Юрий Подопригора - Я знаю, как тебе помочь!

Она выходит, совершенно другая, почти неузнаваемая. На голове тюрбаном пестрый платок, широченные шаровары, кеды. Точно в пять.

И лишь спустя несколько минут я вспоминаю про свой «день молчания», но уже поздно, да и какое это имеет значение — наша беседа совершенно на другом уровне, тут слов не жалко. Тем не менее, стараюсь больше слушать, чем говорить — мне интересна ее жизнь, ее мысли, мне нравится ее хриплый глубокий голос, ее мрачноватое чувство юмора, ее откровенность, ее глубокая убежденность в своем пути.

Перед спектаклем прогулялись по набережной, затем присели на летней террасе ближайшего кафе.

— …Я за рулем с пятнадцати лет, по Архангельску на тюнингованном «Марке» гоняла, пока не разбила в хлам…

— …Понятно же, что политика — в чистом виде манипуляция общественным сознанием. В академии госслужбы нас этим технологиям специально учили…

— …Мне он как-то шепнул: «Я буду в каждом мужчине, который будет с тобой». Я тебе вчера говорила, что люблю его?..

— …Спать с женатым — значит портить карму. Я в этом уверена…

— …Нет, у буддистов запретов нет, ни на алкоголь, ни на что другое. Буддизм вообще с запретами дела не имеет. Хотя, ты можешь испросить у ламы индивидуальный запрет-послушание, и он тебе будет дарован. Но нарушить такой запрет — хуже не придумаешь…

— …Тебе надо обязательно получить благословение ламы, раз такое счастье, что ОН в твой город приедет. Приходи на церемонию открытия ступы!..

Спектакль оказался халтурной антрепризой. Представление окончено, выходим в сумерки. Внезапно наваливается усталость: то ли недосып, то ли передозировка впечатлений. Лада закуривает. Я догадываюсь, она ждет какого-то продолжения, но мы едем к ее дому и прощаемся.

Уже в постели я понимаю, что мы снова не обменялись телефонами.

***

Потом что-то изменилось. Пару дней было некогда ей — с утра до поздней ночи на объекте, возведение ступы отстало от графика. Потом — некогда мне, уже и не помню, отчего именно. Как-то вечером я подвозил ее с товарищами из буддийского центра, часов в одиннадцать, они только освободились. Почему-то я не предложил даже по чашке кофе в ближайшем заведении.

В город прибыл Оле Нидал. На церемонию открытия ступы я как-то не собрался. Лада перестала отвечать на сообщения. Но информация о публичной встрече с мировой знаменитостью до меня все-таки дошла.

И вот фойе «Комбашки», бывшего заводского Дома культуры, где сейчас проходят концерты третьесортных музыкантов и местной лиги КВН. Огромная очередь за билетами. Люди со всей Сибири, со всей страны, они специально ехали и летели сюда ради этой встречи. Я вижу несколько знакомых, очень неожиданные люди в этой обстановке. Они меня не замечают, вот и славно.

Кто все эти люди? Секта? Вроде, нет. Открытые, приветливые — но в пределах естественного. Доброжелательные, но без экзальтации. Свободно, небрежно одетые. Обилие браслетов, ленточек на запястьях, ожерелий, головных повязок — вполне ожидаемый стиль.

А вот и первые ласточки фанатизма. Картина маслом — молодой мужчина с лихорадочно-восторженным взглядом идет по рядам. Повторяет снова и снова: «Друзья! Мы решили ламе сделать подарок — машинку для стрижки волос. Она стоит шесть тысяч. Давайте скинемся кто сколько может!». На слове «лама» он почтительно придыхает и слегка кланяется. Братия охотно вбрасывает в общее дело по паре сотен.

Внезапно — знакомое лицо. Миша, мой коллега, работает в правобережном филиале. Несколько раз заявки от него обрабатывал, но лично почти не пересекались. Бесцветный, полный, одутловатый, с вечно недовольной физиономией, он выглядит в этом зале посторонним.

Миша тоже замечает меня, я киваю. Вместо приветствия он прячет лицо, начинает метаться и скрывается в толпе. Неожиданная реакция. Да и фиг с ним.

Периодически в переполненном душном зале активисты берут мегафон. «Иркутяне! Мы взяли билеты в плацкарт, отправляемся в четыре утра, не забудьте!» Оказывается, они следуют за своим лидером организованными группами, следующая встреча с ламой послезавтра в Новосибирске, все, кто может, перемещается туда.

С Ладой осталось недосказанное, невысказанное. Понятно: мы, лишь соприкоснувшись, уже разошлись. Вот-вот она уедет обратно в Архангельск, и мы вряд ли еще увидимся. Мне просто хочется улыбнуться ей на прощание и поблагодарить. За что именно — не знаю.

***

Это еще хорошо, что я сидячее место в зале успел занять. Народ располагается в проходах, на коленях друг у друга. Меняются местами, перелезая через ряды. Бегают за водой, душно же, покупают сразу на себя и друзей. Шутят, переговариваются в голос. Закрываю глаза — пространство гудит, пчелиный рой.

Вдруг весь зал вскакивает, взмывает, подрывается, исходит аплодисментами. На сцене появляется пожилой сутулый человек. Коротко стрижен, просто одет. Лицо… лицо как лицо, интеллектуальное, проницательное, ничего сверхъестественного. Ему почтительно пододвигают кресло, подносят чай.

Без всякой вступительной части он предлагает задавать вопросы. Я слегка разочарован, я ожидал каких-то мыслей, откровений, знаний. Такое ощущение, как в студенчестве, когда лектор абсолютно не готов, и поэтому закатил внеплановую контрольную, не отменять же занятие.

О, да, так и есть. Вопросы один чуднее другого. Ни один из них не остался в памяти, кроме последнего, который застрял в этой самой памяти даже слишком крепко.

Появляется Лада. Она пришла с подругой, в каком-то космическом брючном костюме, при макияже, яркая, совершенно неотразимая. Я держал для нее место рядом с собой — ценой неимоверных усилий, кругом стояли, сидели друг на друге, но она перестала отвечать на сообщения, а когда возникла, сразу двинулась в передний ряд. Там, как оказалось, для нее тоже занимали.

Сияющая, красивая, великолепная, Лада не сводила глаз со сцены, и, казалось, получала оттуда какую-то ответную реакцию, заметную только очень проницательному наблюдателю. Да, в этом раскладе моя карта точно лишняя. Но попрощаться по-человечески, конечно, все равно надо.

Душно, скучно, полтора часа одно да потому, пора бы двигать на воздух. И вот, когда я уже в проходе, тот самый вопрос. «Дорогой Лама, а как такое могло получиться, что Ханна умерла рано, и даже Кармапа — скончался от рака в страшных мучениях? Неужели понимание дхармы не облегчило их земной путь? Как они могли не спастись?»

Я присаживаюсь в проходе. Слева от меня молодая и красивая мамаша кормит грудью младенца. Справа целуются.

Ханна была женой Оле Нидала, «Мать буддизма». Рак легких. Шестнадцатый Кармапа — один из предыдущих великих лам. Тоже рак. Преемник Будды, очередное воплощение его бессмертной души, избежав всяческих гонений и опасностей, умер в госпитале Чикаго — тупо и буднично. Почему же учение его не спасло? Где же его просветленная мудрость?