Саша Саин - Испытания сионского мудреца

«Всё очень хорошо получилось, спасибо вам! Я всё в группе сказала, что задумала, и вся группа мне зааплодировала!». — «А терапевт?». — «Он, действительно, был перепуган и растерян и группу в этот раз вёл очень осторожно». — «Вот, видите! — сказал я. — Значит, вы умеете себя защитить и можете собой гордиться!».

«Какая-то агрессивная группа! — сообщил на конференции Дегенрат. — Вчера я сам испытал настоящий моббинг со стороны этой группы! Вся группа какая-то агрессивная и деструктивная, в особенности эта учительница! Она меня в чём только не обвинила!». Дегенрат был подавлен и безрадостен на конференции, как побитый школьник, чувствовалось, ему в детстве, да и позже, доставалось, поэтому решил себя психоаналитиком сделать — с другими расправляться! Лучше я помогу больным с ним сражаться, чем Клизман, решил я, это намного благороднее задача! Ему не пришлось с Клизман долго бороться за власть, она сразу «взяла толстый лист перед ртом» и замолчала на конференциях навсегда! А Дегенрат пел свою «соловьиную песню»! Клизман он исправлял, как только она пыталась что-то своё вставить — меня пока не решался. Но удовольствия не было с ним что-то обсуждать, всё равно, что с глухим! Он пел свою «соловьиную трель»! «Пусть поёт, — решил я, — во-первых, он Клизман зашиб! Зачем я буду его на себя отвлекать?! Не разнимай врагов своих! А, во-вторых, пусть разгонит больных и “опустит” Шнауцера Петю и Кокиш Силку! Они этого заслужили!». А больные тем временем уже волновались, шумели, возмущались, грозились уйти! И через пару недель, действительно, многие стали покидать клинику. Это уже мне было знакомо, как история с доктором Поппой в Зигхайме! Дегенрат стал для больных злым «отцом», а Клизман безразличной, никчемной «матерью»! Я — высшим судом справедливости (не израильским), но пришёл ещё добрый дедушка Айболит — профессор Эркенс! До этого состоялась ежегодная встреча с бывшими пациентами. Это было такое же обязательное мероприятие, как Первомайская демонстрация трудящихся в Союзе. Для нас с женой это была уже вторая в этой клинике. Пришли все врачи и персонал, кроме «убиенных», в их числе и бывший главврач Зауэр не пришёл! Даже профессор Домс, «наш профессор» по классификации Шнауцера, был здесь и, съев много грильных колбасок и побродив немного, — исчез, удивляясь, конечно, что я уже и ещё работаю вопреки его прогнозу! Дегенрат приехал с женой и чёрным сыном — африканцем лет десяти, это был его единственный ребёнок, что не говорило о его больших сексуальных успехах, а, скорее, о хроническом «насморке». Шнауцер, как и в прошлый раз в прошлом году, приехал со своей сестрой и племянником, а тот со своей подругой. Сестра Шнауцера в этот раз была с нами не такой приветливой, как в первый раз! Она обходила нас, а мы старались в неё не «вступить»! Чувствовалось, старик Шнауцер ей наябедничал на меня! Даже косой племянник, отвёл косой глаз ещё больше в сторону от меня! Пришло около 30 больных. Они чувствовали себя, как выпускники университета прошлых лет, пришедших на встречу! Они приветствовали друг друга, обнимались, рассказывали друг другу, каких успехов добились. Встреча выпускников «дурдома» проходила вкусно: грилилось мясо, напитки, стоячие и сидячие места за столиками. Хозяином «бала» был сам Шнауцер, негласной хозяйкой — Силке Кокиш, выполняющая здесь роль старшей как бы официантки. Она командовала прислугой, сама разносила еду и зло щёлкала «челюстями саранчи» и косилась в сторону сестры и племянника Шнауцера. Наконец Шнауцер изготовился речь произнести! Оркестр, состоящий из уличных украинских музыкантов, которых полно на каждой улице в Германии, и хотя им по сорок — шестьдесят лет, они кроме ящиков и шапок для денег выставляют таблички: «студенты из Санкт-Петербурга», — проиграл: «слушайте все!» и наконец умолк! Петербург пользуется бóльшим уважением в Германии, чем Киев и более известен, чем Жмеринка или даже по классификации Барсукской Мины — Крыжополь, и даже её метрополии — Ош.

Так вот, Шнауцер изготовился к речи, и Кокиш сделала хохлам, которых Шнауцер, как и всё остальное, дёшево закупил, знак замолчать: «Барин будет говорить!».

И «барин», произнёс речь: «Друзья! — привычно начал Шнауцер. — Я очень рад вас приветствовать и видеть в полном здравии! Желаю всем здоровья, и милости просим всегда к нам на лечение!». «Как говорится: — Будьте здоровы, приходите к нам болеть! Милости просим на кладбище!» — это я уже про себя отметил. Но всё же все захлопали и громче всех — Клизман. Она обвила сестру Шнауцера, как до этого вилась вокруг грильной колбасы! Она хохотала, веселила сестру Шнауцера и совсем даже «не держала листок перед ртом»! Одета Клизман была, как всегда, в бывшую 10 лет назад чистой, но сейчас мятую длинную юбку, и вновь, видать, вылезла из дымоходной трубы! Шнауцер на неё посматривал без энтузиазма, даже брезгливо! Именно за это и ценили её Кокиш и, наверное, сестра Шнауцера, одновременно! Такая не может быть соперницей! Она может быть врагом, но не соперницей! «Пойдёмте, докторэ», — обратился ко мне Шнауцер, как я ему и советовал по-итальянски! Или потому, что его друг — жирный итальянец здесь жарил-грилил для всех! А помогал ему, как всегда, хаузмайстер Ковачич, который засовывался во все дыры: в том числе и когда туалет загаживался, именно он должен был его всегда прочищать, очищать! Пришлось мне со Шнауцером и Дегенратом распить дешёвое игристое вино. Шнауцер не позвал Клизман, а меня, очевидно, решил поближе с Дегенратом познакомить! Утомительно было слушать Дегенрата ещё и здесь — его планы: «как клинику нам обустроить»! Он может, оказывается, ещё больше сделать для неё, чем уже сделал! «У меня много планов, — пообещал Дегенрат, — и в первую очередь надо улучшить ведение документации! Я теперь этим в первую очередь и займусь! Врачи, в особенности Пусбас, отвратительно пишут выписные эпикризы! Пусбас безграмотна! Также я займусь повышением уровня квалификации сотрудников, буду конференции проводить, вести их! Больных буду поменьше вести, чтобы больше иметь свободного времени и исправлять ошибки других!». При этих озвученных идеях Шнауцер на меня глянул, желая по мне понять, верны ли идейки Дегенрата! Не выдал я своего желания рассмеяться.

«Как дела с антисемитизмом в России?» — поинтересовался Дегенрат, когда Шнауцер вышел, возможно, в туалет. — «Очень хорошо — есть! И в достаточном количестве! Конечно, во время войны Германия была впереди всех, Россия значительно отставала! Но сейчас и в России немногим меньше, чем в Германии! И даже есть надежда, что Россия скоро обгонит в этом вопросе Германию!». «Да, — согласился печально Дегенрат, — у меня тоже кто-то был евреем в роду». Продал Шнауцер моё еврейство! — понял я. — Всем хвастает, что и такой в его коллекции есть!». Наконец настала трогательная минута расставания. «Будьте честным!» — пожелала мне сестра Шнауцера, вероятно, под впечатлением его донесений. Не задумываясь, машинально выпалил: «И вам того же!». «Шнауцершу» перекосило и она такой и села в машину, где за рулём был её Шнауцер! А за это на неё хищно глянула Кокиш: «Что б тебе скукожиться!» — говорил её взгляд. «Сама проститутка!» — ответил ей взгляд Шнауцерши. «Да помиритесь вы, бабы, наконец!» — говорил благодушный оскал Шнауцера.