Тю Ван - Тайфун

До поры до времени Хап умело гасил вспышки раздражения и ненависти. Тем не менее взрыв назревал и наконец произошел — поссорились церковные музыканты, которых Тан пригласил на пиршество для увеселения гостей.

По мере того, как пустел стол, гости понемногу расходились, и вскоре в доме, кроме хозяина, остались только Ням, Хап, Нгат и еще несколько человек. И началась деловая беседа.

Хап подмигнул Нгату, и тот подсел к Няму.

— Послушай, дружище! Вы уже собрали деньги на ремонт барабанов?

Деревенский староста был мертвецки пьян и, бессмысленно поглядев на собеседника, невнятно пробурчал:

— А что… барабаны? Барабаны как барабаны… обтянем… поиграем… всегда пожалуйста…

— Я не про то. Деньги собрали, я спрашиваю?

Старый Ням с трудом выпрямился.

— Полно у нас денег, но у тебя больше, ты богатенький. И чего ты волнуешься?

Нгат продолжал подзуживать пьяного:

— Слышишь, Ням! Собери-ка церковных музыкантов и ступай к административному комитету, сыграйте у них на дворе что-нибудь веселенькое, а то им жить скучно. Сделаешь?

При упоминании об административном комитете старик насторожился, но, поняв, что речь идет о чем-то веселом, переспросил:

— Комитет, говоришь, веселить? А зачем?

Нгат наклонился к Няму и прокричал ему на ухо, как глухому:

— Порадовать начальство музыкой, вот зачем! Ну так пойдешь?

Старик хитро прищурился и вдруг расплылся в ухмылке:

— А что? Почему не пойти? Это же наша власть, народная! Отчего не выразить им наше уважение?!

Он встал и, сильно шатаясь, побрел к выходу. Дочь, поджидавшая Няма в переулке, подхватила его под руки и повела домой, ворча, что, стоит папаше оказаться в гостях, так он непременно нахлещется допьяна.

После ухода Няма никто уже больше не шутил.

— Наверху недовольны нашей работой, — без обиняков заговорил Нгат. — Утверждают, что мы с вами стараемся плохо. Ничем не могли помешать во время уборки урожая, никак не воспрепятствовали тому, чтобы государство выполнило свои планы по закупке риса. Получается, что народ больше слушает их, а не нас, тянется за ними, а не за нами.

Нгат замолчал, словно раздумывая. Воспользовавшись этим, тетушка Лак выпалила:

— Да ерунда это! Мы свое все равно возьмем, не сегодня — так завтра!

Хап сердито оборвал ее:

— Ерунда — это то, что ты говоришь! А то, что происходит в деревне, — это и серьезно и опасно. Они заигрывают с народом, пытаются увлечь за собой, и наши поражения — это их победы. Если народ перейдет на их сторону, наступит день, когда всем нам выпустят кишки, и никто за нас не заступится… Нгат все говорит правильно! Нет у нас никаких успехов, одни поражения: уборка и сдача риса прошли нормально, ни один кооператив не развалился, наоборот, все стали крепче. Конечно, тут главный виновник — Тиеп. Слов нет, он парень неглупый, но и наши головы не пустые. Слушайте внимательно! Сейчас кооперативы пересаживают рассаду риса и строят плотину на побережье. Помешать строительству мы не в силах, но затянуть пересадку рассады можем. Верующие должны услыхать наш призыв сидеть дома и не выходить на полевые работы! Спросите, по какой причине?! Религиозный праздник! У нашего оркестра в наличии двадцать восемь малых и два больших барабана, другие инструменты тоже есть…

В разговор встрял Нгат:

— Как насчет моей шутки по поводу приветствия комитета нашим оркестром? Ням принял ее всерьез. Что, если действительно устроить потеху вечером?

— А где сегодня вечером будут наши начальники — Тхат, Тиеп и Тхао? — в свою очередь поинтересовался Хап.

Ответила ему тетушка Лак:

— В деревне их сейчас нет, они на плотине, оттого и пиршеству нашему никто не помешал.

Хап подумал и изрек:

— Тогда решайте сами. Но обработать Тхата через его жену и дочь нужно. С Тиепом все наши попытки обречены на неудачу…

Смеркалось. Тан зажег фонарь и придвинул его к Хапу.

— Разрешите мне отчитаться, — неуверенно начал Тан. — Моя сестра подсчитала денежные приношения гостей, и вышло триста двадцать пять донгов.

— Неплохо! — удовлетворенно кивнул Хап. — А сколько ты потратил на угощение?

Тан скороговоркой забормотал:

— Собаки, свинина, куры, рыба, овощи разные, рис… получается донгов триста… даже, наверно, больше… а если еще учесть оплату нанятых людей, стоимость керосина…

Хап сердито прервал его:

— Не мелочись! Дай-ка мне полсотни на расходы.

На лице Тана появилась какая-то гнусная заискивающая улыбка.

— С удовольствием выделю вам из семейного бюджета десятку. Извините, больше не могу.

Хап разъярился, и кожа на его лице стала землисто-бурой.

— Ах ты, жмот! Я-то думал, что мы можем оказать честь твоему дому и избрать его местом наших деловых встреч. Но нет, теперь я вижу, что надо поискать другой дом.

Тан захныкал:

— Пожалейте, дядюшка! Я небогат, но прошу вас принять от меня двадцать донгов.

Он вытащил четыре скомканных бумажки из пропахшего потом кошелька и протянул их Хапу, но тот, не обращая внимания на Тана, сам запустил в кошелек руку, вытащил оттуда несколько десяток и зло крикнул Тану:

— Скотина неблагодарная! Забыл, кто из тебя человека сделал!

Хап хотел было пнуть его ногой, но неловко задел кувшин — тот упал и разбился — и это отрезвило его. Не стоит связываться с дураком.

Есть люди, которые, несмотря на перемены, происходящие в обществе, упорно цепляются за прошлое, стремятся сохранить прежний образ жизни, старые костюмы, обычаи, отношения. Отсталая старина живуча и роится вокруг новой жизни, как мухи вокруг мяса.

С приходом новой власти вне закона были объявлены азартные игры, самогоноварение и другие антиобщественные действия, и одно время казалось, что сами себя изжили и некоторые профессии, процветавшие в прошлом, к примеру, изготовление черных зонтов и различных народных музыкальных инструментов. Прежде ремесленники, занимавшиеся этим, жили большими общинами в крупных городах — Ханое, Хайфоне и прилично зарабатывали. Но времена меняются, а вместе с ними и нравы, и ветер уносит отжившие привычки и устаревшие ремесла, словно кучу ненужного хлама. Однако, изготовление черных зонтов выжило, хотя люди, занимающиеся этим, уже не процветают, как прежде. Они перебрались в захолустные деревеньки, где еще сильна церковь и много верующих. Дело в том, что без черного зонта появиться в религиозной процессии женщина не может, — это будет расценено как непристойный поступок. Однако желающих купить зонт становится все меньше, и мастера по зонтам вынуждены заниматься ремонтом замков, изготовлением ключей и даже приторговывать чем придется.

Спрос на зонты возрастает только в марте и августе, ближе к большим церковным праздникам. Тогда ремесленники начинают лихорадочно раздобывать стальную проволоку, подходящий бамбук, из которых делается каркас. Самое трудное — достать черную ткань для обтяжки каркаса. Однако тетушка Лак ухитрилась купить такой ткани больше чем на два десятка зонтов, не говоря уже о проволоке и бамбуке. Сейчас дом ее походил на склад какого-нибудь средней руки умельца. Там и сям, похожие на скелеты умерших от истощения людей, висели каркасы зонтов. Откуда-то из глубины дома изредка доносились звуки, напоминавшие тяжкие вздохи больного человека. Это мастер по зонтам, который трудился в доме тетушки, настраивал старую полуразвалившуюся фисгармонию. Звук у фисгармонии протяжный и заунывный. В домах побогаче такие инструменты раньше встречались часто — украшенные инкрустацией, медью и бронзой; в домах победнее были простые инструменты с наклеенными раковинами и даже патронами и пулями, которые после войны можно было легко найти в любом месте. Теперь же, когда по вечерам в каждой деревне работают ликбезы, курсы, только бездельники выносят на улицу фисгармонии и отвлекают трудящихся людей от полезных дел. Не секрет, что из-за этой музыки люди меньше стали ходить на собрания.