Гордон Корман - Рестарт

За несколько месяцев очень многое переменилось. В тот раз я был такого высокого мнения о великом Чейзе Эмброзе, что считал свою особу неприкосновенной. Сейчас все наоборот. Я до того себе отвратителен, что уверен: ни один судья не может отнестись ко мне строже, чем я заслуживаю. Этот момент сильно огорчает мистера Ландау. Как прикажете ему защищать человека, который отказывается защищаться?

Не то чтобы мне хотелось в исправительный центр. Я туда не хочу. Но я же на сто процентов виноват. Я украл медаль; я спрятал медаль и, если бы остался собой прежним, продал бы ее и присвоил деньги. В этом, собственно, и заключается все мое дело. Поэтому-то, наверно, мистер Ландау и делает ставку на свидетелей, которым предстоит дать показания о личности обвиняемого. Сам я отказываюсь что-либо говорить в свою защиту.

У мамы при входе в зал суда от волнения перехватывает дыхание. Отец обнимает меня за плечи. И представьте себе, я даже не пытаюсь вывернуться. Сейчас мне дорога любая поддержка.

В зале судя я осматриваюсь по сторонам – и пол уходит у меня из-под ног.

Здесь все !

Брендан и Кимми сидят в окружении ребят из видеоклуба и просто школьников. С тренером Давенпортом на суд пришли футболисты – Джоуи, Лэндон и еще несколько. Мисс ДеЛео тоже здесь, а с ней вместе другие учителя. В первом ряду, к своему ужасу, я вижу Шошанну, Джоэла и их родителей. Шошанна, поймав на себе мой взгляд, тут же отворачивается.

Я знал, что меня не очень любят в Хайавасси. Но чтобы так много людей ненавидели меня настолько сильно, чтобы оставить все дела и прийти посмотреть, как мне дадут срок в исправительном центре, – такого я все-таки не ожидал. И от этого мне так больно, как не было никогда в жизни. Для завершения картины осталось заковать меня в колодки, чтобы разгневанная публика могла забрасывать меня тухлыми помидорами.

В зале появляется судья Гарфинкл, садится на свое место и несколько томительных минут листает бумаги, знакомясь с делом.

– Все понятно, – говорит он и строго смотрит на меня. – Молодой человек, я предупреждал вас, что если еще раз увижу вас на скамье подсудимых, вам это обойдется очень дорого. Что вы можете сказать в свое оправдание?

Слово хочет взять мистер Ландау. Но пока он застегивает пиджак, я отвечаю:

– Ничего, ваша честь. Я не помню, зачем я украл у мистера Солвэя медаль. Сейчас бы я этого делать не стал. Но тогда, совершенно определенно, сделал.

Судья степенно кивает.

– Я ценю вашу искренность. Вы если и не делаете мою работу приятнее, то значительно ее облегчаете.

– У меня есть свидетели, способные охарактеризовать личность обвиняемого, – заявляет мистер Ландау. – Если суд не возражает, я хотел бы их выслушать.

– Суд не возражает, – отвечает судья Гарфинкл.

Первой, обильно поливая свидетельский стол слезами, выступает моя мама. Она объясняет судье, каким трудным ребенком я был и как сильно изменился после несчастного случая. Подробно рассказывает, какую тяжелую травму я получил и как долго пролежал без сознания. Мама старательно следует инструкциям мистера Ландау, но, похоже, с тем же успехом она могла бы попытаться разжалобить гигантскую статую с острова Пасхи.

Следующим давать показания выходит отец. Я всегда был уверен, что во мне его интересует только одно – чтобы я вырос весь в него. А он говорит много такого, чего я от него не ожидал. И даже про футбол упоминает всего один раз.

– Это нормально, что парень в возрасте Чейза норовит поступать по-своему. И все равно, чем лучше я узнаю своего сына таким, каким он стал сейчас, тем больше жалею, что меня в тринадцать лет никто не столкнул с крыши.

Я не верю своим ушам. Из сорока восьми прожитых им лет отец считает лучшими те, что пришлись на старшие классы школы и колледж. Он, как ему самому представляется, был тогда гениальным спортсменом, важной птицей и королем кампуса. И поэтому никогда раньше не допускал даже малейшей возможности, что его отпрыск может быть в чем-то хуже него. А сегодня допустил, потому что решил, что мне это поможет.

Доктор Куперман подтверждает суду, что полученная мной черепно-мозговая травма действительно была очень тяжелой. Достаточно тяжелой, чтобы стать причиной амнезии и изменения личности.

– Изменение личности носит постоянный характер? – хмурится судья Гарфинкл.

– Трудно сказать наверняка, – признается доктор. – Потому что особенности функционирования человеческого мозга мы зачастую понимаем хуже, чем устройство вселенной. И тем не менее имеются все основания полагать, что Чейз стал другим человеком.

Когда доктор Куперман поднимается со скамьи, судебный пристав объявляет следующего свидетеля:

– Шошанна Уэбер.

Что? Наверное, это ошибка! Но нет – Шошанна встает со своего места и подходит к свидетельской кафедре.

Я дергаю за рукав мистера Ландау и отчаянно шепчу ему на ухо:

– Нет!

Этот «свидетель, способный охарактеризовать личность обвиняемого» считает меня мерзким выродком!

Она по-прежнему старается не встречаться со мной глазами, но я вижу, какое напряженное у нее лицо. Такое выражение бывает у человека, твердо решившего добиться цели. Ее цель – сровнять меня с землей. Некоторое время она молча сидит на скамье для свидетелей, внутри она при этом вся кипит, как котел, готовый вот-вот взорваться.

Хорошего от нее ждать не приходится – только очень, очень плохого.

– Мисс Уэбер? – окликает ее судья.

– Я знаю, что Чейз виноват, – начинает Шошанна. – Он много в чем виноват. Но хорошего он тоже сделал много. Он старается поступать хорошо, хотя это у него не всегда получается.

Судья Гарфинкл прочищает горло.

– Юная леди, ваша задача как свидетельницы – дать характеристику подсудимому, а не указать на его недостатки.

– К этому я сейчас перейду, – отвечает ему Шошанна. – Нам всем очень важно понять, каким человеком стал Чейз. Он вернул медаль – это ему в плюс. Но минусы тоже есть. Например, чтобы выгородить старых приятелей, он солгал директору школы. Я напоминаю об этом не для того, чтобы вы плохо о нем думали, – я стараюсь как можно объективнее рассказать о том, что сейчас представляет собой Чейз. Благодаря тому, что он упал с крыши, у него появился шанс начать все заново, зажить новой жизнью. Может быть, он не идеален, но… – Она замолкает, подыскивая слова.

Лишь бы она их не нашла, думаю я. Спасибо ей, что она больше не ненавидит меня так же сильно, как раньше, но толку от этого не много.

– Но что?.. – подгоняет ее судья.

– Я была к нему жестче и строже всех, – объясняет она. – Иногда заслуженно, иногда нет. Я хочу сказать, что уж если я верю, что он исправился, то вы и подавно должны этому поверить. Мне самой странно это говорить, но я знаю, что он стал хорошим человеком.