Коллектив авторов - Привет, Апрель!

Затем помогая хозяйке досадить семена в грунт и полив потом все это своей адской смесью, довольный собой Федор произнес: Век помнить меня будете! С вам сто… Нет, пятьсот рублей..

Матильда Изольдовна поцеловала Федю в щёчку и удалилась в дом. Минуты через три она вынесла бутылочку вискаря, тарелочку пельменей и протянула помощнику пятьсот рублей.

Благодарствую! — с поклоном ответил Федор и было уже заспешил в магазин, но хозяйка постелила одеялко на травку и улыбнувшись, взяла его за руку и прощебетала: А разве вы не желаете отведать со мной этой иностранной бурды в бутылочке и моих пельмешек…

После третьей рюмки Федор принялся утверждать в необходимости теплицы на участке и то, что посаженные огурцы взойдут от его смеси уже завтра…

После пятой он принялся строить теплицу с подручных материалов, с которой провозился до глубокого вечера. А когда к ужину появилась еще одна такая бутылочка и на этот раз чебуреки на закусь Федор пообещал жениться на хозяйке этого дома сразу после того, как взойдут огурцы…

Матильда Изольдовна мирно посапывала в одной из комнат своего летнего домика, над коим ярко светила луна. Не разбудили ее и странные звуки в ее огороде… А там в три часа ночи из садовой тележки Федор в грядки высаживал огуречную рассаду, что с полуночи до двух выкапывал с огорода своей соседки бабки Аглаи.

Утром при виде цветущей огуречной ботвы Матильде Изольдовне даже плохо стало от увиденного…

Я ж вам говорил, Матильдушка, наука… Российская оборонка чудеса творит… — прокричал Федор, накрывая рассаду пленкой, которую позаимствовал у другого соседа деда Ильи.

— Да, чудеса, Федор! — хватаясь картинно за голову загадочно прошептала Матильда и добавила: Только чего на всех шести грядах огурцы то… На крайних то я до вас редис сажала…

— Ну, так ей не время еще… Она поздней взойдет… Наука пока только для огурцов и томатов… — поведал Федор и словно верный пес прижался к хозяйке…

И только дикие вопли и душераздирающие крики бабки Аглаи, где то вдали, в деревеньке Федора, да трехэтажный мат старого деда Ильи нарушали их идиллию. Идиллию и планы на будущее. Ведь сезон то только начался и основные огородные страсти впереди…

А пока Матильда Изольдовна весело прочирикала: Ну какой же ты, Федя — волшебник! — и поспешила в дом за очередной бутылочкой, думая про себя: И я — умница! Знаю, как хорошего мужика приручить, не обращая внимания на раскатистое эхо, доносившееся все еще со стороны деревни:

— Вооооор!

Федор впрочем тоже не вникал в эти звуки, ибо вдыхал аромат разогреваемых на сковородке, в доме, аппетитных домашних котлеток, говоря самому себе: Искал недостающие денежки на один пузырь, а тут их… Да еще райская женщина в придачу!

Как-то раз отдыхал я в парке на скамейке. Подсел ко мне незнакомец. Молчит. Непорядок! Почему не пообщаться между собой людям, я всегда так делаю. И я начал:

— «Пошел ты к черту», — сказали мне однажды. И, вы знаете, я пошел.

— Правда? И как там у него?

— Разнообразно, интересно!

— Это как?

— Постоянства — нет, предсказуемости — нет, планы можно не строить. Так динамично! Мне это понравилось больше, чем я до того жил. Скука у меня в жизни была, тоска серая.

— И чем вы там занимались?

— Путешествовал! За Кудыкиной горой побывал — той, которой стращают. И зачем стращают, не понимаю, всё там у них прекрасно. Только что жители бегают и суетятся: «Куды? Куды? Куда идти? Куда бежать?». А мне удивительно, красота вокруг, пейзажи горные, а им куда-то надо. Говорю им — чего носитесь, успокойтесь, присядьте, оглядитесь, в каком живописном месте живете! У вас же лепота под боком! Вы моих трущоб не видели, вот оттуда хочется хоть куда сбежать. Они притихли. Расселись глядеть по сторонам и рты открыли от изумления.

А в центре той горы — горячий источник. Местные его Пеклом называют. Заглянул в него и тут же вспотел — живенько в кратере: люди купаются, плещутся, лечебные ванны принимают. Кричат возбужденно что-то и руками машут. Я радостно помахал в ответ, пожелал им здоровья. Но все же мне подумалось, что жарко больно, нельзя долго в кипятке плавать. Я ступеньки из камней выложил, показываю жестами: выбирайтесь на берег, мол, пора сохнуть. Они как ломанулись, я еле на ногах устоял. Они мне всё: «Благодарим, благодарим!» Чуть ли не ручки целуют. А я им на прощанье: «Да не за что, вы лучше в холоде закаляйтесь, это полезней будет. Я и сам каждое утро холодный душ принимаю».

Еще на собрание анонимных ангелов сходил. Это те, кто по ту сторону как бы, но перевоспитываются. Вот приходят они и рассказывают друг другу, как скучают по дому, и какие успехи делают по преодолению этой пагубной зависимости. Один даже сорвался: не удержался парень от зова родины, сбежал-таки за границу. А я вот не пойму, зачем себя сдерживать, если сильно хочется. Если чувствуешь, что не на своем месте находишься, если зов слышишь, так зачем упорствовать. Иди за мечтой и пригодись уже там, где твое истинное место. А то так и просидишь на чужом и промаешься. Так и сказал. Через секунду я один в комнате остался. Слышал только отдаляющиеся возгласы: «Ура, можно, можно!»

Потом в реке искупался. Вышел из нее и забыл, где брюки оставил. Обмотался простыней и отправился на поиски. А по пути гадалку встретил. Позолоти ручку, говорит. Сунул было руку в карман — а штанов-то нет. Нет ничего, говорю ей. А она: «Ох уж эти туристы, вечно накупаются в реке Забвения, так и остаются без памяти. И гадай им за просто так! Вот наказание-то мне, карма беспробудная! Сколько тут нахожусь, ни монетки не заработала. Эх, что ты будешь делать! Давай руку, так погадаю».

И нагадала мне, что рано мне к черту, не в этот приезд. Пока, говорит, ходи на экскурсии, а коль понравится наш край, переезжай насовсем. Ты что-то такое натворишь тут, говорит, что после тебя грядут большие преобразования. Вот когда все устаканится, можно и возвращаться. Или не возвращаться — у тебя, мол, свобода воли есть, ты сам и решай.

А я и подумал, если тут есть что натворить, так это только к лучшему. Скучать не получится, засидеться на одном месте тоже. И отправился дальше.

Увидел я на развилке указатель: «Умница, хозяюшка, стряпуха и портниха — девуся Ягуся». Решил к ней, к рукодельнице, за брюками и зайти, хотя и неудобно было — мужчина, полуодетый, в простыне, перед дамой… Но делать было нечего.

И очутился я перед избушкой на кривых ножках, в которой Ягуся живет. Стучу, открывает красавица молодая. Баньку растопила, ужином накормила. Я еще подумал, а чего всё так просто, как в сказке. Подозрительно. Но так понравилась она мне, что сил сопротивляться нет! Я только было собрался ее поцеловать, как она мне: «Ты сначала поработай, кольцо мне принеси из ведома-неведома, незнамо откуда, тогда подумаю». А я так возмутился — вот везде одно и то же, что тут, что в родном краю! Так надоела мне эта условная любовь, что я ей сказал: «Да ну тебя, пойду я лучше дальше». А она так разозлилась, аж волосы поседели, руки в крюки превратились, из ноздрей пар повалил, глаза кровью налились, и стала она похожа на настоящую бабусю. И тут как обрадовалась она! «Спасибо, — говорит, — а то я умаялась, все никак не могла собой стать. Приходилось девицей прикидываться, молодцев испытывать. Ты думаешь, хоть кто-то отказал мне до тебя? Все как миленькие отправлялись в это ведомо-неведомо, никто не додумался противиться мне. Мне ж послушание тут дали: навечно мучиться не в своей шкуре и жизнь мужчинам усложнять чудны́ми капризами. А это совсем не в моем нраве-то, я ж добрая, на самом деле, помогающая. Спасибо тебе. На вот тебе яблочко, иди за ним, оно тебя к Кощею приведет». Ты яблочко, говорю, сама съешь, а мне брюки лучше сшей. Но она уже дверь закрыла и избушку ко мне неприличным местом развернула.