Наталья Порядина - Запах Солнца

Я всегда считала, что на земле больше запахов и звуков, и мне всегда было жаль расставаться с этими звуками. У меня и сейчас ощущение, что я стою по ту сторону и уже машу вдаль. Но небо и вечерние запахи весны, окаймленные солнцем, не могут не говорить мне, что там звуков и запахов больше, и солнце и небо не могут этого не знать. Все знаки и отблески – все суть отражения одного и того же невечернего света, нездешнего, негаснущего никогда, живущего такой многоликой трепещущей и светящейся жизнью, что наше дело – только это по здешнюю сторону наблюдать – и иногда догадываться, как это выглядит с другой стороны.

Больше всего на земле я люблю, когда вечерний тёплый дождь гладит синие-белые спины троллейбусов, нарастает и стихает влажный перебор шин, о, этот звук, а по потолку в тишине пролетает и прячется тень вдруг мелькнувшего внезапного светлячка, выглянувшего из любопытства посмотреть на фейерверк брызг из-под колёс и на миг озарившегося чем-то таким знакомым и родным, пока его не позвали обратно.

В такие вечера мы выходим с доченькой под дождём в магазин покупать ей мороженое и выигрывать магнитики с собачками в автомате. И только Бог знает, сколько её секретов я в такие вечера узнаю.

Мы построим здесь наш домик с тобой, потому что там мы с тобой по вечерам гуляем по аллеям по парку, чтобы посмотреть, как играют на освещённой вечерним солнцем наши внуки в красных панамках.

Ты поешь мне песни там, и я иногда пою тебе тоже, потому что здесь мне так тщательно запрещалось тебе петь, и чтобы спеть тебе песню на земле, за неимением слуха и голоса, я забиралась под лестницу с чашечкой кофе в роддом на Фурштатской и пела оттуда, тогда, когда мимо проходят врачи, и когда они оборачивались и шли посмотреть, кто поёт, быстренько пряталась под лестницу обратно, так что, если бы не запах кофе, меня бы никто никогда не засек. Какая актриса пропала! Потому что, если бы я умела петь хоть на грамм, я бы тут же вышла на сцену, а не разгуливала бы по весенним набережным Фонтанки, отдав нашу доченьку на балет, чтобы никто не услышал, как я пою.

Наверное, там, когда у меня будет побольше времени, я наконец-то научусь заплетать доченьке французские косички, которые обычно заплетает ей парикмахер в салоне красоты на первом этаже нашего дома, потому что при маме у доченьки вечно спереди вылезают волоски, я кляну себя, но никак не могу с этим справиться.

Доченьке, наверное, позаплетать косички я уже не успею, тогда буду с утра до вечера заплетать наших внученек и тебе их показывать, ты только не уходи от меня первым. Потому что я ещё не научилась дышать без тебя ни минуты и не могу даже осознать, что я – это я – в твоё отсутствие.

И все мои влюбленности на этом свете – это когда я выезжаю встретить тебя, пьяненького, но такую влекущего, под вечер, и привожу тебе мандаринов.

А веточки берёзки, расцветшие у меня на окне раньше времени – это пяточки и ручки доченьки, которые я целую с того света.

И у меня все время комок стоит в горле от счастья, что я живу рядом с тобой, что я просыпаюсь рядом с тобой каждое утро, я и умру с этим чувством.

Дай мне руку на том берегу и пойдём вместе по аллеям смотреть, как наши дети пьют вечерний чай, заваривая его с березовыми почками и листьями черной смородины, которую мы прошлой весной с тобой для них посадили…

7 апреля 2016 г.

Секретная сцена № 37

Один раз мы с доченькой выступали во дворце на сцене № 37 – дочурка танцевала там нежно-зеленый листочек под музыку Далиды. И пока она репетировала, я подняла голову на шедевральнейший наборный потолок, весь перетекающий резными квадратами дерева из одного в другой, и обе мы стали вспоминать, как в первый раз мы смотрели в этом зале представление на Новогодней елке, когда дочурке было два года. Главную роль играл ее любимый мальчик Родик, который сейчас совсем вырос и поступает в Театральный институт.

На следующий день после выступления, когда мы проходили мимо, а там снова шел концерт, я вдруг поняла, что теперь мы знаем дверь, через которую можно пройти за кулисами театра и выйти в любой момент на сцену.

И теперь каждый раз, когда мы приходим во дворец, мы сначала выступаем на сцене с каким-нибудь концертным номером, а потом уже идём дальше.

Мы ставим каждый раз новые спектакли, они всегда о нежности, но каждый раз – о разной, как погода. Ведь не так важно, о чем спектакль, главное – поклониться небесам.

Мы обычно проигрываем наш новый спектакль в пустом зале и нам внимает только любимый наборный потолок, но если там идёт какой-нибудь концерт или показывают военный фильм – и моя доченька выходит станцевать на сцену свой гимнастический номер, и среди поля боя, среди двух вражеских лагерей в окружении пушек и рвущихся снарядов танцует маленькая девочка – Зеленый Цветочек, – и все ветераны думают, что это так надо, и плачут от счастья. Только пусть никогда больше не будет войны.

Все так уже привыкли к нашим номерам, что посреди любого концерта мы можем случайно прийти на сцену и случайно выступить, что специально берут на нас билеты.

Но мы приходим не всегда, потому что у нас очень строгая балетная преподаватель, и она говорит, что ребёночка нужно оставить в покое, пока она не вырастет и сама не распустится, как прекрасный цветок из бутона.

И я обещала ей подумать над тем, что она мне сказала. Ведь преподавателей надо слушаться, иначе никогда не создашь свой собственный самый лучший на свете театр.

20 мая 2016 г.

Что надо искать в Париже

Один раз моя доченька заснула вместе со мной, и так всю ночь толкалась попой, что к утру её попу я отправила в Париж. Но поскольку попа нам была необходима, то пришлось лететь в Париж на самолёте, чтобы её забрать обратно.

Подлетая, мы увидели вереницу белых крыш. На каждой крыше в Париже кто-то пил кофе. Это нам понравилось больше всего. Мы решили приземлиться.

На Елисейских полях были в самом расцвете деревья сакуры, и мы пошли гулять. Они стояли арками и дивно пахли. Однако, доченькину попу мы почему-то не нашли, ведь нельзя забывать, за чем мы прилетели.

Тогда мы пошли гулять дальше. Лодочки, фонари в нежно-голубом небе, запах зелени и цветов отовсюду, мечта, что вот-вот улетит на небо. Каких цветов только не было в переулочке, ведущем к Монмартру: лилии, пионы, подсолнухи, но больше всего нас потрясли маки – нежно-розовые с голубой поволокой, полыхающе-красные, сморщенные оранжевые в бутонах и лимонно-желтые, фиолетовые и лиловые – и все они – в таких ярко-солнечных в точечку сердцевинах, как будто они посмотрели на солнце, случайно моргнули – а солнце так и осталась внутри. Мы спросили у них о том, что мы искали, но у них нашей попы не было.