Гордон Корман - Рестарт

– Это потому, что ринга под рукой не оказалось. А так-то мы с ней думали устроить бои без правил.

Отец даже не пытается улыбнуться.

– Вот уж не думал, что тебе будет важно, дружит с тобой четырехлетняя девочка или нет.

Я пожимаю плечами.

– Раньше-то она меня боялась. Может, пусть лучше дружит?

– Она тебя не то чтобы боялась…. Но ты был совсем другим. Крутым. С тобой никто не хотел связываться. Типа как сейчас с Эроном и Питоном.

У меня в голове возникают отрывочные воспоминания о той поре моей крутизны – как я раздаю в школьном коридоре оплеухи, пихаюсь и делаю подсечки. Но в памяти всплывают не только гадости. Например, я вспоминаю, как шагаю по школе с высоко поднятой головой, широко расправив плечи. Вспоминаю ощущение собственной важности, уверенности и силы. Отчасти оно, конечно, объяснялось тем, что я был тогда злобным придурком. Но ведь кроме того я был еще и классным спортсменом, чемпионом штата. У меня было много друзей. И я был совсем не последним человеком в городе. Всем этим не стыдно гордиться.

– Ладно, спасибо, пап, – говорю я и берусь за дверную ручку.

– Постой, Чемпион, – останавливает меня отец. – Знаешь, есть один врач. Специалист по спортивной медицине. Он гораздо опытнее доктора Купермана. Так вот, я ему звонил. Он согласен тебя посмотреть и высказать второе мнение.

– Второе мнение? – повторяю я. – Мы же знаем, что со мной произошло. Какое тут может быть второе мнение?

– Такое, что тебе уже можно играть! – восклицает отец. – Даже Куперман признает, что ты поправился. С какой стати пропускать целый сезон?

– Так ведь доктор Куперман все объяснил, – напоминаю я. – Нужно перестраховаться, ну и все такое.

– Если он все правильно говорит, доктор Нгуен скажет тебе то же самое. А вдруг Куперман ошибается? Выходит, ты напрасно пропустишь целый год! А то и упустишь шанс снова выиграть чемпионат штата! Дважды подряд никто еще чемпионом не был – даже я!

От волнения у него раскраснелось лицо. Говорит он, без сомнения, абсолютно искренне. И что поразительно, даже допускает, что я превзойду его спортивные достижения. Я, конечно, многого не помню, но все равно, чтобы отец допустил, что я могу в чем-то оказаться лучше его, – вещь удивительная и небывалая!

Ну и как мне после этого не показаться доктору Нгуену? Спортивная медицина – его специальность, и значит, в спортивных травмах он разбирается лучше других, в том числе лучше доктора Купермана. Если он разрешит мне играть, тогда уж меня никто не остановит.

– Я скажу маме, – говорю я.

– Не вздумай! – кричит он; потом, заметив мой недоуменный взгляд, добавляет: – Не стоит ее прежде времени беспокоить. Ей и без того хватает забот. Сначала мы с тобой съездим к доктору Нгуену, а после, когда он даст добро, придумаем, как все рассказать маме.

– Хочешь сказать, если он даст добро? – уточняю я.

– Ну да. Хотя мне почему-то кажется, что все будет в порядке. Вот увидишь, Чемпион, не успеешь ты оглянуться, как снова заживешь своей прежней жизнью.

Заживу своей прежней жизнью… Я так и сяк взвешиваю в уме, чем это может для меня обернуться. Да, здорово, что я буду играть в футбол. Но еще больше мне хочется снова стать собой. Восстановить прежние отношения с лучшими друзьями и помириться с членами команды. Сделать так, чтобы впредь мои гордость и уверенность в себе питались не только обрывками воспоминаний.

Все это может случиться совсем скоро.

Питон ловит на лету мяч, прижимает его к корпусу и выписывает молниеносный пируэт вокруг молодой мамаши, толкающей перед собой коляску с ребенком.

– Эй, осторожней! – прикрикивает она на Питона, напуганный ребенок ударяется в рев.

– Просим прощения! – бросаю я через плечо, и мы, перебрасываясь мячом, продолжаем свой путь по Портленд-стрит.

Я пока еще не выхожу на поле с командой, но никто не запрещает мне мирно попасоваться с друзьями по дороге на исправительные работы.

Мирно наша распасовка складывается только для нас троих – встречным прохожим приходится спасаться от увечий.

– Кончайте уже!

– Смотрите, куда претесь!

– Так ты мне голову снесешь!

Мальчишка лет десяти, которого вместе с велосипедом опрокидывает меткий бросок мяча, разражается потоком отборной брани.

– И после этого ты тем же ртом будешь мамочку целовать? – радостно ржет Эрон.

Я со смехом поднимаю с земли мальчишку и его велосипед, поворачиваюсь к приятелям – и вижу, что прямо мне в лицо летит мяч. В последний момент я умудряюсь его поймать. Неплохо, думаю я. Может, я действительно гений футбола – каким, по рассказам, был раньше.

Эрон с Питоном – ребята мощные, но не слишком ловкие. Эрон, тот вообще иногда бывает неуклюжим, ему то и дело приходится под визг тормозов и отчаянные гудки выскакивать за мячом на проезжую часть. А вот у меня вроде бы все хорошо с техникой, и руки, как выражается отец, что надо.

– Отлично принял, Эмброз! – кричит Эрон. – Видишь теперь, как ты нужен «Харрикейнз»?

Я улыбаюсь, но о предстоящем визите к доктору Нгуену пока не рассказываю. Не хочу, чтобы они раньше времени радовались тому, чего может и не произойти, если доктор Нгуен не разрешит мне вернуться в спорт.

Но он разрешит. Так мне подсказывает чутье.

Когда мы подходим к дому престарелых, я замечаю Шошанну – она поднимается по ступеням главного входа. К счастью, Эрон в этот момент смотрит в другую сторону, а Питона я отвлекаю, резко пасанув ему мяч. Мне было бы затруднительно объяснить этим двоим, что мы с Шошанной работаем вместе.

Эрон и Питон направляются в кабинет старшей медсестры, а мне расписываться в ведомости не нужно, поэтому я несусь прямиком в комнату мистера Солвэя. Мне надо будет потом догнать приятелей, но они обычно не торопятся и любят затыриться куда-нибудь, чтобы спокойно поесть печенья, так что времени у меня полно.

Не то чтобы мне очень нравилось действовать тайком от них, но так проще. Не обязательно же все свои дела валить в одну кучу.

«…И пока полковник разглагольствовал о том, как важно экономить имеющиеся ресурсы, на летном поле прямо у него за спиной рядовые выгружали шесть контейнеров с пастромой, только-только прилетевшие из Сан-Франциско. Мы отчаянно молили небеса, чтобы полковник не вздумал обернуться: шутка ли, мы отправили двух пилотов за двенадцать тысяч миль с промежуточной посадкой на атолле Мидуэй только для того, чтобы разнообразить себе меню. И вот, казалось, уже все, пронесло, но тут он принюхивается и говорит: “Можете считать, что я рехнулся, но, по-моему, пахнет пастромой!”» [7] Пастрома – пряная, копченая и сваренная на пару говядина.

Я крепче сжимаю камеру, чтобы от смеха не прыгало изображение. Шошанна, выступающая в роли интервьюера, тоже еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Но уж очень нам не хочется перебивать мистера Солвэя. Он замечательный рассказчик и, когда разойдется, выдает истории одну за другой.