Давид Сафир - Баллада о Максе и Амели [litres]

– Я тебя согрею.

Мне хотелось лишь спать.

– Орхидея!..

Спать всю зиму напролет.

– Рана!.. – позвал он меня по имени, которое было моим на протяжении большей части нашего с ним путешествия.

И уже больше не мерзнуть.

– Рана, ответь мне!

Никогда больше не…

– Рана, проснись!

…не мерзнуть…

– Пожалуйста!

…а летать вместо этого в облаках.

– Мне очень жаль.

Голос у Макса задрожал – задрожал не от холода, а от страха.

– Ты была права – нам следовало остаться в том хлеву. Из-за меня… из-за меня ты умрешь.

То, что и сам он тоже замерзнет насмерть, ему, похоже, в этот момент даже в голову не пришло – я была для него важнее. И он, видимо, тоже был важнее для меня, чем мое желание заснуть и летать затем со своей душой над облаками.

Я заставила себя вернуться в этот мир, поскольку в нем рядом со мной лежал Макс, и приоткрыла глаз.

Он проскулил:

– Мне не следовало вести тебя за собой в эти горы.

Я пообещала, что не буду ему лгать. Поэтому я не могла сказать ему в ответ, что решение отправиться сюда не было ошибочным, и что если мы здесь умрем, его вины в этом не будет. Однако мне все же не хотелось, чтобы он терзался из-за своей ошибки.

– Это просто стечение обстоятельств, – прошептала я.

– Мне следовало тебя послушаться. Мы здесь замерзнем насмерть. Ты здесь замерзнешь насмерть!

Если мы умрем здесь от холода, это не должно стать его последней мыслью.

Синее Перышко помогла мне перестать чувствовать себя виноватой. Значит, теперь и я должна помочь Максу избавиться от чувства вины. Я должна быть для него не только возлюбленной, но и заботливым другом.

– Мне очень жаль!

Его скуление перешло в вой: он стал из последних сил выть, подняв морду к небу. Мне стало жалко, что он так сильно страдает. Я полностью открыла глаз и сказала:

– Без тебя у меня не было бы жизни.

Макс перестал выть, принюхался к моему запаху, который еще не полностью исчез даже на таком холоде, и спросил:

– Что… что ты имеешь в виду?

– Если бы ты не пришел на мусорную свалку, я до сих пор была бы там. И не узнала бы, как выглядит мир. Не узнала бы, что он собой представляет. Не узнала бы, что представляю собой я . Я тебе за это благодарна.

Макс еще сильнее принюхался к моему запаху.

– Уж лучше замерзнуть насмерть здесь с тобой, – продолжала я, – чем жить без тебя.

Он некоторое время помолчал, а затем тихонько сказал:

– Я люблю тебя, Рана.

– Я люблю тебя, Макс.

На эти слова у меня ушли последние силы. Я закрыла глаз и прислушалась к своему сердцу, которое, казалось, билось где-то в стороне – все дальше и дальше от меня. Наконец я уже перестала его слышать. А еще я перестала чувствовать холод и снег, который засыпал нас все больше.

Я увидела Золотой Свет.

Обоими глазами.

У меня их снова было два!

Этот свет был красивым. Теплым. И он затмевал все.

Он был воротами в промежуточный мир.

Перед моим взором мелькает вся моя жизнь. Мы с Максом – Инала и Дьялу. Мы пьем из какого-то водоема. Пьем до тех пор, пока засуха не иссушает его и не прогоняет нас прочь.

Анатьяри убили эти собаки.

Мы – Анук и Энюи. Мы тянем сани по снегу. Мы не только запросто выдерживаем холод – мы ему даже рады.

Я топлю этих собак в ледяной воде.

Мы – Кейлам и Вика. Мы бежим вместе по берегу моря где-то на севере. Девушка, которую так сильно ненавидит друид, подходит к нам. У нее в руках мясо, которым она нас отравит.

Эти собаки лежат мертвые передо мной на листве леса Аокигахара [6] Лес Аокигахара в Японии является популярным местом самоубийств. . Я болтаюсь на веревке. Я – первый человек, наложивший на себя руки в этом лесу.

Мы – Юки и Наруто.

Шива и Самия.

Абеби и Табо.

Мин-хо.

Леонид.

Кьяра.

Мы любим друг друга на ступеньках храма.

На камнях улочек.

На пляже.

Я приношу их в жертву на алтаре.

Закапываю их заживо в могиле.

Душу их на озаренном солнцем поле возле концлагеря.

В каждой нашей жизни мы мечтаем о детенышах.

А я – о ребенке, которого не родила.

Этот свет все сильнее ослеплял меня. Еще чуть-чуть – и я прошмыгну сквозь него в промежуточный мир. Я невольно подумала о кошках, верящих в то, что после появления Золотого Света наступит их время. Они полагают, что лучшая жизнь может наступить только тогда, когда они станут господствовать во всем мире вместо людей. И поскольку они полагают, что это произойдет когда-нибудь в будущем, они не ценят настоящее. Ну что за глупые создания!

Макс вскоре тоже умрет, вслед за мной. Мы с ним расстанемся, потому что каждая душа попадает в промежуточный мир в одиночку. Но мне не хотелось расставаться с Максом. Для меня нет лучшей жизни, чем рядом с ним.

Я закрыла глаза, чтобы больше не видеть Золотой Свет. Мне захотелось снова оказаться в обычном мире, захотелось подняться на ноги, стряхнуть с себя снег, выбраться с Максом из-под куста и найти, шагая сквозь пургу, какой-нибудь хлев или другое убежище, в котором можно было бы перезимовать.

Но этот свет, похоже, проникал сквозь мои веки. Его тепло манило меня в промежуточный мир.

– Иди ко мне, – как будто говорил этот свет, – иди ко мне.

Я сконцентрировала свое внимание на Максе. Мне хотелось ощущать его тепло, чувствовать запах его шерсти, слышать его дыхание. Очень сильно хотелось. Так сильно, что Золотой Свет стал тускнеть, и я и в самом деле начала что-то слышать: бум… бум… бум… Это стучало сердце Макса.

Его сердце стучало все громче и громче. Золотой Свет постепенно слабел, а затем он вообще исчез в темноте. Я снова ощутила возле себя шерсть Макса. Я резко открыла глаз. Я снова лежала в снегу. Под кустом. Возле почти полностью заваленного снегом Макса, который был уже без сознания, но еще дышал.

Мне захотелось встать. Я собрала все свои силы, однако их не хватило даже для того, чтобы продолжать держать свой глаз открытым. Веко стало очень тяжелым. Очень-очень тяжелым. Глаз снова закрылся – на этот раз уже, видимо, навсегда.

Еще немного – и я снова увижу Золотой Свет и навсегда потеряю Макса. Но тут вдруг я почувствовала запах цветов. А еще – запах зарубцевавшейся человеческой кожи.

Было тепло. Я находилась в Золотом Свете? Нет, его тепло было ласковым. А вот это тепло прямо-таки обдавало жаром мое тело сбоку. Означало ли это, что я уже попала в промежуточный мир?

Я услышала потрескивание. Как там, в лесу. Когда он горел. Да и пахло сейчас тоже обуглившейся древесиной. Я в ужасе открыла глаз – он у меня снова был один. Значит, я… я еще не умерла?

Мне захотелось вскочить, но ноги меня не послушались. Они как будто превратились в тоненькие палочки, не способные выдерживать какой-либо вес. Передо мной извивались языки пламени, огороженные камнями. Огонь при этом совсем не казался опасным.