Дитер Нолль - Киппенберг

— Полностью и совершенно, — ответил я.

И, кивнув на прощание, направился к двери. Но тут пришли в себя остальные:

— Постойте…

— Но вы же не можете сейчас просто взять и убежать!

Секретарь парткома махнул мне рукой и сказал:

— Доктор Киппенберг совершенно прав! Нам и вправду стоит сначала выяснить несколько принципиальных вопросов. Если мы в самом деле попросим вас завтра еще раз…

— И просить не надо, — ответил я.

— В десять часов вас устраивает?

Устраивает. Выходя, я услышал, как заговорили все разом. Когда я снова оказался на улице, солнце уже скрылось за горами. Подмораживало. Прежде чем пойти к машине, я оглянулся, словно меня кто-то мог ждать здесь. Но больше всего мне хотелось сейчас побыть в одиночестве. Чтобы многое обдумать и решить. В последнее время все сошлось одно к одному, и кто знает, что мне еще предстояло. В сумерках я медленно ехал по горной дороге. У меня было такое чувство, словно мне предстоит какая-то дальняя поездка, перед которой надо еще разобрать много старого хлама. Хотелось, чтобы это было уже позади.

Приехав в гостиницу, я улегся спать еще раньше, чем накануне. Лежа в темноте, я ожидал, что снова, как вчера, погружусь в размышления о себе, своей жизни, но ничего подобного не произошло. Все мои мысли были направлены на завтрашнее утро, на доктора Папста и его сотрудников. Я знал, что убедил их. И все должно завершиться успешно.

Хотя на следующий день совещание затянулось почти до вечера, утром, когда я появился на фабрике, принципиальное решение было уже принято.

— Мы все пришли к выводу, — сказал Папст после того, как я сел, — что нам следует отказаться от роли пассивных наблюдателей и активно включиться в разработку вашего метода.

Я лишь одобрительно кивнул. То, что сказал доктор Папст, значительно превзошло мои ожидания. Однако я почему-то не чувствовал себя победителем, как в среду у шефа, откуда-то возникла тревога, хотя для нее вроде тоже не было никаких оснований.

Потом мы несколько часов работали над проектом соглашения, которое должно было узаконить нашу будущую совместную деятельность. Такое связывающее обе стороны соглашение, учитывая определенный риск и возможные трудности, было также и в наших интересах. Что же касается деталей, то тут нам понадобилось много времени, чтобы привести наши подчас разные интересы к общему знаменателю взаимной выгоды.

Глас — как и вчера сидевший рядом со мной, — как технолог, несмотря на свою молодость, достаточно часто сталкивался, особенно в процессе реконструкции предприятия, с теми трудностями, которые неизбежно возникают при внедрении новых методов и установок. Его никак нельзя было убедить в том, что мы в течение шести недель сможем создать работающую полупромышленную установку с автоматическим управлением и регулированием. Папст и все остальные соглашались с ним, подчеркивая, что у меня нет практического опыта. С этим я не спорил, но снова и снова возвращался к тем возможностям, которые дает математика, говорил об успехах, достигнутых, в частности, в ГДР при использовании ЭВМ в решении технологических задач.

— Давайте, — сказал я, — не создавать сейчас дополнительные трудности! Если мы скооперируемся, у нас будет достаточно возможностей учиться друг у друга.

— Но сколько бы мы друг у друга ни учились, — заметил Папст, — от японской установки можно будет отказаться, только если мы предложим вместо нее не просто хороший, а великолепный вариант. Поэтому давайте обсудим подробности нашего соглашения.

В проекте соглашения, который мы постепенно составляли, наш институт брал на себя обязательства в качестве подрядчика совместно с предприятием в возможно более короткие сроки создать производственную установку по методу Харры. Предприятие в свою очередь обязывалось финансировать установку и по мере надобности, исходя из своих возможностей направлять в Берлин в наше распоряжение технологов, поставлять нам все необходимое. Далее Папст выразил желание, чтобы наши химики консультировали их во время пробных пусков некоторых из строящихся здесь, на фабрике, новых установок, а также чтобы наш отдел апробации помог определить качество продукции после пробного пуска этих установок и, если потребуется, дать новые отзывы. Это означало, что в обмен на технологов мы должны отправлять за тридевять земель наших химиков и фармакологов. И наконец, доктор Папст с крайней педантичностью зафиксировал целый ряд незначительных деталей, вплоть до суммы командировочных денег.

Мы не были уверены, отвечает ли наше соглашение требованиям юристов. Папст сказал, что выяснит эти вопросы с юристом из объединения народных предприятий и — предположительно в четверг — снова приедет в Берлин для подписания соглашения и постарается оттянуть на возможно более долгий срок принятие решения об импорте установки.

Открытым остался вопрос об экспериментальном цехе для опытного реактора. У Папста, правда, имелся небольшой экспериментальный цех, но, не говоря уже о том рас-стоянии, которое нас разделяло, в нем сейчас шли реконструкционные работы. А о ситуации на берлинских химических предприятиях Папст ничего сказать не мог. Это была моя забота, без сомнения сильно омрачавшая мое радостное настроение.

Когда мы наконец закончили, никто из нас не счел, по-видимому, этот момент подходящим для того, чтобы отметить наш договор бутылкой шампанского. Может быть, это лучше сделать после окончательного подписания соглашения. Но у всех нас возникло ощущение, что мы, возможно, совершенно по-новому делили между собой ответственность в решении общих задач.

Когда мы прощались, все были настроены бодро и оптимистически. Я сказал Папсту, что хочу как можно скорее вернуться в Берлин. Он вполне меня понял, однако настоял на том, чтобы я у него поужинал. Поэтому мне удалось выехать только в девять часов вечера.

Когда в понедельник в два часа ночи я добрался к себе домой, мне больше всего хотелось, не раздеваясь, броситься на кровать и заснуть, но я был так вымотан и в таком беспокойстве, что меня потянуло к телефону. От вахтера я узнал, что в воскресенье работали до ночи. Шнайдер, Босков, Хадриан, Харра и Мерк ушли домой незадолго до полуночи. В старом здании, сказал он, еще горит свет, там хадриановские химики, кроме того, работает машина, Леман и все остальные еще в институте.

Я попросил соединить меня с машинным залом. Операторша ответила, что Леман лег спать. Машина работает. «Считает что-то длинное». Больше она ничего не знала. Ей было поручено следить за пультом управления и разбудить Лемана, как только печатающее устройство начнет выдавать результаты. Кстати, Юнгман тоже еще в институте и время от времени заглядывает на машину. Я позвонил в старое здание. Там Юнгман вместе с электронщиком из измерительной лаборатории монтировали датчики в аппаратуру для эксперимента. Я попросил Юнгмана передать на машину и в отдел химии, что, если потребуется, меня можно разбудить, но я собираюсь — и пусть это скажут Боскову — приехать завтра в институт попозже, часам к десяти.