Денис Драгунский - Дочь любимой женщины [сборник]

Каждая встреча была восторгом, праздником и чудом.

Лещинский много раз предлагал ей уйти от мужа к нему, но она говорила, что это невозможно. Во-первых, Олег дико ревнив. И страшно, просто патологически самолюбив. Он ее убьет, как только услышит, что она от него хочет уйти к кому-то другому. А во-вторых, ребенок. Он не отпустит ее с ребенком. У них сын-подросток, и Олег к нему безумно, просто патологически привязан. Лариса любила это слово. Она и про свою любовь к Лещинскому говорила: « Это какая-то патология ».

Вот так лет пять прошло.

Вдруг звонок с неизвестного номера. Уверенно, дружелюбно, вежливо. «Старик, привет, узнаешь? Маслов моя фамилия, Олегом зовут! Андрюша, мы же с тобой уж лет двадцать не видались, есть разговор…» «Да, да, – осторожно ответил Лещинский. – А на какую тему? Предмет, так сказать, беседы?» «Там и поговорим», – мягко, но убедительно сказал Маслов.

Встретились, как назначил Маслов, в рыбном ресторане на улице Вавилова. Странное безлюдное место. Изысканное меню. Бесшумные улыбчивые официанты. Маслов посадил Лещинского в угол, а сам как будто бы закрыл собою выход. Было неприятно. Хотя очень вкусно и, наверное, дорого – но Маслов заранее предупредил: «Я позвал, я и угощаю».

Сначала говорили о всякой всячине. О фирме Маслова, о кафедре Лещинского, о погоде и даже немного о политике. Лещинский был консерватор-патриот, но твердых демократических убеждений, а кем был Маслов, он так и не понял, потому что тот ни с чем не спорил, но и не соглашался, а только вздыхал. Говорил: «Да, странные дела, старик! Ничего не понимаю. Кажется, они сами запутались».

Потом Маслов доел палтуса, запил вином, поставил локти на стол, подпер голову кулаками и сказал, глядя Лещинскому прямо в глаза:

– С Ларисой встречаешься? В смысле, с моей женой?

– Но позволь… – Лещинский попытался изобразить возмущение. – Какое ты имеешь право задавать мне такие вопросы?

– Перестань! – Маслов негромко стукнул кулаком по столу. – И, главное, не трусь. Никто тебя на дуэль не вызывает. И морду бить не собирается. Ну? Да или нет?

– Да, – сказал Лещинский.

– Давно? – спросил Маслов, но тут же махнул рукой: – Да какая, собственно, разница. Но вы и шифруетесь, ребята! Просто комар носа. Уважаю. Но ладно. Встречаетесь, и молодцы. Рад за вас. Особенно за Лару. Видишь ли, Андрюша, я собираюсь с ней разводиться. Встретил, можно сказать, на старости лет волшебную девушку…

– Да какое на старости? – сказал Лещинский, облегченно вздохнув. – Мне сорок два. Тебе столько же. Вся жизнь впереди.

– Волшебную девушку встретил, – Маслов улыбнулся. – Вот, гляди! – он открыл свой айфон и показал Лещинскому фотографию.

О боже! Это была юная, максимум двадцать два года, хорошенькая фотомоделька. Синие глаза, соломенные волосы, стоячая силиконовая грудь, подкачанные губки.

– Красивая, правда?

– Наверное, да, – сказал Лещинский.

– Да, да, да! – вдруг негромко, но зло и вместе с тем жалобно заговорил Маслов. – Обзови меня пошляком, мудаком, старым козлом, но я ее люблю и хочу. Я заработал себе такую, понимаешь? Имею право!

– Имеешь, имеешь, конечно, – успокоил его Лещинский. – Тем более если она добрая, милая, ласковая и тебя любит.

– Да мне насрать, какая она! Я ее хочу! Она будет моей женой, понял?

– Олежек, – сказал Лещинский. – Чего ты кипятишься? Кто тебе мешает? Маслов сказал – Маслов сделал, ну?

– Слушай, друг, – сказал Маслов. – Раз ты так все понимаешь и на моей стороне… Ты на моей стороне?

– Нет, блин! – засмеялся Лещинский. – Я на стороне крепкой семьи! Что ты такое говоришь? Да разводись скорее, и все будут счастливы. Ты, я и Лара.

– Тогда вот что, – сказал Маслов. – Тогда вы с Ларкой кончайте шифроваться. Покажитесь где-нибудь вдвоем. Раз, два, три. Чтоб все узнали, заговорили и чтоб я мог красиво развестись. Это для Васьки важно, для сына моего. Парню шестнадцать стукнуло. Вот пусть он увидит, что за штучка его мамаша. И примет решение. Я хочу, чтоб он со мной остался.

– То есть ты хочешь, чтоб я с тобой вступил в сговор против своей любимой женщины? – возмутился Лещинский.

– Почему против? Сыну будет лучше со мной, это факт. Я его отправлю учиться в Англию, всем обеспечу. Я тебя уважаю, Андрюша, но сына своего я тебе не отдам. Зачем тебе мой сын? Вы с Ларкой еще сумеете, если постараетесь. Ей сорок один, все нормально. Заведет маленького, про Ваську забудет. А не забудет – пусть общается. Что я, против? Да ради бога. Я только за. Ну, по рукам?

– В смысле? – не понял Лещинский.

– Если честно, я Ларку никогда особенно не любил, – объяснил Маслов. – Но все-таки восемнадцать лет вместе. Какая-то благодарность, что ли. Нельзя ее просто так, в никуда отправлять, это нехорошо. А так все нормально. По рукам?

– То есть чтоб я на ней женился?

– Это уж твое дело. Хотя я, конечно, буду рад. Просто я позвал тебя, чтобы ты знал: я в курсе, и я не против. Что-нибудь хочешь на десерт? – и он рукой подозвал официанта

– Двойной эспрессо и «павлову», – сказал Лещинский. – И рюмочку лимончелло как дижестив.

– Мне то же самое, – сказал Маслов. – Здесь хорошая «павлова». Только вместо лимончелло – самого простого коньячку, чуть-чуть.

Он шел домой, думая, что сейчас позвонит Ларисе и все ей расскажет, и она приедет к нему сегодня же, и снова будут чудо и восторг. Собственно, можно было позвонить и с дороги. Нет, лучше из дому.

Дома открыл компьютер, надо было ответить на десяток новых писем, прошло часа два, потом еще час, вот стало уже половина десятого, и Лещинский понял, что оттягивает звонок.

Но почему?

Неужели потому, что Олег Маслов ему разрешил?

Да, именно так и выходит – разрешил жить с его женой, и даже посоветовал на ней жениться – после того как сам с нею разведется. Ужас.

Андрей Лещинский вдруг вспомнил, как они пять лет назад целовались в лифте, в гостинице, не в силах обождать полминуты, круги плыли у него в глазах – так он ее любил и хотел. Да, солнечный удар… Был солнечный удар, а что там бывает наоборот от солнечного удара? Арктическая буря? Или белое безмолвие? Ему казалось, что внутри него все стынет и вымерзает дочиста. А вдобавок выскочила мерзкая, гнусная, пошлая мысль: « Но ведь Олег должен будет что-то оставить ей при разводе? Он же, мягко говоря, не бедный человек ».

Невыносимый, невозможный стыд.

Надо было менять телефонный номер, почту, а может быть, и адрес.

Дмитрий Дмитриевич и Анна Сергеевна, сидя на диване в полутемном номере «Славянского базара», опять говорили о том, как избавить себя от необходимости прятаться, обманывать, жить в разных городах, не видеться подолгу. Как освободиться от этих невыносимых пут?