Кэтрин Айзек - Я, ты и все, что между нами

Когда мы спускались по водопадам в глубокие водоемы, я не могла думать ни о чем ином, кроме сломанных костей, наполненных водой легких, зияющих ран, представляя себе, как нас всех выбрасывает где-то здесь на берег с единственным пакетиком куриных чипсов на всех.

– Мам, это ПОТРЯСАЮЩЕ! – объявил Уильям.

– А… хорошо, – проскулила я.

Как раз тогда, когда во мне затеплилась слабая надежда на то, что весь этот ужас близится к концу, Энцо повернулся ко мне, сверкнув зубами:

– А теперь проверка на храбрость. Только для вас. – И подмигнул мне.

Обычно нужно приложить много усилий, чтобы вызвать во мне неприязнь, но я подумала, что Энцо легко удалось это сделать.

– Voici comment il faut faire. Si vous ne faites pas comme moi, vous vous ferez mal, doncécoutez-moi bien 28 28 Вот как это нужно делать. Если не сделаете, как я, вы навредите себе, так что слушайте внимательно ( фр. ). .

– Он говорит, что ты должна сделать все точно так, как он, или ты поранишься, – сообщил Адам.

Энцо стоял на краю скалы, по его голеням скользил мощный поток воды.

А потом он прыгнул.

Прошло мгновение, прежде чем я услышала шум удара об воду внизу. Я заглянула за край уступа и увидела, как Энцо наконец вынырнул из воды и показал нам большие пальцы, прежде чем выбраться на берег.

– Мой сын не станет этого делать, – сказала я Адаму.

Адам оценивающе взглянул на край скалы и дернул челюстью.

– Хорошо.

– Адам, я серьезно. Это просто нелепо. Ему всего десять лет.

– Согласен, – сказал он. – Думаю, ты права насчет этого…

Нас прервал гулкий всплеск воды, от которого у меня по всему телу прошла волна адреналина. Я повернула голову и поняла, что на месте, где стоял Уильям, никого нет. Мы с Адамом кинулись к краю, я заглянула вниз на воду, на тень под ее потоком, на бурлящие пузыри – туда, куда бросился мой сын.

У меня подкосились ноги.

Я знала, что нет смысла надеяться на то, что эти двое спасут его, поэтому побежала вниз по краю берега, скользя по грязи и спотыкаясь, пока не нашла открытое место. И тогда я сделала единственную вещь, которую подсказал мне материнский инстинкт: начала спускаться на спине, хватаясь руками за траву, грязь и камни, чтобы удержаться. Я погрузилась в воду спиной и не смогла бы полностью описать ослепительный белый поток, который поглотил меня на первые пять секунд, когда я окунулась, а мой рот оказался наполнен холодной как лед водой. За исключением того, что я чувствовала себя хомяком, которого смыло в туалете.

Я отчаянно заработала руками, пока не схватила что-то, что напоминало ногу Уильяма. Я обдумывала следующее движение, наморщив лицо и оглохнув от шума, когда поняла, что мой сын вообще-то жив и отбивается. Отбивается от МЕНЯ, если быть точной.

Сопротивляясь потоку бушующей воды и судорожно двигая всеми конечностями, я выбралась на берег, отплевываясь и вытирая глаза, и увидела Уильяма: он сидел рядом и качал головой.

– Могла бы подождать, пока я вылезу, мама, – пробормотал он. – До тебя даже очередь не дошла.

После мы переодевались в раскладной палатке, которая представляет собой единственное удобство, если вы забрались в такую глушь в сельской глубинке. И вдруг оказалось, что Уильям, который вел себя все утро как маленький моряк – смекалистый, непоколебимый, готовый справиться со всем, что ни преподнесет судьба, – не может самостоятельно снять носок.

– Он все-таки очень мокрый, – пожаловался он. – Нога застряла, не могу стащить.

Следующие три минуты я провела, пытаясь снять с него носки, причем у меня бешено стучали зубы. А потом я отправила его к отцу, чтобы самой переодеться. Это подразумевало необходимость корчиться во множестве невероятных поз, палатка вздымалась вокруг меня, когда я чуть не вывихнула локоть, пытаясь надеть бюстгальтер. К тому времени, как я выбралась наружу, сквозь тучи пробивалось солнце, а Энцо складывал все снаряжение в свой фургон. Я протянула ему гидрокостюм.

– Спасибо, – произнесла я, выдавив из себя улыбку.

– Ваш сын молодец. Он храбрый, – сказал он.

У меня возникло странное чувство гордости.

– Конечно храбрый!

Энцо громко захлопнул дверь.

– Где он сейчас? – спросила я.

Парень жестом указал на другую сторону дороги, где Адам с Уильямом сидели рядышком у озера. Сквозь прорехи в сером небе пробивались осколки света. Я направилась к ним и, приближаясь, замедлила шаг.

Я не слышала, о чем они говорили, но оба смеялись, громко, раскованно и безудержно. Адам обхватил Уильяма одной рукой и прижал к себе.

Остановившись и быстро вытащив телефон, я украдкой сделала фото.

Взаимоотношения моего сына со своим отцом были гораздо более хрупкими и сложными, чем можно было предположить по фото, даже с добавленным для большего лоска фильтром «Инстаграма». Но все равно это была прекрасная фотография. Я надеялась, что мама сможет хранить ее в своем сердце, пока оно будет биться.

Проблемой в отношениях с Адамом было то, что в него очень легко было влюбиться. Если его не знать долгое время – я имею в виду по-настоя щему, – то его ужасные качества затмевались хорошими: тем, что он был умным, забавным, харизматичным, красивым. И он обладал способностью заставить человека поверить в то, что тот является центром его мира – по крайней мере, на какое-то время, – именно так чувствовал себя Уильям в этот день.

Но я волновалась о том, что Адам сделает ему больно, подведет его, что он очаровывает, подкупает его, демонстрируя свои самые лучшие качества, а потом ранит юную душу Уильяма – в момент проявления наибольшего пренебрежения и эгоизма. Я на собственном опыте узнала эту сторону личности Адама, хотя не могу сказать, что предвидела крах наших отношений до того, как стало слишком поздно.

Первой настоящей проблемой, с которой мы столкнулись, стало то, что Адам начал презирать свою работу, которая раньше была вполне терпимой.

Я знала, что он дошел до предела, потому что слышала, как поворачивался в двери его ключ, когда он возвращался с работы, и, спрашивая: «Как прошел день?» – ощущала, как у меня от напряжения сжималось горло. Я знала, что его рабочий день был полон стресса, мелочных офисных интриг и нулевой самореализации. И все это придавало горькое послевкусие почти всем нашим вечерам.

– Как бы это сказать? – начал он, зайдя однажды вечером в гостиную и тяжело опустившись на диван, на котором сидела я с ноутбуком. И на фоне негромко работающего телевизора продолжил: – Самым выдающимся событием дня стало то, что я трижды выиграл во вздор-лото на одном собрании.

Я положила ноутбук на подушку возле себя и обвила руками его шею, коротко прижавшись губами к его трехдневной щетине.

– Мне жаль, что сейчас все так дерьмово.