Саша Саин - Испытания сионского мудреца

«У больной Берг плохие отношения с мужем, — сказал я на следующий день на конференции. — Она рассказала мне об этом после сеанса гипноза. Хочет, чтобы её мужу помог от половой слабости». «Да, да! Я это заметил!» — согласился Дегенрат. «Что заметили?» — спросила его Клизман. — «То, что доктор сейчас рассказал! Эта больная вчера во время встречи с пациентами на меня очень призывно, как самка смотрела! Так призывно, что меня, скажу честно, аж страх прошиб!». Презрительно отвернувшись от него, Клизман глянула в мою сторону, подталкивая меня как бы к реакции, чтобы я что-то сказал нелицеприятное Дегенрату! И не найдя у меня поддержки, ещё раз отвернулась, уже — от меня. Появились положительные у Клизман моменты: из-за нелюбви к Дегенрату, Клизман вдруг стала терпимее для больных! Они были готовы уже скорее к ней ходить, но не к нему! «Больная Келлер хочет ко мне, — нерешительно приоткрыв ротик и сделав из него “хоботок-трубочку”, объявила Клизман на конференции, — она к вам почему-то не хочет», — притворно виновато, объявила она Дегенрату. «Нет, нет! Этого мы не допустим, нельзя! — отрезал Дегенрат. — Это потому, что я попадаю точно в проблемы больных, и они сопротивляются психотерапевтическому процессу — своему развитию!». Клизман скептически посмотрела на Дегенрата, а затем на всех остальных. «Вы поймите! — продолжал возмущаться Дегенрат. — Это всегда так! От настоящего психотерапевта больные бегут! Они его боятся! Я не делаю никакой импотентной терапии! Я работаю, как хирург, а это больным не нравится! Они ленивы, они не хотят развиваться! Они стараются терапевтов разделить на “добрую мать”, — и Дегенрат посмотрел на Клизман, — “и злого отца” — это я у них!». Отметился вкус Дегенрата отбирать себе молодых, привлекательных пациенток, от которых его «аж страхом прошибает», а вот Клизман он подсовывал старух! Но хотя Мину Барсук молодой не назовёшь, Дегенрату она чем-то понравилась! А от фрау Люлинг страхом почему-то его прошибало! «Люлинг очень опасная нарциссическая личность! — объявил Дегенрат на очередной конференции Кокиш. — Мы должны её убрать!». «А кем заменить?» — мечтательно спросила Кокиш. — «Как — это, кем?! У нас ведь есть такая прекрасная работница, как доктор Мина! Вот её и надо вместо Люлинг!». «Да, не плохо бы, — согласилась Кокиш, — но она не Facharzt». «Так надо её сделать! — сказал Дегенрат. — Надо заставить Люлинг дать ей хорошую характеристику, а экзамен я беру на себя! У меня в Ärztekammer все хорошие друзья, сдаст!». «Да, действительно, — согласилась Кокиш, — у доктора Мины, кстати, скоро кончается срок учёбы и срок действующего трудового договора». «Да, вы что! — подскочил Дегенрат. — Этого никак нельзя допустить, потерять такого ценного кадра! Люлинг надо гнать!». «Да, надо», — в раздумье, согласилась и Кокиш. «Отвратительная, а считает себя больно красивой и, по-моему, у Шнауцера в любимчиках ходит!» — вовремя добавила Клизман. «Да вы что! — побледнела, а затем и покраснела Кокиш. — Он её ненавидит!». «Ой, ой, — захихикала Клизман, — вы плохо знаете мужчин! Не слушайте, что они говорят, посмотрите лучше, как и на кого они смотрят!». Щёлкнув челюстями и окосев, Кокиш перевела разговор на другую тему. «Повезло Мине, — подумал я, — попала в струю! Люлинг уже не жилец, другое дело — возьмёт ли Кокиш Мину? А почему не взять?! Она, как и Клизман, не соперница ей!».

«Алле, а мне можно к вам? Я заскочу!» — позвонила Мина сразу же после окончания конференции. «Ну что, как у вас дела? А что слышно? А что говорили на конференции?». — «Вас хвалили». «Да?!» — засмеялась Барсук. — «А кто?». — «Все». — «Да? Ой, как интересно! И что сказали?». — «Что вы очень хорошая». — «Знай наших! — рассмеялась Мина. — А почему меня хвалили?». — «Потому что Люлинг ругали». «Ой, она ужасная! И больные её тоже не любят! Я у всех, кого не спрашиваю — все её терпеть не могут, кого бы я ни спросила! Я список даже составила таких больных! А меня очень жалеют за то, что она так унижает меня перед больными! Как будто я ученица, а она профессорша!». «Но вы же, действительно, у неё ученица», — не удержалась моя жена. «Ой, можно подумать! Кто она такая?! Профессорша! Если бы я училась в Америке, то тоже знала бы не меньше! Я бы вот больным, например, назначала бы наши мази советские, они бы скорее помогли! А при ячмене лучшее средство настойка чая и плюнуть в глаз хорошо помогает, а она смеётся! Вот только, чтобы характеристику дала!». «Дегенрат обещал из неё её вышибить», — обрадовал я Мину. — «Да? Вот молодец и, кстати, очень умный и хороший мужик! Правда?». «Немножко есть», — сказал я. «Конечно, было бы хорошо здесь остаться работать, в праксисе не смогу, т. к. я операции не умею делать, а она это умеет. Что да, то да, ничего не могу сказать, хорошо оперирует. Ну, оставят, так оставят! Мне знаете, как-то всё равно и всё надоело, будь что будет! Ну ладно, спасибо за поддержку, потом как-нибудь забегу. Моя Люляшка уже, наверное, пришла».

«Вот уже три месяца, как нет главврача, — сообщила на конференции Кокиш, — а больных не то, чтобы больше стало — меньше стало! У нас сейчас 35 больных, а было 45, такого никогда не было! В чём дело, куда больные подевались?!» — поставила Кокиш вопрос в пространство. «Я вам объясню, — засуетился Дегенрат, — надо делать рекламу! Без рекламы ничего не будет! Я считаю, что нерационально используюсь в клинике! Я, конечно, с удовольствием веду больных, но клинике нельзя использовать меня, вот так — нерационально! Нельзя упускать возможности больных приобретать! У меня везде куча знакомых врачей, больных! Мне нужно реже бывать в клинике, а больше вне нее — общаться с врачами! И я гарантирую, что за месяц-другой, так заполню клинику, завалю больными, что девать некуда будет!». «Проблема не в том, что больные не приходят! — сказала Кокиш. — Их за эти три месяца пришло больше, чем обычно! Сейчас у нас в Verwaltung (администрации), новая работница появилась фрау Сила, которая активно достаёт больных». «А, — это та огромная с два мешка! — понял я. — Вместо кого бы это её, неужели вместо фрау Шлотке? Это же её задача, кроме шпионить, была! Это же её обязанность больных добывать!». «Проблема в том, — подвела итог своего “научного” исследования Кокиш, — что больные покидают клинику досрочно! В чём дело? А, доктор?» — обратилась ко мне Кокиш.

«Зайдите ко мне, доктор, — грустно попросил Шнауцер, завидев меня в вестибюле. — Как дела? Как здоровье, докторэ? Будет глаз видеть? Нет! Жалко, ну ничего, вы хорошо выглядите и, по-моему, похудели даже. Силке, принеси мне и доктору кофе! Как будете пить, доктор, со сливками и сахаром или без?». — «И с тем, и с тем!». — «Силке, налей доктору! Берите, вот вам кофе! Вот вам сливки, вот вам сахар!». «Вот вам штапель! Вот вам тюль! Вот вам яйца! Вот вам х *й!» — как всегда в таких случаях, пришла мне в голову глупость, и опять из раннего детства! «Слушайте, доктор, вы умный человек и я вас очень ценю! Куда больные делись? Главного врача Зауэра и его многих друзей нет, но и больных нет! Более того, их стало меньше, чем было! Может спортсмен Хагелюкен или музыкантша Отремба, или эта новая танцовщица фрау Шлуп саботируют?!» — раздав «штапель и тюль», спросил Шнауцер. Прежняя танцовщица Роллике привела, эту новую, танцовщицу Шлуп, конечно, такую, чтобы жалели об её уходе. Шлуп отличалась фигурой «парнишки» 45-ти лет, с маленькой головкой, но большим апломбом: не говорила, а изрекала, и только Дегенрат мог её зашибить. «Знаешь, Силке, — не дожидаясь моего ответа, сказал Шнауцер, — точно, это танцовщица виновата! Пейте, доктор! А, Силке?! Позови-ка мне эту танцовщицу!».