Андрей Гуляшки - Новеллы и повести. Том 1

Павел кинулся к большой палатке. Его люди столпились у входа, дрожа от ночной прохлады и ужаса. Кто-то зажег лампу, и все увидели небольшую гадюку, тихонько выползающую из постели Кирчо. Цыган бросился к змее и каблуком раздавил ей голову, но остальные все же не решались вернуться в палатку.

Павел стал их ругать: и сетки не натянуты как нужно, и вообще, что это за мужчины, которые дрожат при виде жалкого змееныша. Люди молчали и только оглядывались. По их расширенным зрачкам Павел понял, что они тоже слыхали жуткие звуки, разносимые ветром по холмам.

— Не зря это место называют Джендем-баир! — заметил Панайот, у которого от ужаса перехватило горло.

— Эта змея не простая! — сказал кто-то другой.

Молодцы с пристани глядели друг на друга беспомощно, как испуганные дети. Турок был сам не свой. Лишь цыган начал окуривать палатку табаком и укреплять сетки. Он-то и сказал Павлу:

— Не дело это, начальник, отделяться!

Павел тут же перенес свой спальный мешок в большую палатку. Это до некоторой степени их успокоило. Ветер почти утих, страшные звуки смолкли, и измученные усталостью люди заснули один за другим.

Только тут Павел вспомнил о старике и тихонько выбрался наружу. Стадо было спокойно, из хижины не доносилось ни звука. Но Павел почему-то был уверен, что старик не спит, что он не мог не слышать поднявшегося шума и не видеть всей этой сутолоки и, может быть, заранее ждал, когда подует ветер и изъеденные временем камни заговорят человеческими голосами, застонут и захохочут, чтобы и самому посмеяться над пришельцами. Он так и подумал, что старику непременно надо было посмеяться над ними.

По небу проносились метеоры, где-то далеко за горизонтом угадывалось воображаемое сияние города, маняще темнели ущелья, и разбросанные повсюду, похожие на кости камни светились чуть уловимым, почти фосфоресцирующим светом. Стояла полнейшая тишина, и вся эта история с дьявольскими звуками казалась теперь нелепой выдумкой. Молодой геолог выкурил сигарету и вернулся к своим людям. Позже, вспоминая об этой ночи, он говорил: «Тогда я понял, что старик прав, что ему совсем не трудно быть правым».

Когда геологи проснулись, солнце давно уже встало, кошара была пуста, а стада и след простыл. Кое-как умылись у родничка, закусили и отправились на место, откуда надо было начать картирование. Каждый тащил инструменты и разные вспомогательные приборы. Уже с утра чувствовалось, что день будет жаркий, но ни один не мог себе представить, какое пекло их ожидает. Вокруг было совсем голо и только все те же белые камни поблескивали на сгоревшей траве.

Начали замерять расстояния, забили колышки, и землекопы вонзили кирки в твердую почву. Надо было прорыть траншею шириной около метра и длиной около тридцати метров. С настоящей профессиональной хваткой Павел объяснил людям, кто чем должен заниматься, и техник Кирчо взялся за дело. Сам Павел начал обследовать скалы. По его позднейшим докладам, они были довольно интересны и принадлежали к группе карбонатных скал. Часты были выходы мраморов, слепящие своим блеском.

Где-то среди этих скал Павел увидел мраморную фигуру, напоминающую человека, которая произвела на него сильное впечатление. Он подумал, что это сама природа изваяла ее с фантастическим умением, потому что подобные случаи известны. А потом выяснилось, что это дед Йордо еще при жизни пытался приготовить себе надгробный памятник.

Жара усиливалась, казалось, само солнце все непреодолимее приближается к земле. К половине одиннадцатого камни начали жечь ноги. Воздух тоже постепенно накалялся, высасывая влагу из легких. Люди работали все мучительнее, медленнее и все чаще поглядывали на видневшуюся вдалеке вершину дуба. Еще через час раскаленные камни прожгли резиновые подошвы их тапок, к железным ломам стало невозможно прикоснуться, губы затвердели, и ни у кого больше не было сил продолжать работу. В это время Павел, уже успевший собрать с помощью своего молотка необходимые пробы, заметил, что люди оставили траншею и направились к дубу. Он пошел за ними, нагнал, но не сказал ничего. Жара была, действительно, так ужасна, что ничего говорить было нельзя. Павел видел, что от ночной бессонницы и этого полуденного пекла у людей появились определенные намерения, видел, как взгляды их шарят вокруг, словно бы в поисках чего-то очень важного и значительного, видел, как пустыня опустошила их лица. Вряд ли Павел пытался хоть как-нибудь повлиять на дух своих людей. В этом он тоже усматривал своего рода насилие над ходом вещей. Скорей он рассчитывал на обратное — трудности вызовут у людей желание им сопротивляться, как это было с ним самим.

«Природа вела себя, как женщина, — писал он Коко, — и потому нужно было выдержать! Ведь, знаешь, все зависит от того, как себя настроишь!»

Тогда, в тот первый день все спрятались в спасительной тени дуба и время от времени бегали к роднику обливаться студеной водой. К обеду старик пригнал в тень и свое стадо. Полдничали вместе в полном согласии, овцы и люди, люди и овцы. Дед Йордо сидел в сторонке, покуривал трубку и время от времени снисходительно поглядывал на геологов. Желания говорить с ними он явно не испытывал. Может быть, он смотрел на них как на неинтересных случайных прохожих, вроде тех, что были здесь раньше, и тех, что придут потом. От других партий дед уже узнал все, что было любопытного в геологической профессии, знал, в чем состоит задача, и расспрашивать их ему уже было не о чем. Вместо этого он начал старательно очищать спины животных от репейников и колючек. Семь человек видели, с какой нежной улыбкой старик чистит своих овец. Тогда-то Павел и разглядел его руки. Огромные потрескавшиеся пальцы, несмываемая грязь и расплющенные, как у каменщика, ногти.

— Эй, дед, как ты тут живешь? — спросил Панайот.

Старик засмеялся и сразу же ответил:

— А очень хорошо. Летом коплю тепло на зиму, зимой — холод на лето!

Потом постелил на землю свою торбу, лег на бок и тихо уснул.

После обеда жара стала еще более невыносимой. Даже в тени дуба было трудно ее выдерживать, не говоря уже о работе на открытом месте. И, наверное, поэтому Павел не стал настаивать на возвращении в траншею. Павел надеялся, что, когда жара спадет, люди расшевелятся. Напрасно. Для них вопрос уже был решен.

Когда старик Йордо снова увел стадо вниз к ущельям, где еще можно было встретить одну-другую травинку, Павел встал, взял свой молоток и отправился на объект. За ним пошел только техник Кирчо.

Представляю себе эту картину. Идут двое и время от времени оборачиваются, чтобы взглянуть, не следует ли за ними еще кто-нибудь из тех, под дубом, и не видят никого. Все продолжали лежать так, как их оставили.