Евгений Водолазкин - Идти бестрепетно: между литературой и жизнью

Наряду с Медным Всадником и Исаакиевским собором Пушкинский Дом давно уже стал одним из мифов Петербурга, обретя вторую, литературную, жизнь. В отличие от прочих литературных символов города, Пушкинский Дом дважды литературен: он является персонажем русской литературы, позволяя себе в то же время ее изучать. Свое последнее стихотворение Пушкинскому Дому посвятил Блок. Это произошло благодаря настойчивости сотрудницы Пушкинского Дома Евлалии Казанович, позвонившей Блоку с поэтическим заказом. Для интересующихся укажу телефон: 6-12-00.

Самым широким образом словосочетание «Пушкинский Дом» трактуется в одноименном романе Андрея Битова. Название академического учреждения становится в нем обозначением страны, для которой литература – и в первую очередь Пушкин – значит очень и очень много. В определенном смысле Россия действительно является Пушкинским Домом.

В заключение – интересный, что называется, факт. Пушкинский Дом положил начало целому ряду широко известных музеев. Так, до 1953 года его частью была последняя квартира Пушкина (Мойка, 12), а также Тригорское, Пушкинские горы, Михайловское и Царское Село. Хранившиеся в Пушкинском Доме предметы послужили основой экспозиции музеев Блока и Некрасова. Несмотря на расставание с такими привлекательными филиалами, мы, сотрудники Пушкинского Дома, не расстраиваемся. Помня о том, что Пушкинским Домом остается вся страна, с этим легко примириться.

За границей убеждены: русские любят, когда им задают масштабные вопросы. У меня, скажем, спрашивали, что лично я делаю для процветания моей страны. Я отвечал, что в сфере моей ответственности (история литературы) всё более или менее в порядке.

Кажется, мой ответ показался недостаточно масштабным, и следующий вопрос (нотки разочарования) был сужен до пределов литературы: правда ли, что Пушкин лучше всего отражает душу своих соотечественников, то есть нашу с вами душу? Чтобы не разочаровывать собеседников еще больше, я коротко ответил, что – да, отражает. Для обстоятельного ответа следовало бы еще разобраться с нашей душой, но в официальной обстановке делать это затруднительно.

Обдумывая после свои ответы (говорят, это лучше делать до), я нашел в них следы упрощенчества и некоторой даже однобокости. Так, несмотря на хорошее состояние литературоведения и литературы, есть в нашей жизни, прямо скажем, непушкинские сферы. Не достигает наша действительность высот русского слова, да и с идеей процветания не соотносится. Возникает подозрение, что есть на свете вещи, перефразируя писателя Данилова, поважнее литературоведения.

Да и в смысле отражения нашей души тоже есть подумать о чем. Душу Пушкин, конечно, отражает. А кто отражает то, чем эта душа окружена, – загаженные парадные, разбитые дороги, безумные ток-шоу и сериалы? Трудно в такой обстановке процвести. И душу, отраженную Пушкиным, сохранить трудно.

Есть ли надежда? Есть. Как ни странно, она связана опять-таки с Пушкиным – об этом говорит народная мудрость. Всякий раз, когда начинается выяснение того, кто именно должен выполнить ту или иную работу, возникает это имя. Кто будет мыть парадное – Пушкин? А кто чинить дорогу?

В этом состоит наше особое отношение к поэту. Кто-нибудь слышал, чтобы испанцы в таких случаях апеллировали к Сервантесу? Или англичане – к Байрону? Пропустил однажды вратарь Канн четыре мяча в Петербурге – что-то я не помню, чтобы на ворота «Баварии» (кто за вас, Оливер, будет играть?) предлагали поставить Гёте. А Пушкина – предлагают. Вместо каждого из 11 игроков нынешней сборной.

Нужно признать, что Пушкин известен за границей не всем. Есть немецкий анекдот о том, как беседуют два соседа – образованный Ганс и необразованный Курт.

– О чем тебе говорит имя Пушкин? – спрашивает Ганс.

– Это название водки, – отвечает Курт. – Она продается в нашем супермаркете.

Ганс хохочет.

– До чего же ты, Курт, серый. Пушкин – это великий русский поэт.

Курт обиженно сопит.

– Ганс, а что тебе говорит имя Майер? – спрашивает он после паузы.

Ганс удивлен.

– Ничего не говорит. А кто такой Майер?

– Майер – это человек, с которым тебе изменяет твоя жена.

Знать о Майере в данном случае вроде бы важнее, чем о Пушкине. Но ведь ревнуем же мы, по слову другого поэта, к Копернику, «его, а не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником». Никакого Майера, только Пушкин. Мы слишком многим ему обязаны.

Когда встает вопрос о благодарности великим, дело обычно ограничивается вещами символическими. Я предлагаю вполне реальную, связанную с русским языком, поскольку в нынешнем своем виде наш язык был создан Пушкиным. Каждый год 6 июня я стараюсь придумывать слова, которых в нашем языке вроде как нет. Точнее, они есть, но имеют такой непривлекательный облик, что их и произносить не хочется. Чаще всего это касается аббревиатур и заимствований. Так, одним из моих приношений Александру Сергеевичу стала замена слову афтершок. Оно обозначает повторные толчки земной коры после землетрясения. В качестве замены афтершоку я предложил послетрясение.

Мое другое предложение коснулось слова, обозначающего то место в гостинице, где встречают постояльцев. Место это у нас неуверенно называется ресепшн. Неуверенность выражается в регулярной замене «с» на «ц», неоправданно долгом шипении и подавленном состоянии после произнесения.

Сложность замены слова «ресепшн» связана с тем, что все возможные кандидаты уже при деле, преимущественно больничном: приемная, регистратура и так далее. Существует обходной путь в виде выражения у портье, но самого места (а вдруг портье отлучится?) оно не называет.

6 июня, в день рождения Пушкина, я предложил неравнодушной к языку общественности подумать над заменой этого варваризма каким-нибудь более благополучным словом. К 9 сентября, дню рождения Льва Толстого, такое слово нашлось.

Подобно любой демократической процедуре, выбор этого слова оказался непрост. Начальным этапом стал сбор вариантов замены. Всего на конкурс было прислано 54 слова, из которых жюри (мои коллеги-пушкинодомцы и я) выбрало 10 лучших. Эта десятка была поставлена на голосование, в котором приняли участие 3 170 человек. Так определилась тройка финалистов:

– рецепция (17 %, вариант Левона Арустамяна),

– привечальня (16 %, вариант Елены Вайнбергер),

– гостевая (14 %, вариант Раиса Загидуллина).

На этом этапе, по условиям конкурса, вновь подключилось жюри, выбравшее слово-победитель.

По мысли организаторов, такой порядок конкурса позволял учесть мнения как носителей языка, так и его исследователей. Задачей конкурса не являлась обязательная замена иностранного слова русским. Многие слова иностранного происхождения прекрасно освоены нашим языком и давно получили русское гражданство.