Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Специальных собачьих игрушек, не считая резинового колечка, щенки не имели (семье было не до жиру). Они таскали по квартире оставшиеся от ремонта паркетные дощечки, грызли ореховый брус, вырубленный для них мужем, подбрасывали и ловили удлинявшимися пастями носки, наполненные шуршащими газетами. Прежде чем съесть, малыши резвились с морковью, листьями капусты и яблоками. А еще они в играх были заняты друг дружкой.

Вечерами и в свободные дни со щенками мечтали побаловаться все члены семьи. Особым спросом пользовалась, конечно же, всеведущая и вездесущая Анфиска — обладательница богатой мимики и манерности, отображавших мельчайшие оттенки ее настроений, желаний и чувств. Девочка была нарасхват. К ней влекло неудержимо: она притягивала к себе необыкновенно сильно, даже страстно.

До всего ей было дело. Например, молодую борзую волновало, что принесли в сумках. По самые уши Анфиса погружала в них голову и носом фасовала покупки, запоминая запахи наиболее вкусненького. Запоминала и воспитанно удалялась. Когда же это вкусненькое подавали на стол, Анфиса возникала как из-под земли. Она, безусловно, получала желаемое.

Девочка караулила меня, лежа в ванной комнате, пока я купалась, — беспокоилась и оберегала.

Когда мы с мамой стирали белье, то, начиная с трехмесячного возраста, Анфиса помогала нам. Из тазика в ванной комнате она осторожно брала зубами постиранную и отжатую вещь и относила ту на лоджию, где, как она запомнила, белье развешивалось хозяевами на веревках для сушки.

Анфисе нравилось держать в пасти веник, но у девочки, к большому ее сожалению, не выходило мести пол. Она мотала головой с зажатой в пасти ручкой веника, стараясь метлой поелозить по полу, но эффекта от такой уборки не наступало. Анфиса расстраивалась: выплевывала веник, раздраженно на него тявкала и уходила, унося разочарование в глубине своих восхитительно умных глаз.

Время пролетало незаметно в наших многочисленных заботах. В конце августа настал момент знакомства щенков с полями. Одним ранним, прохладным утром я и муж взяли на поводки детей и для охраны Сармата.

Исполинское солнце, напоминавшее гигантозавра из древности, могуче и степенно взбиралось за нашими спинами в небо и своими ярко-оранжевыми всполохами озаряло наш путь на запад. Там, в нежаркой неге удалявшегося лета, лениво просыпались и умывались рыжей росой необъятные, желтеющие скошенным сеном и черные, вспаханные, земли. Они — зовущие и манящие — неспешно паровали утренним влажным маревом. И вся эта красота существовала на фоне синего безоблачного неба.

Покладистый и послушный, Наян трусил рысцой за отцом след в след.

Сармат шел с высоко поднятой головой — как же, вел потомство. Он облаивал по пути всех встречных собак, рвался с поводка по делу и без. Одним словом, защищал детей.

Наян не спускал с отца восторженных глаз и все примечал.

Анфиса в дороге шныряла во все стороны и в итоге прошла до полей как минимум не одно, а два расстояния. В процессе передвижения она регулярно косила глазами в сторону папаши, наблюдая за его поведением и выпадами в адрес всех собак подряд: и бродячих, и домашних. В конце концов девочка сама зарычала и ощерилась на дога, появившегося впереди по ходу движения. Поравнявшись же, кинулась к нему, до предела натянув поводок.

От изумления мы с мужем даже остановились. Уж не знаю, на что надеялась Анфиса, но она явно собиралась подраться с этой большой собакой. Нашим окрикам девочка не повиновалась.

Замер и Сармат. Он с недоумением уставился на разъяренную доченьку. Про дога Сармат позабыл.

От беспредельной наглости борзого щенка дог и его хозяин «уронили» нижние челюсти и выкатили из орбит глаза.

Муж сгреб в охапку непослушную и все более свирепеющую Анфиску и понес ее на руках вперед. Она продолжала рычать, вывернув голову и не спуская взгляда с оставшегося позади, растерянного дога.

Нас распирало от смеха. Отойдя на приличествующее расстояние, мы с мужем переглянулись и расхохотались. Лучше смеяться, чем плакать, когда растишь создание, затмевающее отчаянной задиристостью свою, казалось бы, непревзойденную в этом плане мамашу Айну.

В первом, нетронутом человеком поле, куда мы привели щенков, им понравилось. Они восприняли простор равнины, дикие травы и цветы на ней как нечто родное и знакомое. Может быть, образы полей, в которых выросли и проводили досуг их родители, уже успели присниться малышам? Не исключено, так как память предков жила в их генах.

Детки побегали с Сарматом по траве, и он познакомил их с природными запахами, объясняя значение каждого. Малыши внимательно рассматривали и обнюхивали кусты, деревья, травинки и палки вслед за папашей. Дольше всего задержались у небольшой кучки свежих заячьих экскрементов в центре поля. Все трое буквально облепили находку с разных сторон. Застывшие головы борзых низко склонились к земле, а их напрягшиеся задницы задрались высоко к небу.

Сармат первым уткнулся носом в кучку, замер на мгновение, воздел голову в небесную высь и, сомкнув красивые черные ресницы, глубоко задышал полной грудью. Он грезил о звере, бывшем здесь совсем недавно. Сармат знал: если закрыть глаза и глубоко вдыхать воздух с этим запахом, ощутишь непосредственное присутствие потенциальной добычи. И тогда кровь весело заиграет в жилах, закружится от восторга голова, по мышцам понесутся стремительные конвульсии мнимой погони, упоительные судороги поимки сведут челюсти, а клокочущее сердце преисполнится блаженством удавшейся охоты…

Щенки подражали Сармату. Наян долго не открывал глаз, не желая расставаться со счастьем видения, спрятанного под прикрытыми веками. Анфиса использовала для грез единый миг. Она быстро схватывала мечту и жаждала ее исполнения в реальности. Глаза молодой суки резко и широко распахивались, острый взгляд начинал метаться во всех направлениях поля, ушки вскакивали торчком, ноздри жадно раздувались, поглощая вести сплетника-ветра. Тело напрягалось, застывало и вытягивалось в струну. Девочка высматривала, выслушивала и вынюхивала зверя. И она готова была к внезапному броску.

Сармат преподал детям также уроки бега по прямой дистанции, по кругу и искусство беговых разворотов. Он научил их остерегаться препятствий и опасностей, а заодно уметь уклоняться, пару раз подрезав на скорости каждого из щенков. Те кувыркались на полном ходу через головы, отскакивали от вновь несущегося им наперерез — и по их предположению, свихнувшегося — папаши. Все прошло прекрасно!

Но на обратном пути Наян внезапно начал отставать. До дома оставалась еще половина пути, а мальчик лег на землю и жалобно на нас смотрел. Мы ставили его на ноги, но он плакал и снова ложился. Было непонятно, что же с ним вдруг сталось. Супруг на руках донес Наяна до дому.