Джеймс Фрей - Миллион мелких осколков

Предисловие пропускаю. Если книга – полная ерунда, то я своим умом до этого дойду, и ее не спасут разглагольствования какого-то сраного умника, который написал предисловие. Текст состоит из коротеньких глав с номерами от 1 до 81. В главе номер один говорится, что Дао не может быть выражено словами и находится по ту сторону слов. Говорится, что подлинное и вечное не нуждается в словах. Если мы свободны от страстей, то можем познать тайну, а если захвачены страстями, то нам доступны только ее проявления. Говорится, что у тайны и ее проявлений один и тот же источник – глубочайшая темнота. Говорится, что глубочайшая темнота – ключ ко всякому пониманию. Причин бросать книжку в мусорное ведро вроде не вижу, но и убедить меня окончательно ей пока не удалось. Продолжаю читать. Читаю и слушаю глубокие, спокойные, медленные, нежные звуки кларнета. Устраиваюсь в теплом гнезде под одеялом и читаю. Жду телефонного звонка и читаю. Когда Лилли позвонит, я услышу ее голос. Я хочу услышать голос Лилли.

Глава номер два. Если существует прекрасное, то существует и безобразное. Когда возникает добро, то возникает и зло. Бытие и небытие порождают друг друга, трудное и легкое создают друг друга, высокое и низкое взаимно определяются, длинное и короткое взаимно соотносятся. Тот, кто живет по закону Дао, действует без деяния, учит без слов. Он все принимает и все отпускает, ничего не ожидает и ничем не обладает. Он не испытывает нужды, не зависит, не гордится. Он не различает прекрасного и безобразного, добра и зла. Он способен просто быть. Просто быть.

Глава номер три. Почитая сверх меры одних, мы порождаем зависть в других. Переоценивая вещи, мы порождаем воровство. Держи свой ум пустым, а сердце полным. Усмири свою гордость, умерь свои притязания. Расстанься со всем, что знаешь, со всем, чего желаешь, и не слушай того, кто скажет, что знает. Упражняйся в недеянии, нехотении, нестяжании, несуждении, неведении. Учись просто быть. Все встанет на свои места.

Глава номер четыре. Дао пусто, но в применении неисчерпаемо. Извечная пустота, она полна бесконечных возможностей. Дао нигде и везде. Оно старше и могущественней всех богов. Дао нигде и везде. Оно старше и могущественней всех богов. Делаю паузу, потом перечитываю эти четыре главы еще раз. С первой по четвертую. Каждое слово по отдельности, все слова вместе, их значение и контекст – все очень просто, и в этой простоте – первооснова, и в этой первооснове – правда, а только правда имеет значение. Эти слова обращены ко мне, полны смысла для меня, отзываются во мне, успокаивают, утешают, расслабляют, даже умиротворяют меня. В них звучит правда, а только правда имеет значение. И хоть я не спец по части китайщины и вообще ни по какой части, кроме того разве, как лучше употребить, чтоб посильнее вперло, но я вроде как с ходу ловлю, о чем говорит мне эта книжка, эта странная, невероятная, дивная, мудрая книжка. Живи, давай жить, не суди, принимай жизнь как она есть, не отвергай жизнь, и все будет хорошо.

Я закрываю книжку, звуки кларнета подхватывают меня, обнимают, обнимают, обнимают. Глубокие, спокойные, медленные, нежные звуки кларнета, как и мысли в моей голове. Обнимают меня, обнимают меня, обнимают меня.

Живи и давай жить.

Не суди.

Принимай жизнь как она есть.

Не отвергай жизнь.

Все будет хорошо.

Вопль, долгий, пронзительный, леденящий кровь, словно кричит ребенок, которого зажаривают живьем.

Привстаю на кровати. Вокруг темно и тихо. Может, приснилось? Вопль повторяется. Вопль ребенка, которого зажаривают живьем.

Вылезаю из кровати, выхожу из палаты, иду в ту сторону, откуда доносится вопль. Он доносится из холла, и с каждым моим шагом становится громче, отчаяннее. Как будто ребенка, на хер, зажаривают живьем.

Мне страшно. Даже волосы на затылке встают дыбом, и волосы на руках тоже, сердце колотится, в ушах звенит, и вопль все громче, отчаяннее с каждым шагом. Подмывает остановиться, не идти дальше. Мне страшно. Бедный ребенок. Мне страшно. Бедный ребенок.

Поднимаюсь на верхний ярус. Там еще двое человек, с перекошенными лицами смотрят вниз на нижний ярус. Я смотрю туда же, куда они, откуда эхом разносятся душераздирающие вопли. На диване стоит Рой, в руке у него толстая деревянная палка устрашающего вида, вроде биты, с окровавленным концом. Он размахивает этой палкой, целится в невидимых врагов и орет во всю мощь легких. Одежда, потасканная и рваная, покрыта пятнами грязи и крови, лицо, волосы, руки – тоже, глаза расширены, взгляд невидящий, белки – красные, как раскаленный уголь, а зрачки черные-пречерные.

Подтягиваются еще люди, привлеченные жуткими воплями, выстраиваются на верхнем ярусе, смотрят на Роя в растерянности, не понимают, как реагировать, что делать, как успокоить его. Приступ безумия усиливается, Рой начинает скакать на диване, одной рукой молотит палкой по спине, а другой раздирает себе лицо. Изо рта вылетает пена, капли крови разлетаются по ковру и стенам, в штаны он то ли уже обмочился, то ли мочится сейчас. Похоже, он не замечает, что на него смотрят.

Приходит Линкольн с крупным мужчиной в серой униформе и с переносной рацией – видимо, с сотрудником службы безопасности. Они минуту стоят на верхней ступени лестницы, глядя на Роя и о чем-то тихо переговариваясь. Потом замолкают и спускаются по лестнице, а Рой прекращает визжать, смотрит на них, поднимает палку и начинает целиться в них.

Почему вы хотите убить меня?

Отвечает Линкольн. Тихо, спокойно.

Рой?

Почему вы хотите убить меня?

Мы не хотим убить тебя, Рой.

Они доходят до нижней ступеньки лестницы и останавливаются.

Кто тут Рой?

Линкольн делает шаг вперед, его спутник остается на месте.

Ты что-то принял, Рой?

Рой скачет вверх-вниз на диване. Размахивает палкой.

Я не Рой.

Линкольн делает еще шаг вперед.

А кто ты?

Меня зовут Джек, и я убью тебя. Я УБЬЮ ТЕБЯ, УБЛЮДОК!

Линкольн оглядывается, кивает спутнику, и тот что-то говорит по рации. Линкольн снова поворачивается к Рою.

Привет, Джек.

Я размозжу тебе башку, двуличный ты сукин сын!

Почему, Джек?

Потому что я убийца. Хладнокровный и безжалостный убийца.

Входят еще двое в сером. Первый хмыкает. Линкольн оборачивается, подзывает их кивком и делает шаг навстречу Рою. Трое в сером достают из карманов резиновые перчатки, надевают их.

Может, отдашь мне палку, Джек?

Рой размахивает палкой.

Это не палка, это дубина. Я человек-молот.

Трое приближаются.

Может, ты положишь дубину, Джек?

Ты ее получишь только через мой труп, ублюдок.

Трое окружают диван, Линкольн стоит перед Роем. Рой злобно озирается, рычит, крутится волчком, чтобы прикрыться.

Я размозжу вам черепа, сволочи!