Миа Канкимяки - Женщины, о которых думаю ночами

Похоронив родителей, Мэри решила отправиться куда-нибудь, чтобы прийти в себя. Кто-то из друзей семьи порекомендовал ей Мадейру, но Мэри она показалась слишком цивилизованным местом, а такие варианты, как курорты юга Франции или Италии, она даже не рассматривала. Мэри начала понимать всю прелесть неожиданно обретенной ею свободы и решила поехать на Канары, которые в те времена считались весьма экзотическим местом. Это случилось летом 1892 года. Путь на судне из Ливерпуля до Тенерифе занял семь дней. Мэри провела на Канарах несколько недель: изучала острова, поднималась к кратеру вулкана (ей пришлось заночевать в пути, потому что она неправильно оценила продолжительность пути). Лучшим результатом поездки для нее стало то, что на Канарах делали остановку все корабли, шедшие из Европы в Африку. Мэри знакомилась с коммерсантами, миссионерами и чиновниками побережья Западной Африки и с больными желтухой, малярией и лихорадкой черной воды, которых отправляли из Африки на Канары выздоравливать или умирать.

И когда Мэри вернулась в Англию, у нее созрело решение отправиться в Западную Африку.

В XIX веке Африка была объектом страстных мечтаний западного человека. Умы многих людей волновали ее неизученные районы и природные ресурсы. Вторая половина столетия стала золотой эпохой путешественников и исследователей. В то время было отмечено поиском решений тайн природы. Одной из таких научных загадок, к примеру, стал поиск истоков Нила. В глубь Африки двигались вдоль рек. Путешествия были сопряжены со многими смертельными опасностями. Члены экспедиций страдали от малярии, паразитов, жутких тропических болезней. Заболевших несли на носилках сквозь джунгли, многие погибали. В 1858 году Ричард Бертон и Джон Спик открыли озеро Танганьика. Спик также открыл озеро Виктория. В 1864 году Сэмюель Бейкер и его будущая супруга открыли озеро Альберт. Когда миссионер, врач и путешественник Дэвид Ливингстон исчез во время поисков истоков Нила, газета «Нью-Йорк геральд» отправила на его поиски молодого журналиста Генри Мортона Стэнли. Возможно, девятилетняя Мэри могла прочитать в газетах репортаж о встрече Стэнли и Ливингстона на берегу озера Танганьика ( доктор Ливингстон, я полагаю ?), о смерти Ливингстона в отдаленной деревушке в Центральной Африке через два года и о том, как двое верных слуг-африканцев похоронили сначала его сердце, а затем восемь месяцев несли его забальзамированное тело до побережья, откуда потом его отправили в Англию и захоронили в Вестминстерском аббатстве.

К 1885 году империализм западных государств достиг апогея. Державы Старого Света решили поделить Африку между собой, для чего была созвана конференция в Берлине. На это абсурдное мероприятие не пригласили ни одного африканца – более того, дипломаты, ни разу не ступавшие ногой на Черный континент, нарезали его по своему вкусу. Экономические перспективы Африки виделись весьма привлекательными, так что помимо исследователей и путешественников туда потянулись разного рода авантюристы, коммерсанты, скупавшие слоновую кость, пальмовое масло, каучук и какао, выменивавшие их на алкоголь, рыболовные крючки и стеклянные бусы. На рекламных плакатах пароходных компаний той поры под изображением здоровающихся за руку африканца и европейца, обряженного в римский шлем, читаем: «Из Ливерпуля в Западную Африку – Лагос Экспресс – каждую вторую неделю». Их окружали слоны, львы и деревянные ящики, до отказа набитые самыми привлекательными товарами.

Мэри тоже захотелось туда.

Только вот ее семейные обязанности со смертью родителей никуда не делись. Теперь она, незамужняя сестра, вынуждена была прислуживать своему капризному и требовательному брату Чарльзу – готовить, стирать, вести хозяйство в качестве экономки. К счастью, брат тоже любил путешествия, так что всякий раз, когда он куда-нибудь отправлялся, Мэри заодно бронировала билеты и себе. Как-то ей пришлось целый год ждать его поездки. За это время они успели перебраться в Лондон, и Мэри отучилась на курсах сестер милосердия, где освоила оказание первой помощи при укусе змеи и узнала, как лечить тропические болезни.

Она давно решила отправиться в Западную Африку, причем в одиночку, что было неслыханным делом, потому что если даже в те времена женщина вообще туда ехала, то это была супруга чиновника колониальных властей или миссионера. Мэри по-разному объясняла свое решение поехать туда: продолжить антропологические исследования отца, закончить начатую им книгу – словно ее гнала туда исключительно обязанность выполнить дочерний долг. С другой стороны, у нее впервые в жизни появилось несколько свободных месяцев, так что их хотелось потратить для «изучения тропиков». Своим наперсницам она озвучила третью версию – совершенно в духе ночных женщин:

«Я ощущала смертельную усталость. После того как родители ушли друг за другом в течение шести недель в 1892-м, а брат уехал на Восток, мне начало казаться, что никто во мне более не нуждается. И я поехала умирать в Западную Африку, но оказалось, что Западная Африка очаровательна, дружелюбна и в научном смысле познавательна. Поэтому убить себя – во всяком случае тогда – мне расхотелось, да и не к спеху».

Может, Мэри и хотела умереть, точнее, не особенно беспокоилась – умрет или нет. Может, она захотела поставить все на кон, ведь терять было нечего. Если честно, мне было бы страшно. Тогда Западную Африку называли могилой белого человека, и отправиться туда было все равно что сыграть в русскую рулетку. «Самый смертельный уголок Земли», – усмехнувшись, сказали Мэри врачи, показав ей карту распространения тропических болезней. Блокнот Мэри постепенно заполнился перечислениями опасностей, болезней, возможных наихудших сценариев и обязательных к наличию вещей – в точности как и моя записная книжка через сто двадцать лет. Далее Мэри констатировала, что 85 % уезжающих в Западную Африку умерли или возвратились на родину с изрядно подорванным здоровьем. Одни умирали от лихорадки, желтухи или малярии в течение месяца по прибытии на континент; другие не сдавались, боролись с температурой, но потом все равно неожиданно умирали. Судьба мужчин и женщин полностью зависела от способности их организма противостоять малярии. Привыкнуть к климату побережья было невозможно.

В августе 1893 года Мэри отправилась в путь. (Будучи реалисткой, перед отъездом она составила завещание.) Она села в порту Ливерпуля на сухогруз «Лагос». Билеты на него продавались в один конец, что само по себе – не лучший прогноз! Мэри везла камеру для фотосъемки с громоздкой треногой и пластинами для негативов, бутылочки с формальдегидом для хранения рыб и насекомых и прочие принадлежности для сбора естественно-научных образцов. Вдобавок она взяла черную сумку с медикаментами и непромокаемый мешок для одежды, одеял и прочего имущества; два дневника – один для описания коллекций, а другой для ведения личных записей и две книги ( «Study of Fishes» Альберта Гюнтера и подборка стихов Горация), длинное мачете и револьвер – чтобы использовать против себя, если что. Из еды она взяла с собой несколько банок копченой селедки и галет, а также изрядный запас настоящего английского чая. Как выяснилось позже, заколок и зубных щеток она взяла слишком мало, потому что именно эти позиции пользовались особенной популярностью при обмене с местным населением. В качестве дорожной одежды Мэри использовала в точности все то же самое, что и дома в Англии, потому что считала, что не вправе носить в Африке одежду, в которой постыдилась бы выйти на люди в Лондоне. И учитывая тот факт, что после смерти родителей и до конца своих дней Мэри одевалась в траур, у нее в багаже имелось много черных длинных платьев, широкий пояс, дюжина белых блузок, черные кожаные сапоги и, разумеется, корсеты, от использования которых она не планировала отказываться даже в тропиках. Злые языки утверждали, что Мэри прихватила с собой еще и старые братнины штаны. Их она надевала под юбку и, переходя вброд реку, подвязывала на щиколотках, опасаясь пиявок, а подол юбки задирала на пояс, но сама Мэри решительно опровергала подобные измышления.