Алан Камминг - Волшебная сказка Томми

Другие мальчишки кричали и обзывались, потому что боялись Фреда. Потому что он думает, а не играет, как все, и забыл про свой мяч, и мяч выкатился на дорогу. Фред улыбался, и это бесило их еще больше. Но он все равно улыбался — все шире и шире. Теперь он знал, что в отличие от всех остальных ему нечего бояться.

Как ни странно, я замечательно выспался. В первый раз за последние две-три недели. Даже при том, что я спал на диване в гостиной — на том самом диване, которому наши друзья единодушно присвоили звание самого неудобного спального места в Лондоне. Мол, такое количество регулярно взбиваемых подушек мало способствует здоровому крепкому сну. Спать надо на жестком. Собственно, я не спорю. Но у нас нет другого дивана.

И еще одна странность: если принять во внимание, в каком состоянии я засыпал, мне было совсем не так плохо, как можно было бы ожидать.

Что-то переменилось.

Я поднялся с дивана, встал у окна и принялся размышлять, глядя на дряхлых пенсионеров, торчавших в окнах многоквартирного дома напротив и таращившихся на меня (видимо, за неимением других занятий). Так что же изменилось?

Сейди и Бобби по-прежнему на меня злятся? Да, скорее всего. Вряд ли что-то изменилось со вчерашнего вечера.

Может, они потом пожалели, что обошлись со мной так сурово. Может быть, они далее попросят прощения. Но вполне очевидно, что вечером в воскресенье, когда я пойду к Индии, они не дадут мне с собой чистый носовой платок и пятерку на карамельки. Значит, это не то.

Я еще не передумал встречаться с Индией? Нет, не передумал. То есть по этому пункту никаких изменений нет. Разве что в желтом сиянии утра предстоящая встреча казалась уже не такой зловещей, какой представлялась вчера, в холодном мерцании ночи. Значит, дело не в этом.

Я не жалею о том, что у нас было с Чарли? Нет, ни капельки не жалею. На самом деле я даже рад, что все так получилось, хотите — верьте, хотите — нет. У меня словно гора с плеч свалилась. Его вспышка ярости многое прояснила, заставила меня задуматься и высказаться о том, что так сильно меня беспокоило и угнетало. Причем мне почти не пришлось ничего говорить. Все самое главное я сказал не словами, а телом. Ха-ха. Вчера у нас с Чарли многое прояснилось. И для меня все сложилось как нельзя лучше. Потому что меня это мучило уже давно, но я сам никогда бы, наверное, не решился поднять эту тему. А так ситуация разрешилась сама собой. И что изменилось? Мы с Чарли будем встречаться. Так же, как раньше. Только теперь, когда все прояснилось, можно уже не терзаться тревожными мыслями, что кто-то из нас (я) в скором времени бросит другого, от чего будет плохо и больно и мне, и ему, и, самое главное, Финну. В общем, мы успокоились на этот счет. А в остальном все осталось как прежде. Видите? Принимать на себя обязательства — это не так уж и страшно. Плюс к тому я отлично потрахался.

Мне по-прежнему хочется ребенка? Э... Да. Мне по-прежнему хочется ребенка. Хотя сегодня это желание уже не кажется мне таким странным. Сегодня оно не внушает ужас и не повергает меня в уныние от ощущения катастрофической безысходности. И я, кажется, знаю почему. Я озвучил его перед Сейди и Бобби, и они не сказали, что все это — бред сумасшедшего и что меня надо срочно лечить. Хотя с другой стороны, мы ведь так и не поговорили на эту тему. То есть мы начали говорить, а потом разговор перешел на другие больные темы, и я психанул и повел себя как истеричный подросток, принялся грохать бутылкой о стол, кричать, что «это моя жизнь», заливаться слезами и сотрясаться в рыданиях. А дальше мы заговорили об Индии, и все остальное стало уже неактуально. Образно выражаясь, на все фронты опустилась дымовая завеса по имени Индия. Так что и в данном вопросе у нас сохраняется статус-кво.

Так в чем же дело? Я проснулся не то чтобы в радужном настроении, но мне все-таки не так паршиво, как было в последнее время. Это уже что-то новенькое. По всей видимости, сегодняшняя относительная бодрость духа объясняется тем, что я вчера хорошо поужинал. На самом деле это был всего-навсего бутерброд с сыром, но по сравнению с тем, как я ел в эти последние дни, бутерброд с сыром можно считать пищей обильной и сытной. Плюс к тому я почти не пил, не принимал никаких наркотиков и (Да! Вот оно!) как следует выплакался. Это всегда помогает. На душе сразу становится легче.

Неужели все так просто?! Слезы прочистили мне глаза, и мир предстал в розовом цвете? То есть не то чтобы полностью в розовом, но хотя бы уже с розоватым оттенком. И почему моя жизнь так упорно мне напоминает плохой телефильм?

* * *

Мои размышления прервал шум на лестнице. Это Бобби спускался вниз. Ему уже было пора на работу. Я быстренько лег на диван и закрыл глаза. После вчерашнего мне было страшно общаться с Бобби. Кто его знает, как он себя поведет. А мне не хотелось, чтобы это новое чувство неожиданной и удивительной легкости испарилось так скоро.

Я слышал, как он проходит через гостиную. А потом я услышал, как он тихо выдохнул «Ой», когда увидел меня на диване.

—Томми, что ты здесь делаешь? — спросил он шепотом. Я открыл глаза и посмотрел на него. Он вроде как улыбнулся.

— Ты показательный большой ребенок.

— В каком смысле? — Я протер глаза, делая вид, что вот только сейчас проснулся.

— Нарочно остался в гостиной, чтобы уж наверняка плохо спать. Может, тебе и власяницу выдать? Или, может быть, господина заинтересуют прищепки на соски? Могу поспособствовать.

— Бобстер, ты чудо! — Я поднялся с дивана и бросился Бобби на шею. — Я тебя обожаю. Да, я знаю, что я свинья. Я даже не отрицаю. Но обещаю исправиться. И все будет классно. Кстати, сегодня я спал замечательно, и мне уже лучше, намного лучше. Спасибо за бутерброд с сыром.

— Да не за что. Знаешь, Томми, вчера ты меня напугал. — Он посмотрел на меня очень серьезно. — Ты того... Береги себя.

— Да, буду. Я сейчас хорошо позавтракаю и приму витамины.

— Я не об этом. — Он понимающе улыбнулся. Я улыбнулся в ответ. Улыбкой из серии: да, я все понимаю, но не будем заострять внимания.

— Ну, все. Я пошел, — сказал Бобби.

— До вечера, — сказал я. — Может, сходим в «Попстарз»?

«Попстарз» — это такой вроде как гейский клуб, где играют альтернативную музыку и где собираются люди... похожие на меня.

— Может, сегодня тебе не надо никуда ходить? — С тем он и ушел.

Я не то чтобы обиделся, но это «не надо никуда ходить» неприятно меня задело.

Да, я часто куда-то хожу. Но что в этом такого? Я молод, свободен, ничем не связан — ну, вроде как. И стремительно приближаюсь к... тридцатнику.

Блин! Ну конечно! И как я раньше не сообразил?! Теперь понятно, почему я такой возбудимый и нервный. Через месяц-другой мне исполнится тридцать. Сейди, помнится, говорила, что в этом возрасте у всех рвет крышу. Это связано с астрологическим циклом. Сатурн вновь восходит в каком-то там определяющем доме, его влияние активизируется. В астрологии это называется возвращением Сатурна. Да, все правильно. Теперь вспомнил. Одно время Сейди увлекалась такими вещами, и она говорила, что такое бывает у всех: где-то в районе тридцатника Сатурн занимает центральное положение в гороскопе, и в связи с этим у человека происходит полная переоценка ценностей, пересмотр жизненных ориентиров и вообще переломный момент. Период... как там она говорила?