Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 2

Когда я догнал ее, дождь уже усилился до ливня. Я шел за ней всю дорогу, не отставая. «Ничего, — думал, — подожду. Подожду, сколь бы то ни было. Хоть до утра».

Мы, и правда, шли около получаса. Остановились у небольшой четырехэтажки. Она стояла у невысокого склона, как раз того, по которому Асенька бежала, когда решила, что я тону. Она зашла в подъезд — я простоял между входной дверью и площадкой первого этажа, пока она не поднялась на третий и не позвонила в дверь. Левую, вроде. Запомнить несложно — там всего две квартиры, каждая на своей половинке дома. Я поднялся до второго, чтобы видеть, куда она будет заходить. Прождали секунд пятнадцать. Потом дверь открылась — ее отворил полуголый мужчина в рваных трениках и, по ходу, не совсем трезвый. Ася Вениаминовна поцеловала его в щеку, и оба они скрылись. Дверь захлопнулась. Вот что за важная встреча у нее намечалась. Я уселся на ступени, не зная, куда себя деть. Время тянулось очень медленно. Чем они там занимаются? Когда она выйдет? Правда, что ли, мне до утра тут сидеть? «Ничего, — решил я, — подожду». Через десять минут я тоже позвонил в эту дверь.

Мне открыл все тот же мужик в трениках.

— Тебе чего, пацан?

— Я к Асе Вениаминовне.

Мужик неловко обернулся.

— Ась!

Ася Вениаминовна испуганно выглянула из комнаты, правда, почему-то в одном белье, охнула и юркнула обратно.

— Слушай, пацан, ты что-то не вовремя. Да и как ты вообще нашел, где ее искать? Вот что, пацан, иди пока домой, с Асей Вениаминовной завтра в школе поговоришь.

— Я не пацан, — сказал я. — Мне сейчас надо. А ну, пропусти!

Мужик явно разозлился на мой тон. А я того и ждал. Я хотел его позлить и даже, может быть, подраться. Я смотрел прямо на него, самым своим ненавидящим взглядом. А он схватил меня за куртку. Я приготовился к удару, но он просто поволок меня вниз по лестнице.

Я закричал и стал упираться — мужик как оглох, тащил меня ровно и уверенно, как танк.

Наконец, вмешалась Ася Вениаминовна.

— Володь, отпусти его, — сказала она. — Нам с ним надо поговорить.

Мужчина отпустил меня и переключился на Асю Вениаминовну.

— Незнакомый малолетка из твоей гребаной школы ломится ко мне в дом, пока ты тут стоишь, блин, в чем мать родила, и с ним еще разговоры разговаривать?

— Володь, — Ася Вениаминовна посмотрела жалобно и вместе с тем очень строго. Что-то в ней в этот момент проснулось учительское, как на контрольной. Она кивнула мне, чтобы я проходил.

Я зашел.

— Отлично! Замечательно! Дай хоть штаны мне нормальные надеть — за пивом схожу, пока вы тут…

Он хлопнул дверью и исчез.

Ася Вениаминовна накинула на себя какой-то огромный халат, по-видимому, принадлежавший этому самому Володе, достала из его кармана сигарету и закурила.

Моя смелость куда-то улетучилась. Я смотрел на нее: «Будет буря, — крутились слова у меня в голове, пока она курила. — Будет буря».

Я ждал, что она накричит, ударит меня, убьет ножом — я был готов к любому.

— Ну, Лень, это самое, — Ася Вениаминовна шумно выпустила изо рта дым, — ты совсем дебил или как? А?

А смотрел в пол.

— Ты зачем сюда приперся? — ее голос постепенно переходил на повышенные тона.

— Программка, — только и сказал я. — У вас на столе. Там имя было — Тимы Гуськова.

Ася Вениаминовна молчала.

— Это он на конкурс едет, да? Вы уже все решили. А этот спектакль с Романом Валерьяновичем — тоже ваша идея, да?

И тут я заплакал. Мужик Володя, вернувшись, выволок меня из подъезда и так бросил. Я лежал на земле, полумертвый, и смотрел на мариупольское небо, которое постепенно начинало темнеть.

Назавтра все было, как раньше, — я пришел в школу заранее и ждал начала урока. Ася Вениаминовна же, напротив, была вся взъерошенная. На меня не смотрела. Если бы нас видели со стороны, можно было бы подумать, что у нас роман.

Тема — «Муму» Тургенева. На доске — вопросы к проверочной.

«Вероятно, барыня думала, что раз Герасим инвалид — то уже не человек, а бревно, — пишу я. — Знаете, во Вторую мировую в Германии были ученые, отказывавшиеся проводить над людьми химические опыты. Тогда их просили, по отношению к подопытным, заменять слово «человек» на слово «бревно»…»

Ася Вениаминовна ходит по рядам и остановилась у моей парты — я знаю, что она смотрит.

«Вот и я, как Герасим, утопил свою надежду».

У Аси Вениаминовны большие круги под глазами. Этими глазами она обводит класс, и я вижу — она это все ненавидит.

— Ася Вениаминовна, вы сережку потеряли, — говорит Ульянка.

Ася Вениаминовна отрывается:

— Да? Где?

— Не знаю, — говорит Ульянка. — Потеряли, и все. У вас только одна в ухе.

И правда — одна сережка. Все в ней сразу стало криво и неправильно — как будто из карточного домика выпал один элемент — и рухнуло все строение.

«Но, не утопив свое Муму, нельзя стать настоящим большим человеком».

Звенит звонок. Я выхожу из класса.

Остывшая геркулесовая каша серым комом лежала на тарелке. От одного ее вида аппетит тут же пропал. Таня тяжело вздохнула, поджав губы, похлопала ложкой по липкой каше и подняла скучающий взгляд. Вокруг все та же обстановка, что и в предыдущие дни: старшая сестра в бигуди гладит рубашку мужу, вокруг нее с душераздирающими воплями носятся маленькие сыновья, мама со спокойным, отстраненным лицом шинкует капусту для щей, отец, не переставая ворчать на зятя, читает вчерашнюю газету. К вечеру должен вернуться брат из рейса, а значит, и его жена тоже с двумя непоседливыми мальчишками приедет от своей мамы. Таня опять вздохнула и уткнулась в тарелку в надежде, что несъедобная каша превратится во что-нибудь вкусное.

— Танька, ты чего не ешь? На работу опоздаешь! — прикрикнула мама, не глядя на дочь.

— Не опоздаю. Сегодня выходной.

— Да ну?

— Представь себе. Ты хоть помнишь, что я завтра уезжаю?

— Куда это?

Таня состроила недовольную гримасу. Целых две недели она рассказывала маме о предстоящей поездке — туристическая путевка, палатки, отдых на природе. Она так ждала, что наконец вырвется из рутины, хотя бы ненадолго отдохнет от своей большой семьи, громкой, вечно уставшей, пахнущей щами и борщом, переполненной детским криком и плачем. Она не могла больше находиться дома. Всякий раз, с наступлением выходных или праздников, спешила в парк куда-нибудь в центр Москвы, блуждала по улочкам, рассматривала яркие витрины дорогих бутиков. Ей нравились долгие пешие прогулки, такие, чтобы к вечеру, придя домой, устало сбросить с ног обувь и повалиться спать на свою скрипучую раскладушку в дальнем углу большой комнаты. А наутро опять работа в соседнем продуктовом магазине. Двадцать шесть лет, никакой личной жизни — одинокие прогулки по городу. В один из таких однообразных дней приятельница предложила Тане съездить на пару дней в туристический поход. Какое-никакое, а путешествие. И вполне бюджетно. Таня согласилась, хотя Лиде не особо доверяла, знала ее не очень-то хорошо. Они работали вместе, иногда пили чай в подсобке, где Лида с упоением рассказывала о своих любовных приключениях. Она горазда была приврать и даже бровью не повести.