Юрий Ситников - Если у вас нет собаки…

Несчастный случай

Не переставая тосковать по хозяевам, Вилька потихоньку привыкала к новому месту. Прониклась симпатией к Денису Евгеньевичу (выгуливал), была благодарна за заботу Марии Тихоновне (кормила) и полностью доверяла единственному ставшему по-настоящему близким другом существу — Дружу. С Дружем Вилька спала на его просторной подстилке, с Дружем гуляла, играла, даже пила из его глубокой миски. Крохе казалось, что вода там намного вкуснее и прозрачней.

А вот Наташу принять не смогла. Невзлюбила. Если та забегала навестить родителей, Вилька старалась держаться в стороне.

Сегодня Наташа заехала к родителям после работы. Как всегда уставшая, раздосадованная, чем-то недовольная. Вилька прошмыгнула в домик, высунула из оконца носик, втянула воздух, чихнув от терпкого аромата Наташиного парфюма.

— Ой, мамка, — простонала Наташа, стягивая сапоги. — Одной собаки мало вам было, вторую взяли. Спрашивается, зачем?

— Натусь, жалко Вильку было, — ответила из кухни Мария Тихоновна. — Ты макароны по-флотски будешь?

— Буду, мам, буду. Голодная, как волк, пообедать толком не удалось сегодня. Начальница — цербер. Слушай, она меня с ума сведет.

— Привет, Натка, — из гостиной вышел Денис Евгеньевич.

— Здравствуй, пап. — Наташа прошла в ванную комнату, включила воду и крикнула: — Мам, чай мне не наливай, свари кофе. Глаза слипаются.

— Лучше выпить крепкого чая, в нем намного больше кофеина, чем в кофе, — сказал Денис Евгеньевич, заняв место во главе стола.

— Ой, папка, меня крепкий чай не берет, только кофе спасает. Мам, почему полотенце собачатиной пахнет, собаку, что ли, вытирали?

— Да где пахнет, Наташ, не выдумывай. Наташа обнюхала полотенце и швырнула его в корзину с грязным бельем.

— Одной собаки им мало, — повторила она, нахмурив лоб. — Мам, вот ты про жалость все говоришь, а вас с папкой кто пожалеет?

Для всех хорошей не будешь, это невозможно, пойми. Всему миру не поможешь, надо уметь рассчитывать силы. Ты после операции: наклоняться трудно, тяжести поднимать нельзя, а вторую собаку взяли. Ну, пап, где логика?

— Ты просто так заехала ил и по делу? — улыбнулся Денис Евгеньевич.

— На вас посмотреть, — засмеялась Наташа. — Соскучилась. И от своих охота отдохнуть. В доме грязь, как после погрома. Ремонт никогда не кончится. На кухню не зайдешь, плитка у нас в коридоре стоит, готовить, сами понимаете, приходится в экстремальных условиях. Мишка психует, Никитка характер показывает: суп он не будет, пюре не хочет, котлеты надоели. А у меня голова пополам раскалывается. В выходные отдохнуть не удается: рабочие штробят стены, стучат, пилят, режут. Господи! Соседи приходят, жалуются. А что я могу сделать, если мы затеяли этот проклятый ремонт?! Шум им, видите ли, мешает. Когда сами полгода дрелью стены сверлили и молотком долбили — ничего. Что за люди, никакого понятия не имеют.

— Наташ, Новый год у нас встречать будете?

— Не знаю, мам. Никитку точно к вам забросим, а сами… Ленка вроде приглашала, они за городом коттедж на два дня снимают. У вас часов до восьми посидим, а потом, наверное, к ним поедем. У Ленки, мамуль, дела как по маслу. Сначала дед умер, теперь бабка двоюродная на ладан дышит. А родни у бабки кроме Ленки никакой нет. Как дуба даст — квартира в Мытищах…

Денис Евгеньевич кашлянул. Смутившись, Наташа начала оправдываться.

— А чего, пап. Старухе девятый десяток: сердечница, диабетик. Не вечная же она! Ой, иногда сидим с Мишкой вдвоем, и волком выть хочется. У всех бабки-дедки, квартиры оставляют, а мы — как сироты, честное слово. Зло иногда берет!

— Да-а, — протянул Денис Евгеньевич. — Не повезло вам с бабками-дедками. — Голос его стал жестким, холодным.

Мария Тихоновна, заметив перемену в настроении мужа, спешно сказала:

— Денис!

— Мать сиротой росла, — продолжал Денис Евгеньевич, вертя в руках вилку. — Мои родители…

— Денис, перестань.

— Мама в сорок третьем в Ленинграде… двух старших детей потеряла во время блокады. Отец всю войну прошел, Берлин брал, в пятьдесят девятом умер от последствий контузии. За ним следом мама ушла. А мне семь лет. Только семь лет. — Денис Евгеньевич откинулся на спинку стула. — Не было у тебя ни бабушек, ни дедушек. Не от кого подарков ждать.

Наташа вяло ковыряла вилкой в тарелке, не решаясь взглянуть на отца.

— Зачем ты так, папка? — сказала она наконец, устав от тяжелой паузы.

— Как?

— Ты меня неправильно понял.

— Разве?

— Я же не в том смысле… я к слову… Мам, я…

Лай Вильки разрядил обстановку. Мария Тихоновна встала из-за стола, достала из шкафа упаковку сухого корма, а Наташа резко перевела тему разговора.

— Елку в этом году планируете живую покупать или искусственную нарядите?

— Даже не знаю, — Мария Тихоновна пожала плечами. — С живой возни много. В прошлом году по несколько раз в день пылесосила, иголки сильно осыпались. А теперь еще эти гаврики, — она кивнула на уплетающих корм Дружа и Вильку. — Наверное, обойдемся искусственной.

Денис Евгеньевич молчал. Посмотрев исподлобья на отца, Наташа осторожно спросила:

— Пап, ты не сердишься?

— Уже нет.

— Прости меня.

— Есть такие вещи, говоря о которых вслух надо сперва хорошенько думать. Понимаешь?

— Я понимаю, папка, прости.

После ужина, когда Наташа засобиралась домой, Денис Евгеньевич позвал дочь в гостиную.

— На минутку, — сказал он, появившись в дверях.

На столе лежала коробка, внутри — на поролоновой подложке — два ордена и четыре медали. В полиэтиленовом пакете — удостоверения к наградам.

— Все, что осталось от отца, — Денис Евгеньевич покачал на ладони медаль «За взятие Берлина». — Для отца эти награды были всем: его наследием, его жизнью.

— Папка, я не знала, что дед был награжден медалями… О! И два ордена. Надо же! И ты все это сохранил!

— Я обязан их хранить до самого конца. А потом они перейдут Никитке. И он тоже будет их хранить как память, как осколки памяти.

Наташа взяла пакет.

— Можно, пап?

— Смотри.

Во взгляде Наташи сверкали искры восторга. Медали! Настоящие боевые медали и ордена деда-полковника. Да не просто медали, а медали с прилагающимися документами.

— Дорогие, наверное.

— Бесценны.

Наташа слова отца поняла буквально.

— Пап, а скажи, неужели у тебя ни разу не возникало желания их продать? Сейчас многие скупают ордена и медали ветеранов войны. Приличные деньги можно выручить. Мы с Мишкой недавно…

— Пока я жив, — прервал Наташу Денис Евгеньевич, — я не хочу даже слышать об этом.

— Конечно-конечно, папка. Ой, какой все-таки ты молодец. Другой бы давно наплевал на память, заложил бы по дешевке, а ты сохранил. Папулька!

Сегодня был особенный день; день с изюминкой. От каждого угла пахло новизной, в воздухе преобладали сладковато-манящие ароматы праздника, даже старые привычные вещи казались необычайно загадочными, обновленными. Квартира напоминала сказочную шкатулку, которая по мановению волшебной палочки (не иначе, дело рук незримого чародея) начала преображаться.