Гордон Корман - Рестарт

JWPianoMan:

???

Shosh466:

Встречаюсь с возможным героем своего конкурсного видео. С ветераном Корейской войны.

JWPianoMan:

Ниче се! Где ты его откопала?

Я не знаю, что ответить. Я так и не рассказала Джоэлу, что, пока он томится в Мелтоне, Чейз занял его место в видеоклубе. Это только добавило бы ему новых страданий. А в том, что это Чейз навел меня на мистера Солвэя, я уж точно ему сознаваться не собираюсь. Я не люблю ничего скрывать от брата, но некоторые вещи просто невозможно сказать. Может быть, потом, через несколько месяцев, когда Джоэл обвыкнется в своей школе-интернате и заведет там друзей, я сообщу, что тут без него творилось, и ему все это будет более или менее все равно.

А сейчас я ему пишу:

Shosh466:

Он знакомый моего знакомого.

Я убираю телефон в карман и молю небеса, чтобы Джоэл больше не приставал с расспросами. Стоит ему заподозрить, что я пытаюсь что-то от него утаить, как он превращается в помесь прокурора с волкодавом. Тем более этого следует опасаться сейчас, когда ему одиноко, скучно и хочется домой.

На Портленд-стрит медсестра отправляет меня в комнату номер сто двадцать один. По пути до меня доходит, какие же старые люди здесь живут. Моему дедушке семьдесят три года, но он до сих пор каждое утро катается на роликовых коньках. Здешние постояльцы намного его старше. Многим наверняка за девяносто, а кому-то и больше ста.

Дверь сто двадцать первой комнаты приоткрыта. От моего стука она распахивается настежь.

– Мистер Солвэй? – осторожно зову я.

– Нам ничего не нужно, – отвечает мне глухой, неприветливый голос.

– Э-э… Я это… Я ничего не продаю. – Перешагнув через порог, я вижу мистера Солвэя. Он сидит спиной ко мне и смотрит по телевизору новости. Насколько я успеваю разглядеть, он невысокий, но крепкого сложения, с густой, абсолютно седой шевелюрой. – Я просто хотела с вами поговорить. Я из школьного видеоклуба, я собираюсь…

– И это называется губернатор! – вдруг рявкает он в телевизионный экран. – Да я бы тебе и тележку с хот-догами не доверил! Тупица ты этакий!

Но я продолжаю. Я всегда много и быстро говорю, когда нервничаю.

– Я собираюсь принять участие в общенациональном конкурсе, и для этого мне надо записать интервью с пожилым человеком с интересной судьбой…

Он поворачивается ко мне и смотрит так, будто хочет испепелить меня взглядом.

– Я тебя знаю?

Из меня тем временем продолжает извергаться словесный поток:

– Мне рассказывали, что вы сражались на Корейской войне и были награждены медалью Почета…

У мистера Солвэя багровеет лицо.

– Ах вот оно что! Запомни, медаль не означает, что я чем-то лучше тех, кто воевал вместе со мной. Ступай, возьми интервью у кого-нибудь из них, а меня оставь в покое.

– Вы разве не хотите рассказать свою историю?

– Нет. Эта история только моя. Достаточно того, что я сам ее знаю.

Заметив на тумбочке фотографию, на которой президент Трумэн надевает на шею молодому мистеру Солвэю ленту с медалью, я окончательно убеждаюсь, что сюжет надо снимать именно про него.

– Многие подростки, мои ровесники, понятия не имеют о том, какие жертвы люди вроде вас принесли во имя нашей страны.

– Девочка, не надо подлизываться! Мне восемьдесят шесть лет, и лестью меня не проймешь. Я не хочу, чтобы у меня брали интервью. Не хочу, чтобы меня благодарили. Единственное, чего я хочу, это чтобы в столовой прекратили наконец подавать шпинат со сливками.

Ничего тут не поделаешь. Этот старик твердо вознамерился и дальше вариться в собственных невзгодах. Этим он даже напомнил мне Джоэла. Брату настолько отвратительно его нынешнее положение, что он не позволяет себе извлекать из него хоть какие-нибудь выгоды. Потому что тогда у него останется меньше причин для жалоб на судьбу, а кроме них ему сейчас ничего не интересно.

Но в отличие от Джоэла, который имеет полное право злиться на то, как повернулась его жизнь, старикан просто по натуре своей неприятный злюка.

Я уже собираюсь уходить, когда вдруг из-за порога доносится знакомый голос:

– Вам повезло, мистер Солвэй: я отхватил последнюю слойку с черносливом.

Мгновение спустя появляется он – Альфа-Крыс наших семейных кошмаров. В руке у него бумажная тарелка со слоеным пирожком, на груди – бейджик с надписью «Волонтер Чейз».

С его появлением мистера Солвэя словно подменяют. Сердитая, недовольная физиономия расплывается в широченной, озаряющей всю комнату улыбке. В этом, если подумать, нет ничего неожиданного: кому еще может радоваться несчастный самовлюбленный придурок, как не такому же несчастному придурку, еще более мерзкому и эгоистичному? Эти двое просто созданы друг для друга.

Тут Чейз замечает меня.

– О, привет, Шошанна… – начинает он, но, встретившись со мной взглядом, мгновенно замолкает.

– Эй, постой, – восклицает мистер Солвэй. – Она, что ли, твоя подруга?

Чейз кивает.

– Мы с ней из одного видеоклуба. Это я ей посоветовал снять про вас сюжет.

Старый солдат ненадолго задумывается, коротко кивает и говорит:

– Это меняет дело. Я вам двоим с радостью помогу.

Мне его слова не нравятся. Соавтора у меня нет и не будет. Но даже если и будет, то уж точно не Чейз Эмброз.

Но если я скажу об этом вслух, мистер Солвэй снова меня выставит – и теперь навсегда.

Я в бешенстве, а Чейз смотрит на меня невинным взглядом. Наверняка в глубине души он надо мной смеется.

Похоже, у меня появился соавтор. И никто не спрашивает, хочу я этого или не хочу. На всякий случай – я этого совершенно не хочу!

Но как мне объяснить это Джоэлу?

Отец недавно купил себе тюнингованный «мустанг», у которого все как положено – четыреста лошадей, здоровенные колеса и специальный дефект глушителя, из-за которого двигатель ревет, как у бульдозера. Он ездит на нем, когда не надо ехать по рабочим делам на фургоне «Эмброз электрик». Водить микроавтобус Корин ему смертельно тоскливо и скучно. Он часто говорит, что, когда мне исполнится шестнадцать, первый урок вождения я получу от него именно за рулем его ненаглядного «мустанга».

– Лучше за рулем какой-нибудь другой машины, – отвечаю я. – А то из-за рева мотора я ни слова не услышу.

Он довольно смеется.

– Ты из-за него и полицейской сирены не услышишь. Но зато запросто уйдешь от любой погони.

Отец тормозит возле нашего с мамой дома. После того как он глушит двигатель, у нас появляется возможность разговаривать, не надрывая при этом глотку.

– Пап, спасибо за ужин. Корин отлично готовит.

– Лучше всех на свете.

– И Элен у вас очень забавная. Мы с ней, кажется, подружились.

– Еще бы, вы же в принцессу играли, – морщится отец.