Остин Сигмунд-Брока - Навеки не твоя

Затем кто-то звонит в дверь. Паника Энтони возвращается, и он сует щипцы для гриля в руки Оуэну. Пока ошарашенный Оуэн встает за гриль, Энтони делает несколько неуверенных шагов в сторону двери.

Я останавливаю его и тянусь к его фартуку:

– Вот так, – развязываю его, стягиваю с него через голову и приглаживаю его кудри. Он смотрит на меня с благодарностью, и я подталкиваю его в сторону двери.

Когда я встаю рядом с Оуэном у гриля, тот ловко переворачивает полоски говядины. Видимо, он заметил, что я смотрю на него, потому что пожал плечами:

– Я иногда готовлю, – просто добавил он.

Я слышу, что входная дверь открывается, и смотрю на Энтони. Входит Эрик, явно после тренировки или какой-то игры. На нем зелено-белая футболка с надписью «R» на спине. Я усмехаюсь. «Конечно, Энтони неспроста шутил, что R – сексуальное имя». Они с Эриком обмениваются быстрым приветствием, и Эрик поворачивает голову в сторону кухни.

– Пахнет классно. Я тащусь от карне асада.

Я смотрю на Энтони, чтобы понаблюдать его реакцию.

– Да, чувак. Будет… зыбо, – говорит он, морщась. Я морщусь вслед за ним. Он старается, но такому отличнику и творческой личности тяжело дается молодежный сленг.

Они проходят на террасу через кухню, и мы вчетвером собираемся вокруг гриля в неловком молчании.

– Привет, Эрик, – говорю я, чтобы сказать хоть что-то, – помнишь Оуэна с вечеринки?

Энтони явно только что вспомнил, что ужин продолжает готовить Оуэн, и бросается к нему, забирая щипцы.

– Ага, – отвечает Эрик, – как дела?

– Да ничего, – начинает Оуэн, – рад тебя снова видеть, – добавляет он, чтобы разговор шел. Эрик кивает, и снова повисает молчание. Я гоняю в голове все, что мне известно об Эрике, пытаясь придумать тему для разговора. «Официант, вероятно гей, равнодушен к Мелиссе с вечеринки…» – все, что у меня есть. Не особо годится для беседы перед ужином.

К счастью, Эрик нас спасает. Он смотрит на стол, потом предлагает Энтони:

– Давай я чем-нибудь помогу?

– Напитки, – выдавливает Энтони. – В гараже газировка, можешь ее принести, – в голосе у него такое же облегчение, какое испытываю и я, от появления повода для разговора.

Я ориентируюсь на ходу.

– Я покажу тебе дорогу, – говорю я и веду Эрика через гостиную в гараж.

Мы находим пару двухлитровых бутылок сарсапариллы [16] Газированный напиток, обычно изготовленный из коры дерева сассафрас. на проволочных полках рядом со свисающим с потолочных крюков велосипедом. Пока Эрик снимает с полок бутылки, я нервно топчусь у двери, взвешивая слова. Понятия не имею, как перейти к этой теме.

– Знаешь, что бы ни случилось сегодня, мы с Оуэном умеем хранить секреты, – выпаливаю я, и сразу же морщусь, жалея, как бесцеремонно и неделикатно это прозвучало. Что, если я перешла границу того, что он готов обсуждать? Ужасное мгновение проходит с мыслью, что я могла и вовсе ошибиться в своих догадках о нем, неверно истолковать его слова и разговоры с Энтони.

Эрик мешкает, задержав руку на бутылке, а потом аккуратно опускает ее на пол.

– Я рад это слышать, Меган, – наконец говорит он. – Есть вещи, которые я бы не хотел рассказывать в своей католической школе для мальчиков.

Я с облегчением киваю.

– Что, кстати говоря, – рискую я сказать с полуулыбкой, опираясь локтем о полку, – школа только для мальчиков? Это для тебя, должно быть, – либо мечта наяву, либо кошмарный сон.

Эрик смеется, и его поза становится куда менее напряженной.

– Поверь, это настоящий кошмар. У меня никогда… – голос его становится тише, значительнее. – У меня никогда раньше не было возможности это сделать.

Я выпрямляюсь. Эти слова задевают меня, и уходит секунда, чтобы понять почему. Я не могу представить, каково это – учиться в школе Эрика, справляясь каждый день с тем, с чем ему приходится справляться, и я знаю, что хотела бы поэкспериментировать с этой частью своей жизни, будь я на его месте. Но Энтони – не просто мальчик для экспериментов. Я не допущу, чтобы его использовали или обижали.

– Если твой интерес к Энтони объясняется всего лишь тем, что у тебя никогда еще не было парня, – начинаю я, – и его легко держать в секрете от твоих друзей…

Эрик обрывает меня.

– Дело не в этом, – говорит он решительно, – дело в нем самом.

Я разрешаю себе улыбнуться.

– Ну, в таком случае я как лучший друг обязана сказать речь, – продолжаю я. – Энтони серьезно подходит к отношениям, и у него уже бывали неудачные опыты. Ты ему очень нравишься. – Лицо Эрика смягчается. – Не испорти это, – заканчиваю я.

Я поднимаю бутылку и выхожу, не дожидаясь его ответа.

– Ужин почти готов, – зовет Энтони, когда я возвращаюсь в кухню. – Все садитесь, а я его вынесу.

Мы собираемся у круглого обеденного стола, где я за эти годы бесчисленное количество раз помогала Энтони заучивать монологи и последовательность реплик. Энтони присоединяется со шкворчащим блюдом карне асада.

Никто не говорит ни слова. Оуэн, сидящий со мной рядом, чрезмерно сосредоточен на наполнении стакана газировкой. Энтони, кажется, старательно избегает встречаться взглядом с Эриком, а Эрик смотрит на меня вопросительно.

Я не понимаю, что тут происходит. Я достаточно подбодрила Энтони, чтобы он приударил за Эриком, и я прямо сказала Эрику о чувствах Энтони к нему. Чего еще они могут ждать?

Я смотрю на Эрика и вижу, что его футболка – это форма для лакросса, как у тех парней с вечеринки Дерека. Пытаясь оживить беседу, я спрашиваю:

– На какой, э-э, позиции ты в команде по лакроссу?

– Я полузащитник, – отвечает он кратко, что не помогает.

Я пытаюсь поймать взгляд Энтони, чтобы дать ему сигнал включаться в разговор. Но он сосредоточенно укладывает полоски говядины в лепешки. Поверить не могу. Я снова смотрю на Эрика, пытаясь найти в своей памяти хоть что-нибудь о лакроссе. Я почти уверена, что там играют в мяч, но…

– Это с ума сойти как вкусно, чувак, – говорит Эрик Энтони, не успев даже прожевать первый кусок.

Энтони поднимает глаза (слава богу!) и натянуто улыбается в ответ. Я знаю, что его отпугивает то, насколько Эрик кажется пацаном-спортсменом. В ином случае он бы не впал в такой ступор, как теперь.

– Мой брат играет в лакросс… – внезапно заговорил Оуэн, и я готова его расцеловать.

«Ой, что это я только что подумала?», – я моргаю. Конечно, я не имела это в виду в буквальном смысле.

– …но ему десять лет, так что когда я говорю «играет в лакросс», на самом деле я имею в виду, что он лупит меня своей клюшкой. – Эрик смеется, и не успеваю я наградить Оуэна благодарным взглядом, как они с Эриком пускаются в оживленное обсуждение того, какой отличный вид спорта этот лакросс. Пока они поглощены этим, я пихаю Энтони ногой под столом и взглядом попрекаю его, что он не включается в разговор.