Иоахим Новотный - Избранная проза

В повести «Последний выход статистов» подобная же деревня увидена глазами молодого драматурга, посредственного писателя и довольно посредственного человека. Он терпит поражение как на театральной сцене, так и — что для Новотного еще важнее — в самой жизни. Его самодовольство не позволяет ему быть вполне искренним, он ведет себя в деревне так, будто разыгрывает какую-то роль; нащупывая больные вопросы, он оказывается не в состоянии найти для них приемлемое решение. Оттого его вмешательство приносит скорее вред, чем пользу.

В результате такой позиции писателя центральный герой, драматург, причисливший, по сути, всех оставшихся жителей деревни к «статистам», безвольным и недееспособным с точки зрения исторической перспективы людям, сам оказывается в еще большей степени «статистом» истории, чем многие жители деревни. Повесть «Последний выход статистов» представляет один из существенных моментов нравственного и эстетического кредо И. Новотного: чтобы правильнее и лучше поступать в настоящем и будущем, нужно постоянно и крепко помнить прошлое; лишь по-настоящему укорененный в свою землю, в свое окружение и свое дело человек может в хитросплетениях жизни находить верные и конкретные решения. Необходимо отметить, что пристальный интерес к прошлому, к истории, развивавшийся у Новотного сначала как бы исподволь, неприметно, с середины семидесятых годов становится уже характерной и неотъемлемой чертой творчества. В романе «Некто по имени Робель» есть целые главы, которые уводят читателя к началу двадцатого и даже в девятнадцатый век, в патриархальное прошлое лужицкой деревни, тогда еще не пострадавшей от бурного натиска буржуазной цивилизации. Водитель самосвала Робель пытается вообразить себе, как жили на этой земле его деды и прадеды, оценить преимущества и недостатки современной «индустриализации» деревни. Интерес Новотного к историческому прошлому, безусловно, отражает и его прозаический пересказ волшебно-мифологического эпоса о Гудрун, помещенный в нашем сборнике.

В 1986 году И. Новотному была присуждена литературная премия Союза свободных немецких профсоюзов «За совокупное литературное творчество, прежде всего за сборник рассказов «Час пастуха». Этот сборник еще раз подтверждает, что Новотный испытывает все возрастающую потребность сопрягать прошлое и настоящее. Рассказы «Короткий путь» и «Где-то недалеко от фронта» целиком построены на материале второй мировой войны, описывают ее «изнутри», из лужицкого «тыла»; рассказы «Час пастуха», «На бабьем дворе», «Танец прошедших лет» и «Душ» рисуют первые послевоенные годы, в них отчетливы автобиографические моменты рабочей юности писателя; исполненный доброго юмора рассказ «Ненастная погода» затрагивает тему рабоче-крестьянских факультетов в ГДР. Три последних рассказа — «По случаю праздника», «Придуманный сон» и «Поездка в город» — строятся ретроспективно: пожилые люди в конкретных житейских ситуациях непроизвольно вспоминают те или иные эпизоды из своей прежней жизни, сопрягая ее с настоящим, и пытаются осмыслить события в более широком историческом контексте. Эти рассказы можно рассматривать как своего рода «заготовки» для большого романа, над которым в настоящее время работает писатель. Они, безусловно, имеют и самостоятельную художественную ценность и отражают некоторые новые качества прозы И. Новотного.

В сравнительно недавно опубликованном гротескном рассказе «Опыт о жерлянке» писатель затрагивает экологическую тему. Он не ограничивается здесь лишь проблемой своей «малой» родины, а ставит вопрос об охране окружающей среды в глобальном масштабе. Современное человечество, занятое тысячью мелких, хотя и конкретных полезных дел, в какой-то степени напоминает экипаж корабля, неудержимо несущегося на подводную скалу, о существовании которой все более или менее знают или догадываются. Но бухгалтерия в порядке, двигатель работает исправно, специалисты уточняют карты подводных течений и рифов, метеорологи ведут журнал погоды, отмечают состояние атмосферы и температуру, все сыты, и даже судовые собаки и кошки накормлены. А корабль тем временем неудержимо движется к катастрофе, о которой все знают или хотя бы догадываются. Что должен делать писатель, вообще человек, сознающий эту ситуацию? На этот вопрос И. Новотный пока ответа не дает.

И. Новотный находится в расцвете творческих сил. В настоящее время он работает над трилогией, посвященной прошлому и настоящему своей «малой» родины. И верится, что, как и прежде, основным ее героем будет человек-труженик. В создании произведений, воплощающих образ нашего современника, человека творческого труда, изображающих действительность социалистического общества в ее непрерывном развитии, и видит свое предназначение И. Новотный.

А. Гугнин

Отчетов такого рода никто не вправе требовать, их пишут только по внутренней необходимости. Поездка, правда, носила чисто служебный характер, однако ее результаты вопиющим образом не соответствуют заданию. То, что должно было вылиться в веселую комедию, обернулось кровавой трагедией. Следствие, правда, еще не окончилось. Вероятно, дело сведется ко все нивелирующей формуле: несчастный случай со смертельным исходом. Действительно, незадолго до трагического конца такое стечение ни от кого уже не зависящих обстоятельств… И ведь можно бы спасти… Но балка была узкая, а парень — не в себе… Всего нескольких сантиметров не хватило между его рукой и рукой, протянутой к нему на помощь. Эти сантиметры могли бы сыграть в протоколах немаловажную роль, фиксируют же в них те роковые пробелы, где всего легче размываются грани юридической ответственности. Тем тяжелее груз ответственности моральной. Я признаю, что непосредственно перед катастрофой ощутил внезапное желание во что бы то ни стало избежать ее. Там, где случилось несчастье, — вот уже и я говорю о несчастном случае — разыгралась своего рода гротескно-трюковая сцена, в ходе которой возможен любой оборот. Я последним вышел на подмостки, ибо я, как горожанин, нуждаюсь в куда более сильной встряске, нежели звук рожка. Большой дом, в котором я обычно торчу целыми днями, находится как раз посередине шумной, забитой транспортом Карлсплац. Электронные крики о помощи стали почти обыденными, они уже не выбивают человека из колеи, он продолжает работать и еще чувствует себя сильным. Работал я и тогда, на хуторе. Конечно, надо знать специфику моей профессии, чтобы счесть работой мои тогдашние стремительные пробежки взад и вперед по бывшей спальне Краутца. Все мои мысли сосредоточились на пьесе. Еще не было написано ни строчки, хотя я уже напал на след идеи, с помощью которой подчиню сценическое действие одному, основополагающему комическому приему, что полностью соответствовало цели моей командировки. Только когда рожок умолк и вращающиеся сигнальные огни отразились в оконном стекле, я окончательно очнулся от того, что до этой минуты считал единственно важным на свете. Я бросился бежать по пологому холму, отделявшему хутор от деревни, и уже на бегу увидел страшные последствия своих усилий. Итак, я увидел Понго на балке, торчавшей из резонансного отверстия колокольни, увидел смертельную глубину под ним и людей, столпившихся возле поваленной ограды, — они неотрывно смотрели вверх; я увидел кордон полиции, пожарные и санитарные машины, увидел, наконец, и себя, уже готового сломать ту невидимую преграду между теми, кто имеет право спасать, и теми, кто его не имеет, в случае, если спасать еще не поздно. Но пожилой полицейский преградил мне дорогу: