Татьяна Беспалова - Похищение Европы

— Как, ты говоришь, тебя зовут? — повторил свой вопрос старик. По счастью, он снова обрел равновесие — физическое, не душевное — и теперь сидел на заду, скрестив ноги. При этом он так внимательно рассматривал мальчика, словно видел его впервые.

— Ияри Зерабаббель, — повторил Ияри. — Ияри — по-вашему свет. Зерабаббель — свет Вавилона. Вавилон …

— Погоди! — старик выставил перед собой ладонь в забавном оборонительном жесте. — Я привык к тому, что ты молчишь. И теперь… теперь…

Старик задохнулся, прижал ладонь к груди. Что с ним? Жалко, если заболеет. Ияри вскочил, погладил старика по лысеющей голове. Как приятно! Его белые волосы оказались так же мягки, как кудри самого Ияри. Совсем не то, что жесткая шкура Пса, которую мальчик привык уже гладить.

— … теперь мне так странно, как если бы заговорил, положим, Люлёк.

Ияри вытащил из-за пазухи амулет — угловатую фигурку человека с огромным котом на коленях.

— Это — Зерабаббель — Царь Царей! — Ияри держал фигурку перед глазами старика.

Когда имеешь дело с пожилым человеком, не надо подносить демонстрируемый предмет слишком близко к его глазам. Старики дальнозорки, им проще рассматривать удаленные предметы.

— Что? А? — в смятении переспросил старик. — Как, ты говоришь, тебя зовут?

— Ияри Зерабаббель, — в третий раз повторил мальчик. — Ияри — это свет. Зерабаббель — семя Вавилона. Это, — он ещё раз указал пальцем с обгрызенным ногтем на фигурку — Зерабаббель — семя Вавилона. Этому, — снова жест в сторону фигурки, чтобы старик уж как следует понял, — нет цены, а мне, — мальчик провел ладонью по собственной груди — цена не высока. Я — сирота. Понимаешь?

— Но почему же ты до этого молчал? — не унимался старик. Он никак не мог уловить главное и даже жалобному тявку Пса не удавалось вразумить его.

— Послушай, не вопи! — шептала ей в ухо София. — Скоро они разлучат нас. А так ты только ускоришь…

— Почему? Зачем разлучат? — Надя вертелась, пытаясь выдернуть запястья из ременной удавки. — Они будут пытать одну из нас, чтобы другая раскрыла важную информацию! Надя кричала, ею начинала овладевать паника.

— Этого не может быть. Пытки бывают только в кино! — сказала София спокойно. — Помнишь фотографию, которую показывал Арьян? Это подвеска, которую носит на теле наш сирота. Теперь я припоминаю: Спас говорил что-то такое. Какие-то люди и его расспрашивали. Всё это не случайно! Твоя мама рассказывала о том, как кто-то забрался в ваш дом, чтобы забрать сувенир из Алеппо. Чего хотел тот человек? Мальчика или его подвеску, или обоих разом?

Надя не оставляла попыток освободиться. Казалось, она вовсе не слушает подругу. Под тугими ремнями на коже выступила кровь.

— Бесполезно. Оставь. Смирись, — проговорила София. — Надо сначала подумать. Как говорят русские? Твоя мама так говорила… Я забыла…

— Подстелить соломки? Семь раз отмерь? Послушай, у тебя всё ещё болит голова?

— Уже меньше, но…

Где-то совсем неподалёку, на дворе подала голос лошадь. Послышался стук копыт. София вцепилась зубами в ремённые путы и стала с остервенением кусать их.

— Что с тобой?!! Что?!! — волновалась Надя.

— Тише, — рычала София. — Можно же как-то освободиться…

Через пару минут лошадь снова подала голос. Что-то с грохотом упало. Послышались гортанные вопли. Кто-то орал на непонятном языке. Топот копыт раздался совсем рядом, за стеной дома.

— Это Красотка. Кобыла деда. Она очень вредная. Очень!!! — проговорила София.

Грохот и крики скоро стихли. В каморку явился Арьян. Он принес еду и воду, но перед этим, поочередно развязав ремни, вывел обеих по нужде. Сначала он завязал глаза Наде и вывел прочь. София не успела толком наволноваться, когда подруга уже вернулась назад. Тогда настал её черед. Арьян отвел Софию в дровяной сарай — высокое и широкое сооружение, добротно сколоченное из необрезной доски и наполовину заполненное колотыми дровами. Пол в дровнике земляной, но устлан соломой. Крыша на деревянных подпорках крыта шифером. Здесь, помимо прочего, старик Чавдаров хранил различный плотницкий инструмент. София со всей возможной осторожностью оглядывала стены и дощатые козлы. Где-то же должен быть топор. Но чья-то предусмотрительная рука убрала отовсюду железо, оставив лишь дрова и здоровенную, выглаженную и вычерненную временем дубовую колоду. На ней дед иногда колол дрова. Ну что ж, за неимением другого оружия сгодятся и полено, и колода. Но это до особого случая. А пока не заговорить ли мужику зубы? Тем более, что тот не сводит с неё глаз, а в глазах нехорошее, липкое то ли любопытство, то ли похоть. Он не отвернулся даже когда она спустила джинсы. В дров-нике, конечно, темновато и из своего уголка она не могла разглядеть выражение его лица, но всё равно, как-то неприятно.

— I have to take a pill. Indigestion. Diarrhea. Do you understand? [63] Мне нужно принять таблетку. Несварение. Понос. Вы понимаете? (англ.) — спросила София.

Арьян покачал головой. София поначалу испытала облегчение, приняв его жест за согласие, но быстро одумалась.

— Уou speak English? [64] Вы будете говорить по-английски? (англ.) — уже безо всякой надежды спросила она.

Снова тот же жест.

— Ну тогда я скоро обосрусь и ты будешь нюхать моё говно, — рявкнула она, натягивая штаны.

— Это плохо, — проговорил Арьян.

Его ответ перепугал Софию, но она сдержалась и не выполнила свою угрозу.

— Ты говоришь на русском? И в български? [65] А на болгарском? (болг.)

— Пойдем, — он вышел из дровника на солнечный свет, поспешно раскурил трубку. Белый дым окутал его белую бороду, которая, казалось, стала немного длинней, чем в день их первого знакомства. Теперь она полностью закрывала шею, делая Арьяна похожим на героев телевизионных репортажей о беженцах с воюющего Ближнего Востока.

София с досадой сплюнула, проклиная свою беспечность. Как они могли поддаться обаянию чужаков, посадить их в свою машину, привезти в чащу, чтобы в конце концов оказаться в западне, связанными, в их власти? Как могло случиться, что она, здоровая и сообразительная, так долго не могла сориентироваться? Часть воспоминаний просто стерта, будто их Красотка языком слизнула. Иные же покрыты дурнотным туманом. Она помнила остановку в лесу. Помнила бутылку с водой, которую сунул ей в руки Шурали. Помнила дурачества Лазаря. Лазарь! Где же он? И ещё: раз они находятся на подворье деда, то где же сам Иван Чавдаров? София кряхтела и тужилась, старалась имитировать характерные звуки, а сама пыталась припомнить момент их прибытия в дом деда. Куда же подевались Иван и Лазарь? Скорее всего, злоумышленники разместили обоих в конюшне и они преют там связанные. Оба скорее всего нетрезвы. Дед, скорее всего зол на Лазаря, а чужаки конечно же не смогли управиться с Красоткой. Но ведь есть ещё и Коробок, а он тоже не подарок. София перестала кряхтеть, улыбнулась. Обе коняги её деда обладали таким же строптивым нравом, как их хозяин. Разве что Коробок чуть более покладистый. Из сумерек появился Шурали. Значит, он оставил Надю одну. Значит, уверен — никто не придёт ей на помощь. Или Шурали попросту дурак?