Дитер Нолль - Киппенберг

Да, какое-то время я чувствовал себя чертовски одиноким. Больше того, никогда мне не было так одиноко, никогда у меня не было так гадко на душе, как сейчас, под взглядами моих сотрудников, которые доверяли мне. Но я еще раз справился с охватившей меня слабостью, преодолел чувство вины и презрения к самому себе за то, что не двинул тогда Кортнера по роже. Ведь каждый из этих людей знал, что я ничего не могу им предложить, никакого выхода, ни намека на идею. Они и не ждали от меня какого-то гениального фокуса. Они хотели только одного: чтобы я поддерживал в них оптимизм. И пока я оставался с ними, да еще в качестве руководителя рабочей группы, я обязан сделать так, чтобы это желание было удовлетворено. И пусть у меня рыльце в пушку и, возможно, я ничем не лучше Кортнера: у меня еще достаточно стойкости, чтобы и самому не впасть в отчаяние, и другим внушить:

— Только без паники! Мы в конце концов это одолеем. Просто смешно! — И, подмигнув, я добавил: — Вроде бы.

Потом я дал указание Шнайдеру повторить эксперимент с разными количествами исходного вещества и независимо от технического решения вместе с Харрой прохронометрировать весь процесс, прежде всего исследовать стехиометрию промежуточных реакций. Больше экспериментов, больше данных и, самое главное, возможно более точный учет всех погрешностей.

— В общем, давайте думайте, — сказал я. — А я в любом случае еду в Тюрингию. Кстати, — произнес я под конец, — если мы когда-нибудь снова, как сегодня, зайдем в тупик, придется придумывать что-то вроде бомбуса!

— Как? — спросил Харра. — Что?

— А что это такое бомбус? — подхватил Шнайдер.

— Bombus terrestris, — сказал я. — Шмель. Физики, — выдумывал я на ходу, — доказали, что он вообще не может летать. Размеры туловища, сопротивление воздуха, амплитуда и частота взмахов его крыльев — если все это учесть, то получается, что ни подъемной силы, ни тяги недостаточно, то есть эти твари в смысле теории абсолютно неверно сконструированы! А летать все равно летают.

— Да уж, это каждому ребенку известно, вот так!

— Вроде бы, — сказал Хадриан, — в общем шмели о этим справились, но наверняка каждому в отдельности это дается с большим трудом!

Ну вот, что и требовалось доказать! — подумал я, когда все стали расходиться. Босков попрощался, добавив:

— Увидимся позже у меня.

Харра явно почувствовал новый прилив энергии, позвонил Леману, который ждал его в машинном зале, и распорядился:

— Нужно еще раз провести контрольные вычисления, вот так.

Хадриан, выпуская клубы сизого дыма, обсуждал со Шнайдером размещение аппаратуры в завтрашнем эксперименте. Юнгман крайне деловито твердил:

— Мне еще нужно к завтрашнему дню технологическую схему… и тепловой поток определить…

— Главное — спокойствие! — сказал я. — В принципе все идет по плану. Первые шаги всегда немного сбивчивы, но, когда я вернусь из Тюрингии, все встанет на свои моста.

На самом деле я совсем не был уверен, что мне удастся заполучить доктора Папста в партнеры.

Нужно было обдумать и другие варианты, во всяком случае, настроен я был отнюдь не оптимистически. Но я знал, что, если человек захочет, всегда и во всех случаях выход найдется. А хотеть человек должен всегда — это вошло мне в плоть и кровь.

Когда в половине шестого я вез фрау Дегенхард домой, то от усталости совершил две типичные для водителя ошибки: неправильно переключил скорость и слишком резко затормозил на покрытой льдом улице, так, что машина — к счастью, это произошло не на магистрали — завертелась волчком. И снова пришлось мне выслушать от испуганной фрау Дегенхард, что раньше я водил машину гораздо лучше.

— Вам все равно придется минуту подождать, — сказала она. — Ради того, чтобы мои дети остались целы, я поставлю вас на ноги чашкой кофе.

Наверху, в дегенхардовской квартире, я вытащил из кармана пальто две обещанные модельки старых машин и вручил их мальчикам. Оба поблагодарили, но, к моему удивлению, только старший Михаэль был явно обрадован. Прочитав названия машин: «Packard Landaulet 1912… Maxwell Roadster 1911», он протянул брату руку ладонью вверх и заявил:

— Гони полмарки!

— Ах вот оно что?! — ухмыльнулся я.

Фрау Дегенхард сердито выговаривала Михаэлю:

— Разве я тебе не объясняла, что неблагородно спорить с маленьким братом на деньги?

Но Томас запротестовал: он ни за что не хотел, чтобы его считали маленьким. А я сказал:

— Похвально, во всяком случае, что ты верил в мою честность!

— Да вовсе нет! — ответил Михаэль. — Мы оба не верили, что вы сдержите слово, но я рискнул!

Я посмотрел на Клаудию. Она держалась в сторонке и помалкивала.

— К сожалению, у меня было всего две машинки, иначе и тебе бы досталась, — сказал я. — Но ты ведь любишь читать?

Она кивнула.

Я вытащил из кармана книжку издательства «Инзель», которую выбрал утром второпях и не успел даже завернуть. Клаудия взяла ее и, взглянув еще раз на машинки братьев, прочла заглавие «Кукольное представление о докторе Фаусте» и с довольным видом кивнула. Но, открыв книгу, спросила, нахмурившись:

— А почему тут написано «Шарлотта Ланквиц»?

— Это прежняя фамилия моей жены, — объяснил я. — Книга принадлежит ей, но я думаю, что она ничего не будет иметь против, если я ее тебе подарю.

— А кто это доктор Фауст? — спросила она.

Фрау Дегенхард вошла с подносом и прервала наш разговор.

— Чемодан уложен? А портфели на завтра? Михаэль, проверь еще раз! И одеваться! Шарф не забудьте и перчатки.

Когда я вслед за фрау Дегенхард шел в комнату, я услыхал, как мальчики ссорились из-за машинок.

Мы уселись в кресла друг против друга, как в прошлый вечер; я с удовольствием выпил крепкий кофе и заметно взбодрился. Теперь, когда я пришел в себя, трудный рабочий день с его делами и заботами показался мне сном, прервавшим мой вчерашний разговор с этой женщиной.

Фрау Дегенхард сказала:

— У них есть номер в гостинице неподалеку.

Эта фраза прозвучала вроде, бы без всякой связи и тем не менее была неслучайной, она являлась как бы продолжением разговора.

— Там, в горах, два часа снегопада — и мне уже от дядюшки Папста не выбраться, — ответил я. — Ну что, вы теперь почти сообщница, и как, не облезла позолота с прежнего идола?

Что-то вроде усмешки появилось на лице фрау Дегенхард, но она сразу же ее согнала.

— Вам виднее, как поступать, — и прибавила с нажимом: — это с одной стороны! — Она взялась за кофейник: — Тут еще хватит на одну чашку.

— Спасибо, с удовольствием, — поблагодарил я и протянул чашку. Отпивая глоток, я взглянул на нее: — А с другой стороны?

Закурив и откинувшись в кресле, она заговорила вполголоса, не так бойко, как обычно, а словно думая вслух: