сирены. Прозвучали команды офицеров.

Все пришло в движение: в считанные секунды была вновь надета форма, только что повешенная в шкаф, разобраны из козел автоматы. Построились на плацу. Командиры зачитали перед строем приказ о выступлении, и уже вскоре в сгущавшихся сумерках из ворот лагеря выехали машины, увозя личный состав в неизвестном направлении…

Монотонно гудели моторы. Насколько можно было разобрать в темноте, колонна двигалась в обход населенных пунктов, какими-то окольными путями, во всяком случае, деревни попадались крайне редко, а городов и вовсе не было видно. В свете фар проплывали нескончаемые леса, и лишь однажды они проехали туннель под автострадой. Но где же они едут? Один бывший штурман из Ростока, избороздивший моря и океаны и знавший толк в навигационном деле, уверял, что, судя по звездам, они движутся на восток.

В ранце у Эриха лежал транзисторный приемник, который он успел захватить с собой. Эрих достал его и покрутил ручку настройки. Была полночь, и большинство станций передавали новости, но в них не содержалось ничего такого, что как-нибудь соотносилось бы с этим ночным броском.

— Видать, нам просто устроили небольшой пикничок, — сострил кто-то. — Чтоб мы потом лагерь добрым словом вспоминали. А может, в столицу везут отовариваться, к открытию магазинов.

Все расхохотались, хоть и были порядком утомлены от долгой тряски. Вскоре кое-кто уже начал засыпать. Но у Ахима сна не было ни в одном глазу. Нет, думал он, все-таки дыма без огня не бывает, без серьезной причины не стали бы нас срывать с места. Политическая обстановка в Европе с каждым днем накаляется все сильнее. Правительство ФРГ проводит на границах ГДР и Чехословакии одни военные маневры за другими, все чаще и чаще заявляет о неких чрезвычайных обстоятельствах и назревающих катастрофах. Ахим был готов к худшему — к войне, как ни страшно звучало это слово. Не приходилось сомневаться: если враг посягнет на суверенитет республики, то она будет драться за свою независимость, драться не на жизнь, а на смерть, пусть даже ценой великих жертв… Он вспомнил об Ульрике, о Юлии. В последнем письме жена написала ему, что собирается съездить в Хандсхюбель, поскольку ее отец совсем плох. А если и впрямь начнется война? Увидит ли он когда-нибудь вновь свою дочь и жену? Он попытался себя успокоить: да не психуй ты раньше времени, паникер ты эдакий, нельзя же так поддаваться страху неизвестности. В конце концов, пока что это только тревога, которая к тому же еще может оказаться учебной…