Гордон Корман - Рестарт

Меня одновременно охватывают самые разные чувства. Главное из них – чувство облегчения, это понятно. Но при этом мне очень непривычно испытывать такую сильную благодарность такому большому числу людей. Когда меня ставят обратно на пол, я без конца налево и направо говорю спасибо, пока у меня не начинает неметь язык. А когда толпа наконец редеет, я с удивлением понимаю, что последней меня обнимает не мама, а Шошанна. Мы смущенно отшатываемся друг от друга. Стоящий рядом Джоэл со смехом показывает на нас пальцем.

– Надеюсь, теперь-то он не отправится в дробилку, – говорит он сестре.

Я вопросительно смотрю на нее. Она краснеет и чуть слышно бормочет:

– Увидимся завтра в школе. – Отойдя на несколько шагов, Шошанна оборачивается и повторяет напутственные слова судьи Гарфинкла: – Чейз… не дай бог, я пожалею.

Если подумать, из Шошанны вышел бы неплохой судья. Еще лучше она справилась бы с ролью прокурора или палача.

Я ей искренне желаю попробовать себя в обеих.

Когда Уэберы уходят, мне остается сказать последнее – и самое важное – спасибо.

Мистер Солвэй стоит перед зрительскими местами и насупленно смотрит на меня.

– Ну и хреновый из тебя адвокат, парень. Ты чуть все дело не испортил.

– Мистер Солвэй, ну вы-то знаете, что не одалживали мне медаль.

– Да. Но мог бы. К тому же у тебя амнезия, а я старик. Тут поди разбери, кто что лучше помнит. Но ты сам подумай, где бы ты сейчас был, если бы я не сумел сюда добраться.

– Огромное вам спасибо! – говорю я дрогнувшим голосом – ему же так трудно передвигаться с места на место.

– Ты не мне спасибо говори, а ей. – Он показывает на дальний конец зала.

Там, у дверей, стоит Корин. Одной рукой она держит за ручку Элен, в другой вертит ключи от своего микроавтобуса. И при этом широко мне улыбается.

Забавно. Очнувшись в конце лета в больнице, я не знал никого, даже самого себя. Надеюсь, мне никогда больше не придется пережить такого отчаянного одиночества. А сегодня, когда на карту была поставлена вся моя будущая жизнь, я был не один.

Тот Чейз Эмброз, каким я был раньше, ни за что не получил бы такой дружной поддержки. За него бы вступились мама, отец и Джонни. Может быть, еще Эрон с Питоном, но таких свидетелей защиты не пожелаешь и врагу. Возможно, следуя чувству долга, кто-нибудь еще из команды. Это – максимальный состав группы поддержки, доступный мне прежнему.

Вслед за своими родными я выхожу на ступени суда и полной грудью вдыхаю свежий воздух.

Скольким еще людям давалась возможность заново прожить жизнь?

Полет с крыши вниз головой – лучшее, что со мной когда-либо случалось.

Это было самое невероятное превращение за все время существования средней школы.

Нет, я не про Чейза Эмброза, из злобного чудовища превратившегося в нормального человека. Хотя его случай, безусловно, входит в десятку самых невероятных.

Я про Кимберли. И про то, что теперь я ей нравлюсь.

Я боялся, что это мне снится, и защипал себя до синяков, чтобы убедиться, что не сплю. Но все так и есть. Я даже называю ее Кимми. Как собачку или кошечку. Так ее не зовет больше никто. Если это не значит, что у нас все по-настоящему, то я просто не знаю, чем еще можно это подтвердить.

И все благодаря той драке в доме престарелых на Портленд-стрит. Когда я так самоотверженно бросился защищать ее от Эрона и Питона – и так жестоко был за это измордован. Тогда-то она и увидела меня новыми глазами, потому что я явился перед ней, как рыцарь в сияющих доспехах. Правда, сама она говорит, что ее просто поразило, как я вообще остался жив. Ну да ладно. Главное, что до того она едва помнила, как меня зовут.

Так или иначе, распухшая челюсть не слишком большая цена за то, чтобы заиметь подружку, тем более самую крышесносную во всем Хайавасси.

Я даже не боюсь, что в ней вспыхнет старое чувство к Чейзу. К тому же у Чейза с Шошанной явно что-то намечается. Но свидания вчетвером я в ближайшее время устраивать не планирую. Не стоит лишний раз играть с огнем.

На прошлых выходных Чейз первый раз за сезон сыграл за «Харрикейнз» и натурально задал жару: сделал три тачдауна и набрал сто восемьдесят ярдов. Шошанна, стоя на трибунах, долго доставала окружающих, распинаясь о том, как она не любит футбол и никогда не станет болельщицей. Может, и правда не станет. А может и стать. В конце концов, люди меняются. Взять, например, Чейза. Или Кимми. Или нас, членов видеоклуба. Мы ничего не смыслим в футболе, но это не помешало нам красиво снять игру. Ролик так понравился тренеру Давенпорту, что он назначил нас официальными видеолетописцами «Хайавасси Харрикейнз». А у оркестра, который играет на их матчах, появился новый дирижер – Джоэл Уэбер.

Футболисты с нами теперь довольно милы – если и не все, то большинство. Эрон с Питоном сохраняют верность своей неандертальской природе. С другой стороны, в событиях последнего времени они только подтвердили свою репутацию жлобов и правонарушителей. Да и кому до них какое дело? Они вроде как изгои. Чейз говорит, что даже многие футболисты стараются с ними не связываться. Что ж, я всегда подозревал, что эти двое – типичные лохи.

Чейз вернулся в видеоклуб. И блещет там даже ярче, чем на футбольном поле. Недавно пришло известие, что «Воин» получил первый приз Национального конкурса по видеожурналистике. Причем вся слава досталась Чейзу, так как Шошанна, когда решила, что это он устроил нападение на Джоэла, сняла из титров свое имя. Сейчас мисс ДеЛео пытается уладить это недоразумение.

Видиоты сделали мистера Солвэя официальным талисманом клуба. Мы хотели было сделать его заодно и своим официальным героем войны, но у него есть возражения против слова «герой». Да и слово «война» ему не больно-то нравится.

Несмотря на то что мистер Солвэй не позволил нам называть его нашим героем, после того как он выступил на суде, я безусловно считаю его своим личным героем. Хотя, разумеется, он был героем еще задолго до нашего рождения. Ведь не зря же Армия Соединенных Штатов наградила его своей самой почетной наградой.

Главное, не спрашивать его, за что.

– Мальчик, я все забыл, так что отвяжись, – говорит он мне своим специальным голосом сварливого старикашки. – Спроси у Чейза. Он расскажет тебе, каково это – ничего не помнить.

Сам Чейз постепенно вспоминает все больше и больше. Но полностью амнезия пройдет у него еще не скоро. Время от времени встречая его в школе с посеревшим, испуганным лицом, я понимаю, что он опять вспомнил что-то ужасное из того, что творил в прежней жизни. Бедняга. Может быть, когда-нибудь он свыкнется с такими воспоминаниями и они перестанут его мучить. Хотя я не очень бы на это рассчитывал.