Андрей Гуляшки - Новеллы и повести. Том 1

Тот взглянул на него подозрительно.

— Увидишь, милый мой, увидишь…

Тогда-то и был в первый раз упомянут Джендем-баир [14] Джендем-баир — адская скала (тур.) . . В официальных документах эта местность именовалась Костицей. Так назвал ее один профессор географии за разбросанные повсюду белые камни, похожие на кости. Но во всей округе ее называли не иначе, как Джендем-баир.

Задачей молодого геолога и партии, которой он должен был руководить, было составление геологической карты этого района, или, как говорят специалисты, проведение детального картирования. Джендем-баир был едва ли не единственным в стране некартированным местом.

На базе, похоже, не слишком обрадовались появлению Павла. Создать партию для Джендем-баира представляло собой серьезную трудность даже и не в разгар курортного сезона.

— Ты знаешь, — сказали молодому геологу, — что твоя бригада будет уже девятой?

— Что это значит?

— Посылаем их, а они через несколько дней разбегаются. Столько денег брошено на ветер!

Павел не спросил, почему разбежались восемь бригад.

— Там черти в чехарду играют! — объяснили ему.

Вообще ему постарались внушить, что лучше всего будет, если он откажется от этой работы и согласится, чтобы его послали в другое место. Нет никакого смысла создавать партию, которая выдержит не больше недели. Павлу даже намекнули, что, если он устал и хочет отдохнуть, пусть себе устраивается на квартиру, пожарится на пляже, — зарплата, разумеется, будет идти, — а потом…

Все это время Павел сидел, терпеливо слушал и курил. Может быть, выражение у него было такое, что давало повод продолжать увещевания. Докурив сигарету, он поднялся и сказал:

— Ну, если нет людей, я пойду сам, а людей вы мне после пришлете. Дайте только карту района.

Не могу себе представить тона, каким это было сказано. Хочется думать, что Павел говорил тихо, без всякой претенциозности и юношеского фанатизма. Вопрос о работе на Джендем-баире для него самого был решен окончательно.

Разумеется, на базе немедленно кинулись искать людей для этой девятой по счету партии. Но никто из постоянных рабочих базы идти не хотел и пришлось брать людей со стороны. Желающих не было. Столько народу уже участвовало в этой работе, что никто не хотел о ней даже слушать. Тогда на базе нашли способ увеличить зарплату и отправились соблазнять разных пройдох и цыган, крутившихся на пляжах.

Уговорами, просьбами, угрозами, но так или иначе на третий день после приезда Павла девятая геологическая партия для обследования Джендем-баира была сформирована. Она состояла из семи человек, из которых не все даже знали, о чем идет речь, то есть не только не имели необходимой подготовки, но даже и в глаза не видали геологических инструментов. Они подписали договор на полгода, получили аванс и, как мне кажется, к собственному своему удивлению, тотчас же оказались в громадном базовском грузовике.

Не знаю, как произошла встреча между ними и Павлом, как они познакомились, что сказали друг другу, произвел ли он на них какое-нибудь впечатление. Впрочем, известно, что для людей этого рода личность начальника не имеет никакого значения, важно уже, что он начальник. С другой стороны, Павел тоже вряд ли вглядывался в их лица. Очень возможно, что они вообще не взглянули друг на друга. Лишь, должно быть, где-то посредине пути один из рабочих произнес фразу, которую Павел запомнил: «Ну, продались мы чертям и змеям».

Компания была достаточно пестрой. Цыган с болгарским именем Асен, которому сказали, что он будет работать на ремонте сыроварни. «Хоть брынзочки поедим, батюшка», — сказал он и поехал. Турок Хусейн, нанявшийся, потому что у него было десять человек детей и только детские надбавки должны были составить ему еще одну зарплату. Ризо и Славчо, два грузчика с пристани, выгнанные оттуда за жульничество и прельстившиеся хорошим заработком. Какой-то странный набросок, ходячая загадка, Панайот, с благословения милиции направленный на общественно-полезную работу. И единственный квалифицированный рабочий, техник с базы, еще не служивший в армии девятнадцатилетний парнишка Кирчо, который был также должен исполнять при Павле обязанности помощника.

Грузовик довез их до последней деревушки, где кончалась дорога. Дальше нужно было идти пешком. Снаряжение погрузили на мулов и отправились.

Дорога извивалась среди камней, заросших колючками и выгоревшей травой, голых холмов, невысокого кустарника и чахлых дубовых рощиц. Зрелище столь же неприятное, сколь обескураживающее. После той деревни им не встретилось ни одной живой души, лишь время от времени слышался далекий звон овечьих колокольчиков. Тропа часто терялась, но погонщик как-то умудрялся ориентироваться по солнцу.

Так они шли почти весь день, несмотря на страшную жару. Завтракали и обедали прямо на дороге, еще несколько раз останавливались ненадолго, чтобы передохнуть в тени и вытереть пот. Неизвестно, были ли у них в дороге какие-нибудь происшествия. Только раз цыган, обеспокоенный тем, что дороге не видно конца, спросил: «Куда ж это мы идем, батюшка?»

Вряд ли кто-нибудь ответил ему серьезно, потому что еще ничего не было ясно. Те двое с пристани и Панайот подвыпили и только подшучивали над всем этим. Может, у кого и возникали тревожные вопросы, но их никто не высказывал. Однако все без исключения внимательно всматривались в тропу, стараясь запомнить дорогу назад. Я тоже думаю, что в таких случаях самое важное запомнить дорогу назад, туда, где заманчивей обычного шумели пляжи, полные веселого полуголого народа. Предполагаю, что и Павел часто оборачивался, чтобы с удивлением оглянуться на Варшаву, которую он оставил лишь несколько дней назад и которая то ли была, то ли не была. Не знаю, до какой степени пейзаж влиял на его настроение, но мне кажется, что как раз такой пейзаж может сделать нереальным самое яркое воспоминание, удалив его на убийственное расстояние.

На место прибыли под вечер, за час-два до захода солнца. В сущности, никто не был уверен, точно ли это та самая Костица. Павлу нужно было свериться с картой. Остальные с неприятными предчувствиями осматривали местность и постепенно трезвели.

Вокруг были одни голые холмы, усыпанные мелкими белыми камнями. Изъеденный временем известняк действительно напоминал кости, оставшиеся после какой-то древней битвы. Потрескавшиеся скалы, сухие ущелья, выгоревшая неподвижная трава. Настоящая пустыня в одном дне пути от ближайшей деревни.

На втором холме подымался огромный старый дуб с гигантской кроной. Сочная зелень его листвы была единственным живым пятном в этой белой пустоши. Дуб казался здесь таким необыкновенным и невероятным, что все смотрели только на него.