Иван Борисов - Неразумные головы Змея Горыныча [Авторский сборник]

«Великолепно, все размеры будут сняты и внесены в компьютеры до того момента, когда весь Дворец исчезнет. Так что для меня ничего не будет потеряно. Верные же умельцы вновь возведут на моей даче подобный дворец, и я стану единственным в мире его обладателем», — гордо думал аллигатор.

Вскоре измерительные работы были закончены. И от Дворца ничего не осталось. Потрясённые люди разошлись по домам.

Быстро собрался в обратную дорогу и аллигатор со своей свитой. Автомобили, поднимая тучи пыли, умчали непрошеных гостей.

На даче строители по приказу хозяина немедля принялись возводить дворец. Одни навозили к месту строительства горы пыли. Другие натащили клубки паутины. Третьи разматывали её. Четвертые с помощью палок и хворостин пытались закрепить конструкции. Но ничего у них не получалось. Паутина рвалась, пыль рассыпалась, попадая в глаза. Олигарх пришёл в бешенство и приказал выгнать строителей вон, не заплатив за работу ни копейки. Он выписал из-за границы за большие деньги новых умельцев. Но и тем приказ его оказался не по силам.

А на берегу озера до сих пор старые люди рассказывают своим внукам историю про неповторимый Дворец бедного человека и про жадного и злого аллигатора, на имени которого навечно повисло клеймо позора.

Хозяин квартиры отложил в сторону недочитанную книгу, почесал Малыша за ухом и сказал:

— А теперь пора вздремнуть, завтра ни свет, ни заря выходим. И ты, лохматый, ложись.

Пёс послушно побрёл в прихожую. Там на коврике он спал. Хозяин выключил в зале свет и ушёл в спальню. Квартира погрузилась во мрак.

Пёс, как только услышал хозяйский храп, приподнялся и осторожно вернулся в зал. Лапой нашарил выключатель, нажал, и яркая люстра вспыхнула. От неожиданности он прищурил глаза, но тотчас привык к свету.

Малыш сел на середину комнаты и задумался. И так и эдак выходило скверно. Не послушаешь хозяина и не пойдёшь с ним на охоту, он обзовёт тебя изменником, предателем, чего доброго, кормить перестанет или даже выгонит вон. А пойдёшь на охоту — примешь участие в ужасной трагедии.

Пёс любил с хозяином смотреть по вечерам телевизор. И такие мощные порывы гуманизма после просмотра передач о животных накатывали на Малыша, что он, как любой глубоко верующий индус, боялся наступить лапой даже на самую мелкую букашку, чтобы не лишить её жизни. А тут, на охоте, придётся участвовать в массовых убийствах.

Малыш сидел. Чесал себе лапой то левое ухо, то правое, но никак не мог найти выход из трудного положения. Он наверняка просидел бы так до утра, если бы не раздался сухой удар по полу. Что-то упало сверху. Пёс очнулся от дум и увидел перед собой ружьё. Это оно устроило шум, спрыгнув с гвоздика на стене, где обычно висело. Пёс чрезвычайно удивился и округлил глаза.

— О чём задумался, дружок? — скрипучим голосом спросило ружьё. Хотя хозяин постоянно чистил его и смазывал импортным маслом, голос у ружья не становился бархатным.

— Не хочу завтра идти на охоту, — сказал пёс.

— А ты не ходи, — предложило ружьё.

— Сильно уважаю хозяина, чтобы отказаться.

— А ты прикинься больным, — снова предложило ружьё.

— Не поверит. Он умный. Сразу температуру измерит. Ещё хуже будет. Назовёт симулянтом и изменником.

— А ты знаешь, мне тоже до чёртиков надоело плеваться дробью и картечью в уток и зайцев, — сказало ружьё.

— Правда? — обрадовался Малыш, — а я плохо о тебе думал. Я думал, что ты профессиональный убийца.

— Отнюдь. Хоть у меня нервы и железные, но я бы лучше стал детским грузовичком-самосвалом или, на худой конец, дверной ручкой. Пользы больше. И профессии гуманные у машинок или ручек.

— Слушай, нам срочно надо что-то придумать, чтобы не участвовать больше в убийствах, — предложил пёс.

— Хорошо бы, — согласилось ружьё, — но я ничего не могу придумать. У меня слабо развито воображение.

— Да? — удивился пёс, — а я всегда завидовал тебе — такому стройному, красивому, отливающему серебром. И приклад лакированный всегда глаз радовал.

— Вот таким уродилось, красивым, а бестолковым и жестоким. Сколько на своём веку пришлось жизней загубить, не сосчитаешь.

— Раскаиваешься? — участливо спросил пёс.

— Не трави душу, а то разрыдаюсь и заржавею.

— А может, в этом выход? Заржавей, и хозяин на охоту не пойдёт.

— Мысль хорошая, но ржаветь не хочется. Выбросит на свалку — и, считай, пропал.

— Да, так не годится, — согласился Малыш. — Надо ещё что-нибудь придумать, менее безысходное.

— Думай, я вижу, ты мастер что-нибудь придумывать, — с надеждой проговорило ружьё.

Пёс снова погрузился в размышления, а ружьё прилегло рядом на коврике:

— Если усну, а ты что-нибудь придумаешь, буди сразу, не стесняйся и не бойся, с испугу я не стреляю, — сказало ружьё.

«Что бы такое придумать?» — размышлял пёс. Он представил, как завтра рано утром, ещё до зари, они с хозяином сядут в автомобиль, поедут за город. Поставят машину в кустах. Пешком пройдут километра три к озеру, найдут засаду, устроятся в ней и будут ждать, когда на водную гладь сядет стая диких уток, гусей или куликов. Потом хозяин прицелится, нажмёт на курок. Выстрел разорвёт тишину. Несколько уток взмахнут в последний раз в своей жизни крыльями и упадут в воду. А он, Малыш, должен будет, рыча, плыть к ним, хватать зубами и нести хозяину ещё тёплых, но, увы, мёртвых птиц. Нет, этого он уже не сможет больше сделать никогда. Малыш вздрогнул. Ружьё спало чутко и от этого проснулось:

— Мне показалось, что ты придумал.

— Да нет ещё, — сказал пёс. — А что, если нам пригласить сюда дробь и патроны? Может, они что-нибудь подскажут.

— Навряд ли, — отвергло ружьё предложение Малыша. — Дробь тоже без воображения, она же металлическая, как и я. А патроны ко всему безразличны, они тоже не советчики.

— Значит, придётся мне думать, — огорчился пёс.

— Думай, на тебя вся надежда.

— Стоп! Идея! — воскликнул пёс. — Я кое-что вспомнил из одного фильма.

— Придумал? — оживилось ружьё.

— Кажется, придумал…

— Что? — с нетерпением спросило ружьё.

— Не знаю, согласишься ли ты?

— Я соглашусь, ты только говори.

Пёс поднял правое ухо кверху, почесал за ним лапой и шёпотом сказал ружью:

— Нам с тобой надо сегодня ночью убежать от хозяина. А ему в записке написать, почему мы это сделали. Ты умеешь писать?

— Да ты что, какой из меня писатель? Я, наверное, только букву «о» и смогу написать, — огорчилось ружьё.

— Тогда я попробую. Но придётся, конечно, писать не на бумаге, а на какой-нибудь доске. Бумагу я своими когтями напрочь разорву.

— А ты на стене в прихожей нацарапай, она вагонкой обшита, — предложило ружьё.

— Смотри-ка, — обрадовался пёс, — у тебя, кажется, воображение проснулось. Тебе не кажется?