Андрей Гуляшки - Новеллы и повести. Том 1

— Он еще не вернулся. Нет ни его машины, ни Митонкиной.

— Как бы с ними чего не случилось.

Посланец пожал плечами.

— Ну что ж, дело ясное, товарищи! Предлагаю принимать решение без него! Вещественное доказательство налицо!

Бай Захарий взял со стола гаечный ключ и повертел его перед собой.

— Но ведь он никем не уличен? Ни одна же не пришла и не заявила, что пострадала от парня! — возразил председатель сельсовета Витко. — Он вправе будет подать на нас в народный суд за оскорбление личности. Прошли времена, когда без доказательств и следствия осуждали людей. Сейчас с нас за такое решение строго спросят. Потребуют доказательств, а у нас, кроме слухов, ничего нет.

— В таких делах не может быть доказательств! — отрезал бай Захарий. — Доказательство у нас одно — то, что женщины наши отказываются выходить на работу в поле. Налетит на них, как ястреб, сгребет и так далее…

— Да ты не слушай баб! Они тебе говорят одно, между собой — другое, а перед ним, может, сами хвостом вертят!

— Как же мне их не слушать, когда ко мне уже официально с этим обратились?! Ни свет ни заря прибегает Ценда и заявляет: «Если не обуздаете этого жеребца, ноги моей в поле не будет» — и так далее.

— Ха-ха! А ей-то чего беспокоиться? Сама-то она давно отцвела, да и то пустоцветом.

Что верно, то верно — молодость Ценды уже давно прошла. Была она слишком разборчивой невестой, у всех парней находила недостатки — этот такой, а тот — этакий… Перебирала, перебирала женихов да так и осталась в девках. «Ну и мужики пошли нынче!» — говаривала она и безнадежно махала рукой. «А бабы?» — с насмешкой отвечали ей.

— Товарищи, это же не такой простой вопрос! — заявил Котко; он выступал от молодежи. — Мы тоже говорили с Кыно. А он послушал нас, зевнул по привычке и отвечает: «А что мне делать, если они сами ко мне пристают, липнут, как мухи на мед! Ну, как мне быть?» В самом деле, что тут ему скажешь?

Все рассмеялись, вогнав Котко в краску.

Тогда опять слово взял Витко.

— Комсомол прав. У девчат слабы тормоза. Что делать — парни бегут из села. На одного мужика у нас теперь пятеро баб приходится.

— Так что — нам теперь гарем у себя устраивать? — недовольно перебил его бай Захарий. — На многоженство перейдем?

— Не о том речь! Женщин у нас полно, а мужей у них нет… Да разве так можно! Замужние бабы живут, как вдовы. Это ж просто казнь египетская, а не жизнь! Женщина у нас работает наравне с мужчиной, а потому свобода в ее отношениях с ним — дело естественное. Даже если муж с нею. Но раз она его не любит… Это дело тонкое, братцы! — с усмешкой закончил Витко.

Витко был мужик видный, в самом расцвете сил, и, хотя ему приходилось держать себя в рамках, поскольку он был носителем власти в селе, поговаривали, правда, не так, как про Кыно, что сердце у него любвеобильное.

— Ясно. Защищаешь его, потому что и сам слаб по этой части!.. А ну, погаси цигарку! — накинулся на него бай Захарий.

Когда-то он состоял в Обществе трезвости, был даже его казначеем, и до сего времени в рот не брал спиртного, не курил сам и не выносил, когда курили другие.

— Ах, да! Я и позабыл, что тут во всем руководствуются правилами Общества трезвости! — не без ехидства заметил Витко и скомкал сигарету, которую уже было зажал в зубах, как музыкант мундштук кларнета. — Тогда давайте разберемся: мы что — в школьном кружке этого общества состоим? По его нормам будем судить и относительно любви? Сам знаешь, бай Захарий, новая жизнь давно смела это бытовое сектантство!

— Наш крестьянин вообще человек трезвый и скромный. Он знает дом и свою жену, а крестьянка — своего мужа. И это ты называешь сектантством?!

— Ты не упрощай, пожалуйста! Сейчас уже все не так, как было: муж привязан к дому, жена к мужу… Свобода внесла перемены и в любовь. Нынче не пишут длинных писем, не ухаживают и не обхаживают годами. Теперь влюбляются быстро, с первого взгляда, без долгих слов, от одного прикосновения…

— Знаем мы эту скороспелую любовь. Сойдутся, никого не спросясь, два-три месяца поживут и расходятся в разные стороны. А через какое-то время, глядишь, в яслях еще одна безотцовщина появляется. Так это по-твоему и есть новая любовь?

— Такие вещи никто не оправдывает. Но как с ними бороться? Не постановлениями же? Это тебе не повышение удоев!

— Уж не собираешься ли ты стать адвокатом Кыно?

— Вовсе нет, но я за справедливость. Если будет доказано, что Кыно насильничал, бесчестил, обманывал налево и направо женщин, я первый подниму руку за то, чтоб его наказали! Но если все происходило добровольно, чего ж тогда его судить и наказывать? А что если, как говорит Котко, они сами хотели этого? Не полоумный же он, чтоб сказать им: «Нет. Не имею права! Не могу вам сослужить службу!..»

Председатель кооператива оказался в затруднительном положении. Ведь и в самом деле ясности тут не было никакой. Когда кто-нибудь из женщин жаловался ему на Кыно и поднимал шум, он предлагал: «Хорошо, напиши заявление!» или же: «Приходи вечером в контору и скажи об этом при всех». Услышав это, посетительница либо тотчас уходила, присмирев, либо возмущалась: «Ты за кого меня принимаешь? Что я им скажу, ведь у меня с ним ничего не было!» — «Хорошо, тогда скажи, с кем у него было?» — «Как же я могу сказать, ежели я сама этого не видела? Люди говорят». И председателю оставалось только разводить руками.

— Ну ладно, Витко, — сказал он примирительно. — Но конец всем этим делам надо же положить! Мы ведь будем судить согласно нашим убеждениям, по-товарищески.

— Судить по-товарищески не означает судить предубежденно, по настроению. И наказывать надо за действительно совершенные проступки!

— Все село стоном стонет от этого Кыно, словно от волка лютого, а ты говоришь «предубежденно»! — снова начал яриться председатель. — Общественное мнение — это не предубеждение. Ты сам, Витко, знаешь — складывается оно не враз. Но уж как сложится — от него не отмахнешься, оно как печать на лбу. Об этом-то и речь. Вот такая черная печать и на нашем Кыно. Потому мы его и будем судить. По-товарищески. Пока не поздно, пока его наши бабы не поймают и не пристукнут какой железякой… Скажи мне и ты, Котко, раз тебе кажется, что Кыно можно оправдать. Ты парень правдивый, честный, скажи, почему этот ключ сперва нашли в развороченной копне, потом — в сене на дне кузова его грузовика?

Защитники Кыно молчали.

— Надо все же дождаться его, пусть сам объяснит! — сказал кто-то из членов правления.

— Мы для этого его и звали, а он вот не пришел — думает мы с ним шутки шутить собираемся. Нечего его ждать! Предлагаю выдворить из нашего села. Есть немало и кооперативов, и государственных хозяйств, и автобаз — работу найдет. Пусть другие с ним помучаются, а с нас хватит! Нечего позорить наше село. Кооператив наш почти сплошь женский, и терпеть больше этого жеребца здесь нельзя, — строго заключил бай Захарий.