Саша Саин - Испытания сионского мудреца

Блох пришла к нам сегодня, она была чем-то довольна, но и встревожена одновременно. «Спасибо!» — поблагодарила Блох. — «За что?». — «Я по-настоящему влюбилась с вашей помощью!». — «Почему с моей?». — «После гипноза, где я с мамой рассчиталась, я её уже не боюсь!». — «А мужа?». — «Его боюсь, но не люблю, и он это понял. Он согласен измениться, стать добрее ко мне и готов дать больше свободы! Но я от него уже ничего не хочу, я по-настоящему влюбилась!». — «Вы уверены, что это тот, на которого мужа и детей стоит променять!». — «При чём здесь дети!». — «Потому что чужой мужчина им никогда не будет настоящим отцом!». — «Муж всё равно мне их не отдаст!». — «Тем более! Вот, он даже и на компромиссы согласен! А этот холостой?». — «Был женат, но разведен и у него тоже двое детей». — «С кем дети?». — «С его женой». — «Тоже, видать, не золото!» — предположил я. — «Нет, это его жена виновата, он мне всё рассказал!» — уверенно сказала фрау Блох. — Она ему, как и мне мой муж, не давала никакой свободы, была как его строгая мать!». — «Я вам советую не спешить и мужу не рассказывать!». — «А я ему уже всё рассказала, и он готов мне дать свободу, чтобы меня окончательно не потерять!». — «Тем более, я вам не советую спешить!» — по раздражённому виду Блох понял, что она больше не придёт. «Она больше не придёт к нам — дату визита не заказала», — подтвердила и жена после ухода Блох. — «Знаю, но бывают такие ситуации, когда я не могу не советовать пациентам то, что им не нравится. Она потеряет свою семью, и не найдёт другую: с одного поезда соскочила, а другой просто не придёт! Дети наиграются на травке, как козлики и разбегутся! Затем приползёт к мужу, а там уже будет другая на её плацкартном месте. Она точная копия своего отца-гуляки — “горбатого могила исправит”! И я поддался на соблазн изменить личность!».

«Поступила новая больная с тяжёлой депрессией! — прервала меня, как всегда, жена. — У неё головные боли, главврач её терапевт, попросила помочь акупунктурой». — «У нас что, есть ещё время?». «Придётся дольше задержаться после работы, — вздохнула жена. — Эта больная, похоже, суицидная, на лице какая-то обречённость!». «Ну ясно, поэтому Клизман не хочет с ней заниматься, хочет нами подстраховаться! — понял я. — Давай её сюда, да побыстрее, чтобы здесь не ночевать!» — «Она уже за дверью!» — «обрадовала» меня жена. «Блюмхен (цветочек по-русски)», — протянула сухонькую ручку маленькая старушка. Вся сухонькая, сморщенная, поблекшая, но по одежде и макияжу, а главное дате рождения, молодящаяся пятидесятипятилетняя пациентка. — «Что вас беспокоит?». «Семейный кризис», — сообщила Блюмхен. — «А что произошло?». — «Я влюбилась в другого, а он меня обманул: обещал жениться, как только уйду от мужа. Я ушла, и он исчез, а муж не впускает обратно — гонит». Мы с женой переглянулись. «У вас головные боли?» — решил взяться я за более реальную задачу. «Да», — согласилась «неудачливая пассажирка, ушедшего поезда». — «Ложитесь вот сюда на кушетку и покажите, где конкретно болит». «Ну что, полегчало?» — спросил, когда Блюмхен открыла глаза после сеанса. — «Нет, не могла расслабиться, всё думала о муже». — «О каком?». — «Ну как, о каком? О моём!». «Фигу ты имеешь, а не мужа! — тут же вспомнил я бердичевский анекдот: — Не хотели друзья смертельно напугать бедную женщину, у которой муж только что умер, а она об этом ещё не знала. Решили по-доброму, по-дипломатичному, по-умному всё сделать, постепенно, а не сразу сообщить, чтобы привыкла. Пошли они к несчастной домой и осторожно постучали. — Кто там?! — спросили за дверью. — Скажите, пожалуйста, здесь живёт вдова Рабинович? — ласково спросили друзья в один голос. — Какая я вам вдова, сволочи! — донеслось из-за двери. — Идите к чёрту, у меня муж есть! — Муж у тебя есть! Фига у тебя есть, а не муж! Твой муж умер!» — как бы помягче сообщили ей друзья. Но Блюмхен — не Рабинович, и поэтому не узнала от меня про эту весёлую историю.

«А вы можете поговорить с мужем, чтобы простил?» — спросила простая, как два пфеннига, Блюмхен. — «Что простил?». — «Ну, что я поддалась соблазну». — «Как это произошло?». — «Ну, гуляли в одной компании с мужем. Меня один пригласил потанцевать — так и произошло!». — «Т. е. этот “другой” знакомый вашего бывшего мужа? Ой, извините — вашего мужа!» — почти как с «вдовой Рабинович» получилось. «Ну да, он же меня и привёл в эту компанию!» — как бы «сам виноват» хотела этим сказать Блюмхен. «Нет! Думаю, сейчас это преждевременно делать! Ваш муж ещё не отошёл от удара!» — «радости, скорее» — пронеслось у меня в голове.

«Опять закон парных случаев! — отметила жена. — Точь-в-точь, как фрау Блох!». «Не совсем! Эта старая, а та ещё молодая. Для этой поезд уже навсегда ушёл! Тот “танцор”», видать, очень пьян был и не разглядел её в пьяном танце, а затем, когда протрезвел — испугался!» — объяснил я разницу с мужской позиции. «Она что ненормальная, в старом возрасте такие глупости совершать!» — изумилась жена. — «В том-то и дело, что на старости лет человек, если так можно сказать, становится самим собой! Обрати внимание на фотографии, даже наши, мы сейчас больше похожи на себя в трёхлетнем возрасте, чем на себя двадцатилетних!». «Почему?!» — удивилась жена. — «Человек, очевидно, проделывает цикл развития, как и в эмбриогенезе, но в обратном направлении и не на разных животных похож, а на более ранние периоды своего развития и на разных родственников! В семь лет на отца, например, был похож, и в 60 вновь стал на него похож! В 15 лет больше на мать был похож, и в 65 вновь на неё похож! В 30 лет на бабушку был похож, и в 70 опять на бабушку похож! И дальше всё больше в бабушку превращается, пока не превращается в трехлетнего ребёнка, как по виду, так и по уму! С возрастом функция коры ослабевает, тогда и проглядывают заложенные инстинкты-свойства каждого: “Позолота сотрётся — свиная кожа остаётся!” — сказал Андерсен. — С возрастом человеку сложнее: волей, напряжением мышц, позой, изображая себя каким-то героем замаскировать свои пороки!». «Так уж плохи наши дела?» — посмотрела жена на меня, а затем и на себя — в зеркало. «Нет, пока ещё неполное сходство с трёхлетним возрастом!» — успокоил я её. «А, кто эта Блюмхен?» — заинтересовалась жена. — «А ты, как думаешь?». — «Коза, как фрау Блох?». «Скорее, муха!» — решил я. — «Почему?». — «Ну, видишь сама, как получилось: муж взял её с собой в туалет, и она тут же на другую кучу пересела!».

«Поехали домой, на сегодня хватит! — предложила жена. — А то, ещё какая-нибудь “муха” в клинику залетит!». «Муха, может, и нет, но Кокиш по-моему хотела залететь, но не решилась, увидев очередь у нашего кабинета», — объявил я. «Ничего завтра залетит!» — успокоила жена.

И, действительно, утром Кокиш была первой у нас! Вид у Кокиш был повеселевший: «Всё сказала точь-в-точь, как учили! Вначале он сказал — не верит в то, что я это всё специально сделала, чтобы ревность у него возбудить! Но, когда объяснила ему, что это подсознательно было, то он задумался и, как-то, по-моему, успокоился. Во всяком случае, не прогнал, а только орал и обзывал меня пр…..ой! А потом отвёз меня на своей машине домой. Рассказать, что дома было?». — «Нет, подробностей не надо, только концовка!». — «Ну, мы легли в постель». — «Нет, и этого не надо, дальше давайте!». — «А дальше, почему-то после всего, опять обругал — снова обозвал пр……..ой. Спросил, дурак, или я с “тем” так же спала, как с ним. Дурак какой-то, ни стыда у него, ни совести, что я пр…….ка какая-то! Конечно, сказала ему, что с ним лучше было, чем когда-либо и с кем-либо, и что люблю только его одного! Всё, вроде, как вы учили! Он проверил все мои счета, телефонные номера, записки, хэнди, кто звонил, кто записан! Ещё раз обругал и уехал, не попрощавшись, и не поцеловал, как обычно! Как вы думаете, выгонит?!». — «Думаю, нет! Острый период психотравмы прошёл, видать! Сейчас период посттравматических психических нарушений». — «Что это значит?». — «Это он сейчас лучше знает! Но не вздумайте у него спрашивать, что это такое!». — «Да нет, что я дура какая-то! Я лучше возьму книгу в библиотеке и почитаю. А как вы думаете, сколько ещё продлится у него эта — психотравма?». — «Ну, пока не перейдёт затем в хроническую фазу, как и положено! А затем будут единичные вспышки, обострения». — «Как долго?». — «У каждого по-разному». — «Что, пока ещё не давить на него, чтобы ко мне перешёл жить?». — «Пока нет, пусть рану вначале залижет!». — «А, когда можно будет?». — «Я скажу! Пока не надо». — «Спасибо огромное, мне после бесед с вами становится как-то легче! Как себя дальше вести?». — «Ведите себя, как до того. О том, что его любите, не говорите, пока сам не спросит, такими словами не сорите! Ведите себя с достоинством, по принципу: «А, что такое! А что, собственно, произошло! Его не упрекайте, но и свою вину не показывайте!». — «А что делать с “этим?”». — «Кем?». — «Ну, “тем”…». — «“Того”, пошлите!». — «Он говорит, что любит». — «Придётся вам выбирать: или любовь, или экзистенция — работа, деньги!». — «Нет, нет! Я “этого”, действительно, очень люблю». — «Какого “этого”?». — «Ну, “нашего”»! «Да, “наш” лучше», — согласился и я.