Алан Камминг - Волшебная сказка Томми

Мы рассмеялись, но как-то невесело.

Господи, какой там период пертурбаций! Вся моя жизнь — одна сплошная пертурбация. Непреходящий разлад и разгром. Есть в ней хоть что-то стабильное и постоянное?! Впрочем, да. Есть. Вот она, рядом. Сейди.

Мы решили, что самое лучшее, что можно сделать в сложившейся ситуации, это принять вместе ванну, успокоиться, собраться с мыслями, потом плотно и вкусно позавтракать, а потом составить ПЛАН.

В кризисные периоды мы с Сейди всегда принимаем ванну. В смысле — вместе. Вдвоем.

Мы обсудили вчерашний вечер, и нашу ссору, и все события последних дней, и Сейди сказала, что она — нерадивый друг и что надо было тащить меня в ванну гораздо раньше.

Мне было так хорошо лежать в теплой воде, положив голову Сейди на грудь, и наблюдать за мелкими капельками воды, разлетавшимися во все стороны, когда Сейди проводила рукой по моим жестким коротким волосам.

— Тебе очень плохо, да? — тихо спросила она.

— Да, — сказал я послушно. Мне было незачем врать. И от этого признания мне стало легче. Действительно легче. — Но сегодня мне уже лучше. Это, наверное, из-за вчерашнего. Вчера столько всего случилось, и столько всего было сказано. Когда тебя что-то пугает, когда тебе по-настоящему страшно, надо просто рассказать обо всем этом людям, которых любишь, и тогда твои страхи не то чтобы исчезнут совсем, но уже перестанут казаться такими ужасными и безысходными, правильно? — Я снова пытался найти объяснение своему новому, более жизнерадостному настроению и очень надеялся, что оно все-таки обоснованно.

— Нет, солнце. Неправильно. Страх не бывает большим или маленьким. Он либо есть, либо его нет совсем. Но если он есть, то чем дольше ты будешь молчать и копить его в себе, тем труднее тебе будет избавиться от него потом. Надеюсь, этот урок ты усвоил, мой маленький Том-стер?

— Да.

Мы замолчали на пару минут. Я закрыл глаза, а когда снова открыл, до меня вдруг дошло, что я лежу, уткнувшись носом прямо в Сейдину левую сиську. Забавно, что мы совершенно не замечаем таких вещей, потому что для нас это нормально, а потом что-то переключается в голове (для этого надо быть чуточку не в себе, или вот как сейчас: просто закрыть и открыть глаза), и внезапно тебя прошибает мысль, как странно и чуть ли не по-извращенски все это смотрится со стороны, с точки зрения человека, который нас не понимает. Но ведь это особенность всех отношений, правда? То есть таких отношений, которые по-настоящему близкие. Снаружи их не понять.

— У тебя просто роскошные сиськи, — сонно пробормотал я.

— Спасибо, милый.

— Хотя я не знаю, что будет дальше, и даже не представляю, что делать... насчет ребенка, ну и вообще... все-таки я понимаю, что у меня сейчас кризис, и это хороший знак, правда? — спросил я, снова встревожившись.

— Да, солнце. Это уже первый шаг.

Уф! Слава Богу! Когда Сейди так говорит, и особенно — в ванне, я знаю, что это правда.

И тут я вспомнил, что собирался ее расспросить о возвращении Сатурна. Ничего нового Сейди мне не сказала, но подтвердила, что да, где-то в районе тридцатника (и потом еще раз, уже после сорока) в жизни каждого человека наступает такой период, когда у него происходит критическая переоценка ценностей, и он либо что-то меняет в жизни, либо просто вносит какие-то коррективы, и это нормально, потому что такое бывает со всеми. Это «прописано» в гороскопе и обязательно произойдет, независимо от твоего желания или нежелания. Собственно, это вполне очевидно и без посредничества астрологии. Когда тебе исполняется тридцать — это и вправду серьезно. Как будто ты объявляешь: ну вот, теперь я взрослый. По-настоящему, взаправду. Даже если я веду себя инфантильно и покупаю себе куклы Бритни Спирс, я уже взрослый тридцатилетний дядька, и знаю, какой я на самом деле, и принимаю себя как есть, и вполне этим доволен. А если кому-то не нравится, это уже не моя проблема. И вчера был действительно значимый день: что-то типа ускоренных курсов по предмету «Познай себя и прими таким, какой ты есть». Я прошел этот курс интенсивного обучения, и, наверное, поэтому мне стало легче. Обстоятельства не изменились. Изменилось мое к ним отношение.

— Знаешь что, Сейди?

Она уже вышла из ванной и теперь вытиралась, а я все еще нежился в теплой воде. -Что?

— У меня все нормально.

— Да, Томми. Да.

У меня на глаза навернулись слезы.

— И у тебя тоже.

— Спасибо, солнце. Я знаю. — Она подошла и обняла меня крепко-крепко.

Я вжался лицом в ее пышную грудь и прошептал:

— Может быть, я легкомысленный и несерьезный, и вообще редкостный раздолбай, и зациклен на собственных удовольствиях, и я мечтаю о чем-то таком, что скорее всего никогда не сбудется, но это тоже нормально.

— Да, Томми. Это нормально. Я тоже мечтаю о чем-то таком, что скорее всего никогда не сбудется.

Мне сразу вспомнился наш кокаиновый гон в баре при театре и лицо Сейди, когда она говорила о том, что хочет ребенка.

Сейди не отпускала меня очень долго. В конце концов мне пришлось отстраниться самому — иначе я бы задохнулся. Я мельком взглянул на свое отражение в зеркале. Лицо у меня было красным, с легким лиловым отливом.

— Да, у нас все нормально, — сказала Сейди, возвращая нас обоих на грешную землю. — За тем исключением, что теперь мы бездомные.

Черт, а я напрочь об этом забыл!

За завтраком в «Cafe Ole» на Аппер-стрит (сосиски, омлет, фасоль и двойная картошка фри) мы решили, что самое лучшее, что можно сделать, это не паниковать, обсудить все с Бобби сегодня вечером и приступить к поискам новой квартиры, причем предпринять первую вылазку по агентствам уже в эту субботу. Надо заранее настроиться на то, что мы вряд ли найдем что-то похожее на нашу теперешнюю квартиру по такой же подходящей цене. За последние несколько лет цены на аренду жилья в Ислингтоне выросли на порядок. Наш хозяин жил в Брайтоне и поэтому не знал, что теперь этот район стал престижным, а значит, и дорогим, и когда он в последний раз поднимал нам арендную плату, это было вполне приемлемо. Он мог бы запросить больше, гораздо больше. И запросил бы, наверное, если бы был в курсе. Хотя, может, он и не хотел. Может быть, он действительно был славным дядькой.

Нам очень нравилась эта квартира. После колледжа мы с Сейди сменили несколько мест обитания разной степени убогости, но только в этой квартире впервые почувствовали себя дома. К тому времени, когда мы въехали в эту квартиру, у нас уже появились какие-то деньги, потому что мы оба работали на «нормальных работах», а вместе с деньгами образовалась возможность обставить наш новый дом именно так, как нам всегда и хотелось — но не моглось по причине хронических финансовых затруднений. Это действительно был новый дом. Наш первый дом в качестве взрослых людей. Я имею в виду — настоящий дом. Мы содрали с пола ковролин, взяли в прокате шлифовальную машину и отшлифовали паркет (из-за всей этой пыли у меня был приступ астмы — ах, память, память). Мы повесили деревянные полки — не эти дерьмовые дешевые секции с металлическими держателями, которые вбиваются в стену, и полки можно повесить на любой высоте, о нет! — мы заранее продумали, что мы расставим на каждой полке и как все будет смотреться в целом, и уже исходя из этого развесили нормальные полки. Помнится, мы ужасно гордились собой. Типа как мы шикарно живем.