Давид Сафир - Баллада о Максе и Амели [litres]

Я не стала тереться о ствол. Вместо этого я сказала Максу:

– Спасибо.

– Ты съела что-то похуже, чем виноград?

Макс был таким простодушным!.. Он, конечно же, видел, что произошло с псом, который находился с ним в одной клетке, но вот что потом произойдет с телом этого пса, ему было неизвестно. Он, по всей видимости, не понял, что пепел, который вылетал из каменной трубы того здания, был пеплом сожженных собак. Он не понял потому, что все произошло очень быстро, или же потому, что попросту не мог себе такого ужаса даже представить? Следовало ли мне ему об этом рассказать? И тем самым напугать его? Нет, будет лучше, если я ему ничего не расскажу. Иначе ему станет сниться кое-что поужаснее того, что снилось раньше.

Макс меня аккуратно обнюхал – не недоверчиво, а озабоченно, потому что я, по всей видимости, показалась ему нездоровой. Но я вообще-то была здорова. Однако кто после всего того, что я пережила, выглядел бы здоровым?

– Нам следовало бы здесь отдохнуть, – предложил Макс.

Я поспешно огляделась по сторонам. Людей нигде не было видно – возможно, потому, что солнце уже садилось. Тем не менее я опасалась, что ловцы собак смогут нас здесь найти.

– Нам нужно уйти подальше, – ответила я.

– Но ты же уже почти выбилась из сил.

– Но те люди…

– Если они смогут найти нас здесь, то они смогут найти нас и в том случае, если мы пройдем еще какое-то небольшое расстояние до наступления темноты.

Мне очень хотелось убежать еще дальше, однако Макс был прав. Я была изнурена. Кроме того, я, пожалуй, осознавала, что в данный момент во всем мире нет места, в котором я чувствовала бы себя в большей безопасности, чем здесь. Поэтому я подошла к какому-то дереву и улеглась в его тени.

– Тебе нужно чего-нибудь попить, – озабоченно сказал Макс.

– Я хочу просто закрыть глаза.

– Я принесу тебе воды, – сказал он и показал мордой на небольшой водоем. Тот был немногим больше лужи. Но меньше, чем ручей. И форма его была неестественно круглой.

– Я схожу к пруду и принесу тебе воды.

Поскольку мне не хотелось выглядеть слабой, я собрала все еще остававшиеся у меня силы, встала и поплелась к водоему, который Макс назвал прудом. Мы стали пить, утоляя жажду и смывая пыль с языков. Однако пепел в моих легких эта вода смыть не могла.

И тут вдруг Макс заметил неподалеку от нас мусорный бак. Этот маленький бак был переполнен, и вокруг него валялись хлеб и фрукты. Макс съел часть валяющегося на земле куска хлеба и крикнул мне:

– Тебе необходимо чего-нибудь поесть. Посмотри-ка, это сыр. Я люблю сыр. Нет ничего лучше сыра. Хозяйка всегда кормила меня сыром, когда все сидели за столом и ужинали. А Лилли считала, что сыр невкусный. Она всегда закрывала себе нос, говорила: «Хм!» – и съеживалась, когда я его ел. Потом она смеялась, и хозяйка всегда давала мне еще кусочек, потому что ей нравилось слушать, как Лилли смеется.

– Завтра, – ответила я, не удостоив сыр даже взглядом.

Я погрызла и проглотила немного травы, чтобы успокоить свой желудок, а затем подошла к дереву, улеглась под ним и посмотрела вверх. Я впервые в жизни смотрела на дерево строго снизу вверх. У этого дерева был прочный ствол, повалить который не смог бы никакой ветер и даже ураган. Между ветвей пробивался оранжевый свет заходящего солнца. Он освещал листочки. Дерево показалось мне таким благожелательным, как будто оно хотело мне сказать: «Я укрою тебя от всех напастей, но при этом ты можешь видеть сквозь мою листву небо».

Я никогда не столкнулась бы ни с чем таким вот прекрасным, если бы не ушла со своей мусорной свалки.

Макс тоже улегся под деревом – лишь чуть-чуть поодаль от меня. Затем он вдруг поднял голову. И хотя он молчал, я почувствовала, что ему понравилось смотреть на листья так же, как и мне.

– Рана!.. – сказал он некоторое время спустя.

– Что?

– Ты – самая отважная собака на свете.

– Что-что?

– Ты решилась пойти к тем клеткам, чтобы меня спасти.

– Ты… – я стала подыскивать слова, – поступил бы так же.

– Не думаю, что у меня хватило бы мужества на что-то подобное, – возразил Макс. – Ты – особенная.

Особенная. Я была такой все то время, когда меня звали Пятном. И когда меня звали Раной. Однако я никогда не была такой в хорошем смысле. Было замечательно, что Макс сейчас считает меня какой-то особенной, пусть даже я сама себя такой не считаю.

И было замечательно чувствовать его запах, который теперь казался мне еще более приятным, чем вчера вечером или сегодня утром. Сейчас, когда Макс лежал неподалеку от меня, от него пахло… ну да, от него пахло жизнью. Почти как от Дьялу в пустыне.

Я глубоко вдохнула его запах. Макс, конечно же, это заметил. Но вместо того, чтобы что-то сказать, он вдохнул мой запах – так, как будто и от меня пахло жизнью. А от меня ведь до сих пор могло пахнуть желудочным соком…

Я чувствовала себя неловко от того, что ко мне принюхиваются, и мне стало стыдно, что от меня так плохо пахнет. Я отвела свою мордочку в сторону от Макса и снова посмотрела на крону дерева.

– Ты… – заговорил было Макс некоторое время спустя, но тут же запнулся и замолчал.

– Что?.. – спросила я, не отводя взгляда от листьев.

Как это, должно быть, здорово – находиться так близко от неба!

– Ты меня недавно назвала каким-то другим именем.

Я отвела взгляд от листьев и посмотрела на пруд.

– Дьялу, – продолжал Макс. – Когда ты произнесла это имя, во мне на очень короткое время что-то проснулось. Это не было воспоминанием. Это было что-то такое, что находилось в глубине меня и о чем я ничего не знаю.

Я молчала, потому что я и самой себе мало что могла объяснить. Тот мой сон, похоже, был чем-то большим, чем сон. Он казался мне чем-то таким, чем казались Максу его сны. По-другому быть уже не могло.

– Тебе тоже приснился такой сон? – спросил Макс. Возможно, он надеялся, что мне приснилось что-то такое же странное, как снилось ему. Тогда он был бы в этом уже не одинок. И не считался бы сумасшедшим. По крайней мере, не был бы одинок в своем сумасшествии. – Приснился, Рана?

– Да, но не такой, как у тебя.

– Не такой?

– Без злого человека.

– Это… – Макс немного подумал. – Это… хорошо.

– Да, хорошо.

– Мы в твоем сне тоже были вместе?

– Да, – ответила я. – Тебя звали Дьялу, а меня – Инала.

– Инала – красивое имя.

– Ну, явно красивее, чем Рана.

– Может, мне теперь называть тебя этим именем?

Я даже растерялась. Взять себе какое-то другое имя вместо того, которое я получила от мамы? Могу ли я так поступить? В первый раз она произнесла его после того, как я утратила глаз, и сказала она это презрительным тоном, которому затем стали подражать мои братья и сестра. Я в тот момент почувствовала к маме ненависть. Впервые в своей жизни. И, пожалуй, лишь сейчас пожалела об этом.