Ноэль Наварро - Современная кубинская повесть

Через два дня после циклона я помчался к Маньике. Она была испугана до смерти и вся не в себе. Надумала сразу домой уезжать. На Гавану больше глядеть не хотела. Тут все у меня пошло вразлом. Денег на женитьбу не хватало, то есть чтобы жениться по-людски, чтобы был дом и одежда для нас обоих. Я ее стал просить, мол, подожди хоть месяца два.

— Нет, давай поженимся и уедем отсюда поскорее. Меня мама ждет не дождется. И я ни одного циклона больше не переживу.

Ну, хоть бы дала с мыслями собраться, подумать. Я ничего не люблю решать с ходу. Ни к чему хорошему это не приводит. Я много чего вижу наперед. И тогда понимал, что наступают плохие времена. Мачадо затиранил страну. Одни говорили: «Его завтра сбросят», а другие: «Да его с постели-то не сбросишь». Вот так…

Примо де Ривера [241] Примо де Ривера Мигель (1870—1930) — в 1923—1930 гг. глава испанского правительства, диктатор. — а уж все знали, что это за птица, — пел ему хвалу в газетах. Куска дерева не достать даже на поручни и на косяки. Материал, который присылали из Калифорнии, продавали по страшным ценам. В общем, снова никакой жизни, хоть плачь. После циклона звали починить кое-что, но так, мелочь. Заработанные деньги я откладывал на свадьбу, только понимал, что их совсем мало. У трамвайщиков без конца забастовки. Нам хотелось добиться, чтобы больше платили, а хозяева внимания никакого, точно оглохли. Словом, одна причина, другая, и Маньику я потерял. Но если бы женился на ней, совершил бы большую глупость. А вышло все так.

Денег гулять по паркам и кафе не было, и я зачастил в гости к канарцу Пако Кастаньясу. Он к тому времени купил машину американской марки «нэш» и работал частным таксистом у Центрального парка. Возил американских туристов. Да и кое на чем другом подрабатывал, только охоты нет рассказывать. Дома у него был граммофон и столик для домино. Одевался он нарядно: брюки белые, модные и шляпа из самой тонкой соломки. Очень собой хорош — в его-то годы. Меня с ним познакомили Гундин и Велос, ну, и мы вроде сдружились. В долг я у него, слава богу, ни одного сентаво не попросил. Горжусь этим, как не знаю чем. Жена Пако Кастаньяса умерла от какой-то заразной болезни за несколько лет до этого. Но он не унывал, нафабривал усы и ходил франтом. Его у нас называли Канарским Валентино. Однажды я к нему заявился с Маньикой. Она на меня дулась, но мы по-прежнему проводили время вместе. Я никак не хотел уезжать из Гаваны, а она только и мечтала об этом. Что с ней делалось — не рассказать! Все разговоры о деревне, о матери, об отъезде, ну, с ума сойти. Я уже злиться начал, а все же терпел — влюблен был черт-те как. В тот же вечер Гундин сказал:

— Мануэль, ты мне лучше родного брата, и я знаю, что ты честный человек. Брось свою Маньику, вон она — глазки строит Кастаньясу.

Я мимо ушей пропустил. Мало ли что взбредет в голову Гундину? Через месяц он приходит к дому, где я делал навес.

— Хочешь, я тебе докажу, что это чистая правда? — говорит. — Ну, а если снова отмахнешься, значит, носить тебе рога — одна радость.

Тем же вечером мы с Гундином отправились в Центральный парк. Только сошли с трамвая, видим — Пако отъезжает на машине с американскими туристами. Он сразу что-то учуял, хитрец, и позвал к себе на завтра. Гундин решил вывести его на чистую воду при мне. Я разъярился и не стал ждать другого дня, а потащил Гундина прямо к Маньике.

— Мерседес Перес, — крикнул я у решетки гаража. Привык вызывать ее отсюда, никогда не стучал и не звонил в дверь.

Злость меня разбирала, того и гляди — искры полетят во все стороны. Маньика подошла к решетке и, увидев меня, сразу перепугалась. Чувствовала свою вину. Пока я говорил, Гундин рта не раскрыл, но полностью был на моей стороне.

— Скажи всю правду!

— Да я не знаю, о чем ты, Мануэль?

— Все прекрасно знаешь!

— Ну, ладно, давай хоть завтра поженимся и уедем в Галисию.

— Порядочный человек на такой бесстыжей, как ты, не женится. Милуйся со своим стариканом — он тебе в самый раз.

Нас с Маньикой разделяла решетка, и тут она показала свой характер. Обвинила во всем меня, а про Кастаньяса — ни слова. Я пулей к себе домой, хотел схватить молоток и прикончить Пако Кастаньяса. Но Гундин не допустил этого. Отвел ночевать в гараж сеньоры Кониль и там вместе с Велосом привел меня в чувство. Велос тогда сказал очень верные слова:

— Не везет тебе с женщинами, Мануэль.

Он знал про историю с его золовкой и мерзавцем Конрадо. А теперь — снова здорово. Но на этот раз я очень переживал, чего тут скрывать… Позже я узнал, что Маньика с Кастаньясом уехали в Испанию, решили там пожениться. Не помню уж, кто сказал, будто они поплыли вторым классом на пароходе «Альфонс XII». Каждый раз, когда я слышу присловие: «Каштаны до времени не срывают», так и хочется врезать тому, кто его придумал.

Мне снова предложили пойти на строительство Главной шоссейной дороги, но я отказался. Там — сущий ад, уж лучше мыкаться в городе, здесь хоть жизнь разнообразнее. Трамвай я не бросал и порой плотничал. Никогда я не был таким уж замечательным плотником. Ни в чем особо не выделялся — самый обыкновенный человек. Но вот работал, вкалывал больше других — это чистая правда. Да я только и знал, что работать. Даже теперь, когда просыпаюсь и вдруг нет никакого дела, меня сразу слабость одолевает. Раз живу, значит, надо что-то делать. И в парк хожу — отдохнуть. Нет, я не из тех, кто весь день сиднем сидит дома, потом выйдет на улицу и на скамеечке языком чешет. Я рассказываю только то, что сам видел, сам пережил. Твой рассказ чего-то стоит, когда в нем правда, а если ее нет — пустая болтовня. Вот поломать над чем-нибудь голову, поразмыслить — это пожалуйста, но всякие россказни мне задаром не нужны. Кто насочинит, наврет, того потом совесть замучает, если он порядочный человек.

Жизнь хорошая штука, когда живешь с охотой. Не в судьбе дело, не в счастье. Взять мою судьбу — никудышная, даже хуже того, а жил я с охотой, и этого у меня не отнять. Сколько раз спотыкался по своей же вине, зато стал понимать, каков есть человек. На мою долю выпали тяжелые времена. Да у каждого свои испытания. Что тут поделаешь? Кубу я знаю со всех сторон, где, как говорится, зелено, где созрело. Политикой я не занимался, но рядышком с ней побывал. И не совру, если скажу: честных людей в политике было раз, два — и обчелся. У каждого свой интерес, или на многое глаза закрывали. А что до моей любимой профессии, укрепиться в ней совсем не просто. Тут нужен крестный отец, чтобы он тебя взял под свое крыло. Может, все бы иначе сложилось, привези я рекомендательное письмо. Наверно, из-за этого все мои неудачи да беды. Друзья, конечно, старались, помогали, но на одной их помощи жизнь не построишь. А в общем, так ли, сяк ли, были и у меня свои радости и удовольствия. Правда, после двадцать восьмого года дела стали просто никуда. Днем с огнем не сыщешь человека, которому понадобится плотник. Легче иголку в сене отыскать. Трамвай — пустой номер. Только кончится одна забастовка, начинается другая. Уж и про Мачадо стали петь такое: