Глеб Черкасов - Как мы не стали бандой

Стас регулярно привозил на дачу гостинцы и консервы для отцовских зверей. Еще один раз на даче «забылись» три бутылки виски. Это получилось удачно. Когда после смерти отца он разбирал дом, все они были початы весьма основательно. Линькович-младший взял их домой и делал по глотку в дни рождения родителей и в дни их смерти.

— Фамилия еще какая-то странная…

— Это псевдоним. Прадеда твоего отца арестовали в середине тридцатых, и его сын отрекся от «врага народа», взял псевдоним в честь любимого поэта, женился, родил твоего деда, ушел на войну и погиб честь по чести. Похоронка вроде как родительский грех отмолила. Жене о своей семье толком ничего не рассказывал. В середине пятидесятых годов, когда началась реабилитация, она пыталась узнать, какая настоящая фамилия, но расспрашивать оказалось некого. Было известно, что у деда была еще сестра старшая, родила мальчика, кажется, а потом ее выслали куда-то, концов опять же не найти. Хотя имя у него было редкое, очень необычное, пытались по нему, но где уж там.

— Отчество Владиленович оттуда же?

— Обычное для тех времен имя.

Отчество явно с чем-то ассоциировалось, но тут принесли ужин. Стас спросил еще коньяку. Он вспомнил прадеда, которого видел только на портрете в гостиной и фотографиях в книгах о войне. Его активно поминали в своих мемуарах прославленные маршалы: «Дивизия, которой командовал товарищ Линькович, заняла свои позиции», — а вот каким он был человеком, не было ни слова.

От деда и бабки остались две фотки — на упоминания в монографиях они не навоевали. А может быть, предок внучки воевал рядом с его дедом, оба они погибли, может быть, в одном бою. Стас пил редко, но сегодня коньяк шел.

— Ты сказала отцу, что хочешь поменять фамилию?

— Ба, не начинай.

— Ну когда-то надо, ведь невозможно всю жизнь скрывать.

— Так он уже знает, сначала орал, потом сказал, что деньги давать не будет, я сказала, чтобы он эти деньги себе в толстую жопу засунул. Бабуль, не плачь.

Тут несколько порций коньяка взяли верх над Стасом. Сквозь приятную дрему он дал себе слово обязательно познакомиться с соседками. А у младшей такой приятный голос. «Писькой пошерудил», вот стерва…

— Просыпайтесь, мы прилетели.

Стас с некоторым недоумением посмотрел на стюардессу.

— Просыпайтесь, мы в Москве, нам уже пора эконом-класс выпускать.

Линькович кивнул головой, вскочил, оглянулся, махнул взглядом по пустым сиденьям.

Подхватив сумку и выдав стюардессе привычные сто долларов на чай, он быстро зашагал по рукаву, надеясь догнать бабушку и внучку. Но тут зазвонил телефон. «Феодосий — тоже ведь редкое имя», — подумал Стас и пошел чуть медленнее, чтоб говорить не на бегу.

Петр Кислицын

(РОССИЯ — КАМЕРУН, 0:0)

— Пап, с тобой тренер хочет поговорить, ты завтра сможешь?

Пете очень нравилось, что сын занимается спортом и не абы каким, а хоккеем, и не просто гоняет шайбу, а еще тафгай команды. Когда мог, ходил на матч.

Однажды они с родителями одноклубников чуть не подрались с родней детей из другой команды. В другой раз Петя стукнул в подтрибунном помещении поганца судью, несправедливо удалившего Игоря Петровича.

Мир стоил пятихатку грина за моральный ущерб. Петя пожалел, что ударил слабо, за эти деньги можно было б и покалечить чутка.

В отличие от отца, Кислицын самый младший неплохо учился в школе. В одиннадцать лет он твердо заявил, что если из него не выйдет хоккеиста, станет врачом. Родители похвалили ребенка за рвение, но все же сочли, что, скорее всего, получается спортсмен во втором поколении.

Вот теперь и надо было решать. Тренер, в пересказе Игоря Петровича, говорил о том, что если играть всерьез, то надо подписывать контракт. Если нет, то тренер, конечно, из команды не гонит, но и смысла особого топтать лед не видит.

Разговаривать поехал Петя. По дороге он пытался понять, к чему сын склоняется сам. И поражался тому, какой Игорь Петрович умный.

— Если расшибусь всерьез через пару лет, то буду в полной жопе, ни образования, ни бабок. Но и врачом, раньше, чем к тридцати, ничего не заработаю, нет однозначного ответа.

Петя хорошо помнил, что в возрасте Игоря Петровича думал о том, как бы подраться, купит ли мать новые треники взамен порванных и пойдет ли Анька из соседнего подъезда погулять в брюках или юбке — последнее обстоятельство показывало отношение девочки к кавалерам…

Тренер и потенциальный агент могли бы уговорить Усаму Бен Ладена сфотографироваться с флагом США.

— У нас в стране дефицит защитников, особенно таких бойцовых, как Игорь, его дорога в команду мастеров будет легче, чем у многих, — пел агент.

— Парень, ты же хочешь быть чемпионом, так будь им, только потом меня не забывай, — подпевал тренер.

— Ну и раз ты держишь клюшку в руках, то наверняка мечтал об НХЛ, так вот до нее рукой подать, последнее усилие сделать, — заходил слева агент.

— Иначе что — пыхтеть в магазине грузчиком за зарплату, — долбил тренер.

Петю убеждали, что семья не будет знать горя и сможет наконец зажить по-человечески.

— За границей хоть раз были? Ну вот, скатаетесь всерьез и на полную халяву, — медом мазал агент.

— Уверен, что вы будете гордиться своим сыном, — поливал молоком и киселем тренер.

Под конец Кислицыным вручили проект договора и визитку конторы, в которой работал агент. Попросили связаться побыстрей. Визитку Петр прочитал очень внимательно и аккуратно положил в карман.

К машине шли молча. Петя старался не курить при сыне, но сейчас сдерживать себя не стал.

Игорь начал первым.

— Пап, я знаю, что с деньгами сейчас у нас не очень хорошо, не так, как раньше, но ты сможешь оплатить репетитора?

Петя изумленно посмотрел на сына.

— У меня плохо с физикой, а ее в мед надо сдавать, я даже и человека нашел, с которым заниматься надо, с ним Лара из параллельного класса занимается, репетитор не против группы.

Петя прикурил сигарету от сигареты:

— Ты забил на хоккей?

— Почему, — удивился сын, — всегда с ребятами поиграть можно, ну и на коммерческие всякие игры зовут, бывает. Я не ходил пока, тренер запрещал, но теперь, наверное, я сам решу, куда ходить, а куда нет.

Они уже сели в машину и медленно выруливали с парковки.

— С репетиторами мы разберемся, и с деньгами, так кассовый разрыв случился, но чего ты так, — Петя не мог поверить в свое счастье.

— Агент — говнюк какой-то скользкий, вежливый, упихивает круто, но глаза как у гондона. Они Васе Похвалову, который на три года старше, так же пели, а сломал он спину, так никто в больницу не приехал, тот же агент был, запомнил я его, так что я в доктора, ты же не против?

Пете хотелось открыть шампанское, жаль, под рукой не было: