Владимир Киршин - Дед Пихто

— Что-то не так?

— Нет, нет, всё великолепно. Просто я... голоден.

— Да? Я сейчас. Потерпи минутку, хорошо? У Игоря сегодня гости, я зажарила антрекоты. Как ты находишь Игоря?

— Пока никак.

— У тебя правда всё хорошо?

— Да, всё великолепно.

Она умчалась к антрекотам, а Калачов встал, сказал себе: «В сорок лет ума нет — и не будет», — пошёл осматривать Катюшину мастерскую.

Побродил вдоль стен, ничего не видя, потрогал какую-то вещицу. Застонал: «Боже, неужели это на всю жизнь?!».

— Как вы сказали? — обернулся к нему любезный молодой человек с эспаньолкой.

— Нет, нет... это я так... медитирую.

— Не буду мешать.

«Первым напьётся», — с неожиданной злобой подумал про любезного Калачов.

Когда позвали за стол, он отправился в ванную мыть руки. Долго купал ладони под краном, с любопытством оглядываясь по сторонам и вдыхая запах мыла. Потом вдруг сбросил с себя одежду и встал под душ.

Вышел к столу блестящий от влаги, гладко причёсанный. Там наливали уже по второй, все галдели, любезный был ещё трезв. Калачов напал на антрекот.

Потом все ушли курить. Катюша налила Калачову суп, он и его метнул. Она ему — добавки, он и добавку. Тогда она налила ему водки и велела:

— Теперь рассказывай.

Калачов медленно повернул голову к окну и произнёс, печально глядя вдаль:

— Мечта. Сокровенная мечта каждого идиота — чтобы его выслушали. Чтобы нашёлся где-то дом, где ему дадут супу, водки и скажут: «Ну, теперь рассказывай». И выслушают, не перебивая, его историю. И — всё. И ничего не надо больше.

Калачов хлопнул водки и воскликнул:

— А что, давай откроем в Москве “Центр выслушивания историй”! На коммерческой основе: хочешь облегчиться — плати! Разбогатеем. Психологический фон в столице улучшится. Под это дело правительство субсидию даст — соглашайся!

Катюша молчала. Калачов повесил голову:

— Извини.

Стали возвращаться гости. «Вам возвращая ваш вам-вам...». Калачов ушёл на балкон. Скоро к нему пришла Катюша — что-то на балконе поправила, села напротив.

— Знаешь, — сказала она, — ты для меня всегда был небожителем, богом.

— Я?!

Калачов оторопел.

—Да. Ты всегда был недоступен, закрыт для смертных.

— Я открыт и изъезжен, как Америка!

— Об этом лучше спроси меня. Ты знаешь как кто? Ты — тибетский лама на скале.

— Я Чебурашка! Я Винни-Пух! Я Крошка Енот—погладь меня! — страдальчески выкрикнул Калачов. — Я Барби...

Катюша смеялась весело и звонко.

Они помолчали.

— Давай я напишу тебе ответ на твою открытку, — предложил Калачов. — Прямо сейчас! Давай! Я оформлю её лучше всех твоих...

— Я знаю. Ты оформишь её лучше всех. Я очень надеялась на твой ответ. Но я не могла его заказывать: немота Рыбки — специфика проекта.

Калачова поцарапала «специфика», но он не возразил, поник послушно:

— Понимаю.

— Да и... нужен почтовый штемпель.

— Ах, штемпель... Нуда, тебе нужен штемпель.

— Такой жанр.

— Ну так я вышлю открытку тебе из Берлина — хочешь? Вот с таким штемпелем!

— Ты летишь в Берлин? —заинтересовалась Катюша.

— Да. Завтра.

— Я ничего не заказываю.

— Я всё понял: немота Рыбки.

Она улыбнулась и ушла к гостям.

Калачов зажмурился и слегка стукнул головой о стену. Стена была колючей. Калачов вздохнул и пошёл в туалет.

Из туалета навстречу ему выпорхнула девица с остановки — кажется, Арина, да, Арина, — уже косая.

— Мущина, когда мы с вами поговорим о судьбе?

— Я ещё не выкурил свою последнюю сигарету.

Туалет не запомнился. Снова комната. В комнате кипит концептуальная дискуссия:

— Тут тебе не там!

— А ты купи слона!

— Тут тебе не там!

— А ты купи слона, чё ты.

— Тут тебе не там! — кричит бывший любезный молодой человек с эспаньолкой на лице, теперь он растрёпан и пьян отменно. — Тут тебе не там!

Слона ему насмешливо рекомендует грузный старикан в майке с портретом леопарда на животе. Он вертит в руках блестящие наручники и обсуждает с бородатым Игорем их дизайн и эргономику.

Игорь — безнадёжный интеллектуал, назад ему хода

нет.

А вот Калачову — есть: и назад, и вперёд, и вбок — Калачов свободен. Он может позволить себе роль клоуна, а этот ваш Игорь — никогда. Жизнь Игоря — труба: только вперёд. Свою неволю он будет называть целеустремлённостью. Катюшу жалко.

Катюша счастлива. Ей кажется, что Калачов присоединился к гостям. Она обманывается. Калачов осушает чарку за чаркой, смеётся, что-то говорит —а сам чувствует себя ламой на скале. Хуже — отцом Фёдором, устремившимся за колбасой и позорно застрявшим.

Прибыл спасатель — лысый хиппи Серж. Ну правда: действительно —хиппи, но волосы вылезли напрочь — такая вот подлянка со стороны обожаемой природы. Драма.

Серж, как положено —обкуренный, сразу направился к Калачову, безошибочно чуя ауру «буддиста» (и именно в кавычках — т.е. облажавшегося).

Калачов тоже издалека оценил нового гостя. Запел форте «Стробэрри Филдс форэва», поднялся навстречу, обнял Сержа, как старого друга: «Ну, как там везер?» — «Файн», — отвечал Серж, даже не пытаясь вспомнить, знакомы ли они. Булькнула водка, потекла неспешная беседа на англо-блатном эсперанто.

Ступенька в сознании, и вот Сержа уже нет нигде, и это неважно.

Люди уходят, люди приходят — работа стоит.

— Что у тебя стоит? — хохочет Арина, да, это — она.

— Что надо.

— А-а, — хохочет ещё пуще. Настроение хорошее.

Они едут в автобусе обнявшись, потому что качает.

Калачова понесло, он чешет ватным языком, не умолкая:

— ...«Вовнутрь открывается» — это хорошо. Сказал Господь Бог и открыл дверь наружу. Нет, у нас в Германии всё не так. У нас — айнунтцванцихь фирунтзипцихь!

— лучше в руке синица, чем под кроватью «утка». Сказал один древний перс. В Персии утки водятся? Смотри — у меня рука к поручню примёрзла! Я вчера был на презентации Джойса, это психиатр известный, он себе обрезание сделал, чтобы смоделировать синдром Ван Гога, не привлекая лишнего внимания. Ну, ты понимаешь. После презентации хожу, мучаюсь в ожидании угощения. Подскакивает какая-то администраторша: «Ну вы едете или нет?!” — мне. Я: «Конечно! Давно пора». Она: «Слава Богу! Хоть один здравомыслящий человек остался», — это она мне говорит. Я сразу подрос на вершок, а она дальше: «Я беру билеты на 22-30. Где все ваши?». Я смотрю на неё вот так. А она: «О Господи, это Голгофа!». Чё к чему? Нет, Аринка, ты можешь мне объяснить? Хватает меня, голодного, суёт в тачку, везёт на Казанский вокзал и сажает в поезд к психитрам. Полный поезд психиатров! Прикинь, какой шизняк они там устроили. Ещё поезд от перрона не отошёл — я уже был сыт, пьян и почти кандидатскую защитил. Как это... Синкопы ассоциативного ряда слаборефлексирующего бомжа в режиме разнузданного гусарства. Овации — еле ушёл. Спрыгнул где-то возле Агрыза. Это какой город?