Юрий Вяземский - Бесов нос. Волки Одина [litres]

– Я не боюсь атеистов, – возразил Сенявин. – Они представляют угрозу для тех людей, которые еще не встали на путь веры или стоят на нем недостаточно твердо. Но я-то человек верующий и давно верующий !

Профессор снова опустошил рюмку и продолжал:

– Кого я действительно опасаюсь, так это разного рода, так сказать, переводчиков ! Они со времен Моисея – если не раньше, чуть ли не с эдемского змия – пытались и пытаются переводить Слово Божие на поганые вавилонские языки. С одной только целью – отвратить народ и народы от Божьего Пути и заставить блуждать по бездуховной пустыне. Они, когда судили Христа, так перевели его слова о Храме, чтобы члены синедриона могли обвинить Иисуса в богохульстве и приговорить к смерти. Когда Он воскрес, они стали якобы переводить его Святые Евангелия и наплодили множество лживых апокрифов. Они своими лжепереводами породили манихейство, павликианство, катарство и другие дуалистические ереси. При Карле Великом они, эти переводчики , извратили принятую на Никейском соборе формулу Триединства и тем самым положили начало самому крупному из церковных расколов. Они, эти сектантствующие переводчики, и нашу Россию много раз пытались переводить с родного языка на язык чужеземный: при Петре Первом – на язык лютеранский, при большевиках – на египетский… Казалось бы, сколько можно издеваться над нашей несчастной страной? Так нет – снова, прости господи, пытаются переводить ! Сочиняют мерзкие анекдоты. Триединство отрывают от христианства. Ревностно верующих людей обзывают фарисеями. Православие пытаются обновить буддизмом! Как на суде над Христом, являются разного рода лжесвидетели. Теперь вот явились свидетели Иоанна !

Сенявин схватил рюмку и тут же поставил ее на место.

– Вы ждете, чтоб я вам сказал: такие, как вы, переводчики или ваш псевдо-Николай Николаевич губят Россию?

Профессор снова поднес рюмку ко рту и снова поставил на место, почти стукнул ею о стол, так что половина содержимого выплеснулась на столешницу.

Встал из-за стола и направился к прихожей.

Но на пороге обернулся и решительно произнес:

– Так нет, не скажу! Не дождетесь! Вместо этого всем пожелаю спокойной ночи!.. Честь имею!

И вышел из зала.

Оставшиеся за столом долгое время молчали.

Драйвер с графином в руках замер возле стула, на котором недавно сидел Профессор, и пожелтевшим взглядом будто сверлил Мите лицо.

Ведущий тоже не отрывал взгляда от Сокольцева и не улыбался. Он лишь один раз пригубил из стакана. На протяжении всего ужина Трулль пил мало и осторожно.

Митя же, как только Сенявин вышел, закашлялся, а потом принялся есть холодное мясо и запивать его пивом из серебряного кубка на высокой витой ноге. Лицо его во время приступа выражало муку, а после – полную сосредоточенность на еде и питье.

Первым нарушил молчание Трулль:

– Вы не обижайтесь на него. Он явно перебрал.

– Это он на меня, наверное, обиделся, – не сразу ответил Митя.

– Вы не переходили на личности, а он перешел. В этом разница, – возразил Ведущий и добавил: – Завтра утром, когда он проспится, я уверен, он у вас попросит прощения.

– Не попросит. Ругаться будет. Потому что не проспится.

– Почему думаешь, не проспится? – спросил Трулль.

– Мирошка ему не даст, – пояснил Петрович.

– Какой Мирошка?

– Я ему говорил. Но он не послушал. А теперь, судя по знакам, Мирошка точно заявится. И не один! Полюбовницу с собой приведет. Он старую недавно выпроводил и новую завел. Они когда… это самое… пол под ними сильно скрипит… А если прежняя вдруг нагрянет, тогда – полная засада! До утра будут выяснять отношения!

– Опять не понял тебя, Петрович, – признался Ведущий.

– Объясняю для непонятливых. Над мельницей – чердак. Туда иногда заявляется Мирошка. Домовой или леший – у нас на Границе это однолососево, и хрен разберешь, кто он на самом деле… И я, говорю, профессора предупреждал. А он: мне, типа, по барабану… Ну, вот теперь пусть с барабаном и спит… Однако не думаю, что получится уснуть-то.

– Интересное кино… А у нас тут тоже кто-то может, как ты говоришь, заявиться ? – спросил Трулль.

– У нас нет чердака, – коротко ответил Петрович.

– Ну, раз нет чердака, то, судя по знакам , надо пользоваться случаем, – объявил Ведущий. – Бргите себя , как говорит один из моих коллег. А я вам скажу: привет границе! И всем желаю спокойной ночи.

С этими словами Трулль встал из-за стола, поклонился Мите, помахал рукой Драйверу и удалился в свою спальную комнату.

Петрович поставил на стол графин с водкой (он все это время держал его в руке) и сел на стул напротив Мити, упершись в него желтым взглядом.

– Ты признал его? – спросил Драйвер.

– Кого?

– Никого не признал?

– А я должен был кого-то признать?

– Так признал или не признал?

– Не знаю. Мне трудно сейчас ответить. – Митя поднял задумчивый взгляд на Драйвера.

– Но ты ведь с утра слышишь голоса? – настаивал Петрович.

– Не с утра… С рисунка… Я и сейчас слышу.

– По-прежнему не понимаешь, о чем говорят?

– Не понимаю.

– Ты их все время слышишь?

– Они не всегда говорят… Но когда начинают говорить… А сейчас я какой-то гул стал слышать.

– Это озеро. Значит, Граница открылась… Давай, выйдем во двор.

– Не хочу. Я что-то устал, – сказал Митя, не отрывая взгляда от Драйвера.

Петрович усмехнулся и сказал, как скомандовал:

– Выйдем, Аркадич! Тебе говорят!

Снаружи была светлая ночь, но не белая, а серая, потому что небо заволокло облаками.

За забором пузырился туман, похожий на пену, которая вытекает из пожарных шлангов, но не такой плотный. Сгустки этой туманной пены перебирались через забор и во дворе сначала растекались по земле, а затем, наползая друг на друга, росли вверх, образуя не то какие-то будто кусты, не то как бы деревья.

– Что ты теперь слышишь? – спросил Петрович.

– Голоса перестал слышать, – отвечал Митя. – И гула не слышу. Слышу, как будто кто-то ходит или бегает у меня над головой. Но там ведь… небо.

– Это тоже от озера… Одни слышат просто гул. Другие – удары, как будто сваи забивают. А ты слышишь топот.

– И когда я теперь говорю… Когда я здесь говорю и тебе отвечаю… Очень смешно… Как будто кто-то повторяет за мной последнее слово из предложения.

– Не ты один переводчик. Когда открывается Рая, то есть, Протока, или Граница, разные переводчики заявляются и начинают повторять за тобой. У нас это называют «разговорами карликов»… А женщину видишь?

– Какую женщину?

– Вон, идет от ворот. В белом платье.

– Не вижу никакой женщины. Вижу, туман клубится. Но он не движется.

– Да. Остановилась теперь… Она лет десять тому утонула в реке. Тело ее не нашли. В озеро утащило… Вот и мыкается.