Виржини Гримальди - Время вновь зажигать звезды [litres]

– Очевидно, от холода у некоторых вымерзли нервные клетки, – съязвила Лили. – Ни за что не пойду.

– Нет, мы сделаем это! – бросила Хлоя, быстро раздеваясь. – Мама, Лили, давайте же, я читала, что это очень полезно для здоровья.

– Я предпочитаю прожить меньше, но в тепле, – отрезала Лили.

– Началось таяние льда, – вмешалась Веса. – Температура воды на отметке четыре градуса, это вполне терпимо.

Она, наверное, принимала нас за йогурты.

Хлоя вся дрожала. Девочка была твердо намерена осуществить свою затею. Я не могла ее разочаровать, ведь она все организовала ради меня.

Пока я медленно, одно за другим, снимала с себя одежду, я думала о том, что каждый, заводящий детей, должен подумать о возможных последствиях.

– А ты, Лили? – спросила Хлоя.

– Нет, я подожду вас здесь, – ответила моя младшая дочь, глубже запихивая подбородок в шарф. – Я мерзну уже от одного вашего вида.

Петри, владелец сауны, в одних желтых плавках, ждал нас возле входа в хижину. Не будь мои челюсти парализованы холодом, я бы засмеялась.

Бегом мы преодолели несколько метров, отделявших нас от озера. Хлоя стучала зубами, и, как я подозревала, уже пожалела о своем сюрпризе. Мы подошли к маленькому мостику, в конце которого виднелись ступеньки, уходившие в темную воду. Петри объяснил последовательность действий: мы спускаемся в воду, остаемся в ней меньше минуты, выходим, бежим к хижине и запираемся в сауне. Та, у кого хватит пороха, повторит все сначала.

– Чередование жара и холода очень полезно для здоровья, – произнес он, спокойно входя в воду. – Ну, пошли!

И он поплыл. Этот безбашенный. Вот превратится в сталагмит, меньше будет умничать.

Урча от удовольствия, к нему присоединилась Веса. Значит, эти люди любят ощущать холод, другого объяснения я не видела. Уверена, что и любовью они занимаются в морозильной камере.

Хлоя стянула сапожки и прошла к лесенке.

Я прекрасно понимала, что необходимо двигаться, решиться, пыталась убедить себя, что температура воды выше, чем воздуха, но мне и руки-то было больно мыть, если вода оказывалась недостаточно теплой, так как же теперь…

– АААААААААААААААAAAAAAAAAAAAA AAAAААА! ЧЕРТ! НА-КАСЬ ВЫКУСИ!

Хлоя была в воде.

Я больше не думала, устремилась к ступенькам и погрузила одну ногу в озеро.

– О, черт!

Вторую.

И правда: ЧЕРТ!

Хлоя, поднимаясь по ступенькам, столкнула меня. Я погрузилась в воду полностью. Возникло ощущение, что в мое тело вонзились тысячи ножей, я больше не чувствовала ног, руки мои налились свинцом. Я уже была готова попрощаться с каждой клеточкой своего тела, когда услышала вопль, приближавшийся к нам:

– БАНЗААААААЙ!

В трусиках и маечке, с шарфом, обмотанным вокруг шеи, по мостику бежала Лили, она заткнула себе нос и прыгнула в воду, подтянув коленки к груди.

Лицо Лили выплыло на поверхность через несколько секунд. Губы у нее были синие.

– Я умираю, помогите! – умоляла она с затуманившимся взглядом.

Никто не отреагировал. Тогда она принялась громко кричать:

– ДА ДВИГАЙТЕСЬ ЖЕ ВЫ! СДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ, МНЕ ТАК ХОЛОДНО! ПОПИСАЙТЕ НА МЕНЯ, ЧТО ЛИ!

Петри, который все же не зашел так далеко в своей готовности поддержать ближнего, ограничился тем, что помог нам вылезти на мостик, и мы устремились к хижине: владельцы сауны пешком, а я с девчонками рысцой, на прямых ногах. Наверное, мы напоминали деревянные фигурки в настольном мини-футболе. Но вот сауна приняла нас в жаркие объятия. Веса и Петри вскоре отправились домой, и мы остались втроем.

Мы рухнули на деревянную скамейку. Я привалилась головой к стене и закрыла глаза. Постепенно тело стало оживать, кожа начала согреваться.

Она и сейчас передо мной, эта картина: Лили, Хлоя и я, почти голые, в уединенной сауне дальнего уголка Лапландии. Мысленно я переключилась на нашу квартиру, в которой мы без конца пересекались друг с другом, но где ничего не происходило. Я подумала о своих сомнениях, об этой импровизированной поездке, о тех последствиях, которые она еще, вероятно, будет иметь. Но уже ради этого мгновения, ради счастья Хлои, когда я наконец оценила ее сюрприз, ради мордашки Лили, сумевшей броситься в воду, ради этого доверительного молчания, ради воспоминаний, которые заставят меня улыбнуться в самые мрачные периоды моей жизни, только ради всего этого я никогда не пожалею о своем поступке.

Последний вечер в Финляндии мы провели всей группой за традиционным прощальным ужином. Едва уместившись в самом большом трейлере, принадлежавшем Эдгару и Диего, с тарелками на коленях, мы попробовали купленные на рынке в Инари [45] Инари – крупнейшая по площади община Финляндии в провинции Лапландия. местные блюда: жареные колбаски, лосиный суп, какой-то странный сыр и другие финские деликатесы, чьи названия я не запомнила.

Атмосфера была веселой и непринужденной, пока Марине не попалась под руку рамка с фотографией.

– Это ваши жены? – спросила она.

И тогда Эдгар принялся рассказывать о своей встрече с Розой, затем эстафету подхватил Диего, описывая их свадьбу с Мадлен, Марина расплакалась, виня во всем гормоны, Франсуа стал тереть глаза, мама захлюпала носом, Грег вышел на улицу, Жюльен попробовал пошутить, а Луиза разразилась целым водопадом слез.

Вернувшись домой, я, как и раньше, трижды в день, посмотрела, не пришел ли ответ от Кевина. Ни слова с тех пор, как он попросил прислать ему фото. Возможно, то, что я ему не ответила тогда, он воспринял как потерю к нему интереса? И я решила все-таки дать ему понять, что это не так.

«Добрый вечер, Кевин, надеюсь, ты не злишься, что я не прислала фотографию, мне бы прежде хотелось с тобой поговорить, ладно? Целую. Хлоя».

Ответ пришел на следующее утро, когда мама и Лили завтракали, а я была в туалете. Сердце сначала радостно затрепетало, когда я увидела уведомление.

«Слт, т пд спроси мамашу» [46] «Салют, ты в полном дерьме…» .

Сердце сразу сжалось.

– Мама, ты говорила с Кевином? – спросила я, выходя из ванной.

Лили тут же заинтересовалась, кто такой Кевин? Мама покраснела. Она отослала сестру пойти поздороваться с Ноем и все мне рассказала. Я была настолько шокирована, что не смогла ответить, даже заплакать не могла, даже не могла смотреть на маму, она что-то говорила, но я ее не слушала. Ярость заглушила во мне все чувства. Открыв дверь, я обернулась в ее сторону и, стоя на пороге, сказала:

– Надеюсь, папе удастся получить над нами опеку.

На улице мороз отхлестал меня по щекам. Я пошла и уселась на скамейку возле озера неподалеку от площадки нашего кемпинга. И только там во мне началась борьба между злостью на маму и собственной жестокостью по отношению к ней. Когда у меня из глаз потекли слезы, рядом со мной примостилась Луиза.