Александр Покровский - В море, на суше и выше...

— А где у вас план работы на год? Ага... А на месяц? Тэк-с... Угу... А на день? Ах, нет? Да вы же преступник, товарищ майор! У вас руки по локоть в крови и затхлость на два пальца!!!

Зная вздорный нрав начальника, штабные по коридору передвигались короткими перебежками, а когда за стеклянной дверью замечали толстенькую тень военачальника, стремительно ныряли в ближайшее помещение, иногда даже в женский туалет...

Как-то раз Н* отправился в плановую инспекционную проверку какого-то полка. Когда самолет набрал высоту, из носового салона вышел адъютант командующего и с каменной физиономией поинтересовался, кто из офицеров играет в преферанс. Опытные инженеры сделали вид, будто «крестики-нолики» — предел их умственных способностей, кто-то в панике накрылся газетой, кто-то шмыгнул в гальюн. Нашлись, однако, три придурка, которые рассчитывали под халявный генеральский коньячок приятно и с пользой для карьеры провести время. Адъютант увел их в салон, а через пять минут выскочил, зажимая рот руками. По лицу его текли слезы.

После представлений Н* предложил офицерам садиться, достал из портфеля колоду игральных карт, ловко стасовал их и раздал. Когда игроки разобрали карты, у них пропал дар речи. На внутренней стороне карт вместо привычных королей и дам были напечатаны вопросы по Уставам.

— Ну, вот, — ехидно произнес Н*, доставая из портфеля зачетную ведомость, — все не так скучно лететь будет.

Был у меня приятель — кинооператор. Настоящий кинооператор, ВГИК окончил, работал на «Мосфильме». Да что-то у него там не заладилось: то ли с режиссером концепциями стал меряться, то ли водку любил больше, чем положено творческому человеку, словом, пришлось ему уволиться. На несколько лет я его потерял из виду, а тут вдруг встретил в одном солидном военном учреждении. На радостях отправились в бар, и вот что он мне рассказал.

— Сначала, когда с «Мосфильма» я ушел, расстраивался сильно, пил недели две.... Потом как-то утром к зеркалу подхожу — батюшки-светы! — чистый гоблин! Рожа кривая, небритая, глаз не видно, а на щеке — меня это больше всего убило — пуговица от подушки отпечаталась. Нет, думаю, хватит! Тем более, и деньги кончились. Надо работу искать. А что я умею? Только кино снимать, не грузчиком же в овощной магазин идти. Походил-походил, нет работы. На киностудии не берут, видать, в кадры звонок уже прошел, грузчиком, оказывается, тоже только по протекции можно устроиться. Совсем меня тоска заела, от запоя спасает только то, что денег нет. И тут в пивнушке с одним мужиком познакомился, он-то мне работу и предложил.

Работал он в конторе, которая занималась испытаниями всякой авиационной техники, и вот эти самые испытания, оказывается, тоже па пленку надо снимать. Ну, выбора у меня никакого не было, выпили еще по кружке, я репу для вида поморщил, да и согласился.

Сначала я там себя чувствовал дурак дураком. Ну, представь, подходит ко мне утром местный микробосс и говорит:

— Мы с вами, Владислав, будем сегодня снимать изделие Х-90 МД!!! — А сам мне в лицо заглядывает, восторг, значит, хочет увидеть, — так вы уж постарайтесь, голубчик, только чтобы роллероны обязательно было видно! Непременно, чтоб роллероны!

А я стою и думаю про себя: какое оно, это Х-90: большое, в ангаре стоит, или наоборот, маленькое, на столе в лаборатории и не заметишь с первого раза, какие мне объективы-то брать? Да еще роллероны эти... Потом, конечно, привык. Даже нравиться стало. На «Мосфильме» ведь как? Там что ни режиссер, то, непременно, гений. Один, помню, на съемках ни минуты спокойно посидеть не мог, все по павильону бегает-бегает, а потом вдруг себя за голову схватит, да как закричит: «Боже! Как я гениален!». Да.... А здесь — дело другое. План на день смотришь — а там: «Изделие 065-2МР, вид сверху» или «Изделие Стрела-5. Вид со снятой крышкой». Красота! И никакой тебе сверхзадачи, проникновения в образ и прочей дряни. Покойников и то трудней, наверное, снимать.

Но тут, уволился у нас оператор, который вел воздушные съемки, и начальство подъехало ко мне: дескать, давай, проходи медкомиссию, ты человек молодой, здоровый, будешь летать — и денег больше и пенсия раньше. Ладно, — говорю, — согласен, родни у меня нет, если что, считайте меня коммунистом. Посмотрели на меня, как на придурка, но, люди вежливые, ничего не сказали. Правда, в «бегунке» у меня почему-то первым психиатр оказался, а не терапевт, но, может случайно...

И вот — первая командировка. Снимать нужно было дозаправку в воздухе. Прилетели на Украину, к «дальникам». Оказывается, есть такой город: Узин, я-то про него раньше и не знал.... Гарнизон у них хороший, гостиница там, столовая, все честь по чести. И тут майор из местных мне и говорит: «Пойдемте, мол, с экипажем вас познакомлю». Пошли. Сидят они в комнате предполетной подготовки, карты какие-то, схемы кругом, на стенах плакаты «Действия экипажа в особых случаях», а из-под самой большой карты роспись «сочинки» выглядывает.

— Познакомьтесь, товарищи, это оператор из Москвы, Владислав Сергеевич, он с вами завтра на дозаправку полетит, прошу любить и жаловать. А мне пора!

Стали знакомиться. Сказать, что это были здоровые мужики, значит не сказать ничего. Я с моим ростом 1.80 ощущал себя недомерком. У них, помнится, еще присказка такая была: «Я тебя что, в истребитель что ли заталкиваю?». В истребитель никто из них точно бы не уместился.

Сидят они, меня разглядывают, а я перед ними стою. Ну, и чтобы неловкость сгладить, я им предлагаю, мол, заходите ко мне вечером в гостиницу, мы там за знакомство по чуть-чуть, или перед полетом нельзя? Они переглянулись, а командир и спрашивает:

— А вы в первый раз летите?

— В первый...

— Не только можно, — серьезно так отвечает командир, — но и нужно, чтобы стресс снять, потому что полет у нас завтра будет не только трудный, но где-то даже и опасный. Вечером мы к вам зайдем. А пока штурман вам поможет обмундирование подобрать, расскажет, как парашютом пользоваться, ну, и вообще... Иваныч, обеспечь!

Пошли мы на склад АТИ. А я про себя думаю, сколько же мне водки брать, чтобы этих бегемотов-то напоить?

Вечером экипаж в полном составе прибыл в гостиницу. Трехлитровую банку спирта и закуску, правда, принесли с собой. Но и водка моя тоже не пропала.

Утром просыпаюсь и ощущаю в себе какое-то томление, переходящее в вялость в членах и сморщенность в организме. Доктор полковой на предполетной мне давление померил, головой покачал и кислородную маску сует: «Подыши пока, полегче будет», а командиру и говорит: «Вы бы ребята, все-таки полегче, без привычки ведь человек...».

На Ту-95, понятно, для оператора место не предусмотрено, поэтому посадили меня на резиновый транспортер за пилотскими креслами. Я еще удивился, что это за штука? Оказалось, для аварийного покидания самолета. Надо по очереди ложиться на этот транспортер, а он подвозит к люку. Кстати, люк этот выходит в нишу для передней стойки шасси, так что при покидании шасси должно быть выпущено.