Саша Саин - Испытания сионского мудреца

«Что ты хочешь от дуры?!» — возмутилась жена. — «Уже ничего, но вначале поверил нашим коллегам, что она может покончить с собой! В этом случае лучше перестараться, чем недоглядеть! Лучше переоценить человека, его качества, чем их недооценить! Теперь ясно, самое простое — это нас уговорить: не мы сволочи!».

«Мина к нам хочет», — объявила жена. — «Будет выпытывать, о чём я разговаривал с Петей. Впусти, всё равно прорвётся!».

«Как отпуск, что новенького? — испытывающе рассматривая нас с женой, выпытывала Мина — наша старая русскоязычная коллега в этой клинике. Мы с женой часто жалели, что и её, как и Матвеевну, допустили в клинику работать. — О чём вы с хером Шнауцером разговаривали?». — «Интересовался, как отпуск провели». — «А ещё о чём…?». — «Больше ни о чём, особенном». — «Ну, понятно, я случайно прошла мимо двери кабинета Кокиш, и мне показалось — послышалось, что господин Шнауцер к вам на “ты” обращался…?! А вы его Петей, даже обозвали…?!». — «Да, он предложил на “ты” перейти». — «Почему…?!». — «Решил, раз мы давно вместе работаем, наверное, поэтому?». «Эх, жаль, что он и ко мне на “ты” не обращается: — Ты — Мина! — не называет», — грустно произнесла Мина. — «Ещё всё впереди». — «Думаете? Кстати, вы уже, наверное, знаете, что он Силку уволил!». — «Да, слышал». — «А я считаю, что она сама виновата! Такого мужчину не оценить! С ним бы любая баба согласилась! А как вам нравится Лариса Матвеевна…? Объявила себя психиатром…». «Но она и работала в Союзе психиатром!» — возмутилась жена. — «Да какая она, к чёрту, извините за выражение, психиатр! Что мы там могли!». — «Вы же тоже оттуда», — осторожно напомнила жена. — «Но я здесь уже давно и сюда раньше её пришла!». «Счастье, что не раньше нас», — не совсем осторожно добавил я. — «Это почему же!». — «Потому что мы бы здесь не работали! Вы бы этого не допустили — трупом, костьми бы легли! Всю свою энергию приложили бы, чтобы нас не допустить, или ещё кого-либо русскоязычного, в особенности, лиц известной национальности!». — «Ой, как вы так можете! — запричитала Мина. — Конечно, я вам благодарна, что за меня тогда слово замолвили, — прослезилась Мина. — Я не против Ларисы Матвеевны, она очень неплохим специалистом оказалась, но напрасно она с Клизман и Пусбас сражается. Они очень симпатичные люди и ко мне хорошо относятся. А Гудрун Пусбас, вообще, прелесть!». «Знаете, что она сказала Ларисе Матвеевне в кабинете у Шнауцера?» — решил я чуть-чуть Минины глаза открыть. «Да, она мне сказала. Я ей даже велела, чтобы она вам пожаловалась. Но она действительно же еврейка!». — «А вы?». — «Я как бы немка! У меня уже два года гражданство!». — «Тогда Лариса Матвеевна ещё больше немка, чем вы! Она вас переплюнула, у неё муж русский немец, и фамилия у неё лучше вашей — Дрисслер по мужу! К тому же, его еще и Клаусом зовут!». — «В общем, всё ясно! Ладно, побегу!» — утерев выкатившуюся слезу, побежала Мина.

«Вот, сволочь!» — поддержала меня жена. «Пойду, и других сволочей на конференции посмотрю!» — решил я. «Смотри, смотри, Мина с Матвеевной уже вместе пошли на конференцию!» — выглянув в окно, сообщила мне жена. «Ну и хорошо, народ надо сплачивать», — решил я.

В воздухе конференции висел траур! «Здравствуйте, доктор», — как никогда приветливо, встретила меня Клизман, однако я никакой любви не отметил на челе Пусбас, но и печати траура на ней тоже не было — даже какое-то сладострастное ожидание.

«Я не в состоянии, доктор, больше так работать! — заплакала Клизман. — Он меня оскорбляет, преследует! Сегодня утром зашёл ко мне в кабинет и назвал бездельницей! Обругал за то, что я на полчаса опоздала, и он будет меня теперь ежедневно контролировать!» — начала конференцию Клизман. «Это ужасно!» — поддержал Клизман трудовой коллектив, кроме «русскоязычных» и Пусбас.

«Скажите, доктор, вы, как известно, — мудрый человек! Что мне делать?!» — впервые как к мудрому человеку обратилась ко мне Клизман. «Я не спорю, что мудрый, — согласился я, — но вы должны сами решить, чего хотите!». «А как бы вы на моём месте поступили?» — поинтересовалась Клизман. — «Мне трудно представить себя на вашем месте». — «Ну, если бы шеф вас, например, постоянно оскорблял?». — «Ответил бы ему тем же! Вы же знаете, как я отвечаю на несправедливость, сами были тому свидетельницей, и даже участницей!». «Вот и я это сделаю! — решила стать такой как я — Клизман. — Я сейчас же к нему пойду и обругаю! Возьму затем больничный лист, пусть и мне платит, как Кокиш! Она мне рассказала по секрету, что шеф её будет целый год содержать — деньги платить! Пусть и меня содержит, чем я хуже Кокиш?!». «Конечно, правильно!» — как бы захихикала, но получилось — захрюкала Пусбас. «Ах, ты сволочь! Хочешь, чтобы Клизман ушла, и ты станешь “принцесхен”, как тебя Клизман обозвала! — понял я, прочитав её злорадную улыбочку. — Клизман, конечно, говно, но и ты не лучше! Лучше уж пусть эта мерзкая Клизман, но не любимая Шнауцером останется, пока новый главный врач не появится…», — размышлял я.

«Если вы пойдёте сейчас к шефу, то работать уже не будете, он вас уволит!» — логично произнёс я, обратившись к Клизман. «А чего бояться! — так и подпрыгнула Пусбас, да так, что стены задрожали, глянув зло в мою сторону. Затем вприпрыжку побежала почему-то в угол комнаты к урне, как крыса, и от волнения туда что-то выбросила. — Каждый из нас может себе найти другую работу! — подытожила она. — Чего бояться?!».

«Ты права, Гудрун! — согласилась с ней совсем дурная Клизман, и решилась: — Jetzt marschiere ich zum Schnauzer (а сейчас я марширую — иду к Шнауцеру)! Он меня не сможет уволить, возьму больничный лист и буду сидеть целый год дома! Скажу, пусть и мне сделает хорошее предложение, как Кокиш! Посмотрим, что он мне предложит! Ну, всё! Я пошла, пошла!». «Иди, иди! — от всей души поддержала её Гудрун. — Правильно! Иди, иди! Пошла, пошла! Не бойся!».

«Ну что, давайте, продолжим конференцию! Клизман, видать, уже не будет у нас работать! Давайте теперь о деле! — предложила Гудрун, как новый самозваный главврач. — Кто хочет выступить?». «Гудрун, ты молодец! Ты так хорошо выглядишь! — обняла её с неподдельной любовью Мина после конференции в коридоре. Даже глаза увлажнились у Мины от умиления. — Можно, Гудрун, к тебе на минутку?» — прошмыгнула Мина в кабинет к Гудрун.

«Ну, что коллектив?» — спросила жена по возвращении «мужа Алекса» в бюро. — «Клизман “тёп, тёп, тёп” к Пете! Пусбас метит в «бегемотихен-принцесхен»! Мина ей “чмокать зад” пошла». — «Ну, ясно, а что хочет Клизман?». — «Ну, как в рекламе русских немцев: — Тёп, тёп, тёп в Парагвай — там жизнь малина! Покупайте у нас — “там, на луне” землю и тёп, тёп, тёп туда! А нам ваши денежки оставьте! — Вот и Пусбас отправила Клизман в Парагвай, то бишь к Шнауцеру Пете, обругать его, потребовать у него статус Кокиш для себя! А он её — “голубушку”: — Шмяк, шмяк, хлоп, хлоп, хлоп, а “бегемотихен-принцесхен” будет вау, вау — главным врачом!». «Этого нельзя допустить!» — согласилась жена. «Постараемся, — согласился и я, — давай больных сюда! Что у них интересного происходит?».