Евгения Овчинникова - Иди и возвращайся

Я посмотрела на часы: 14:00. В магазине не было никого, кроме меня и невидимого продавца. Я подошла к кассе, но продавщица двигала ящики в подсобной комнате и меня не слышала. Свинок тоже не было, зато на их прежнем месте стояла точно такая же клетка, в которой в колесе, прикрепленном к стенке, бегали три песчанки. Увидев меня, они спрыгнули с колеса, подбежали поближе и заинтересованно вытянулись на задних лапах, ласково смотрели и подергивали носами.

– Вы что-то хотели?

Я подняла голову. Передо мной стояла та же женщина, только в прошлый раз ее волосы были огненнорыжего цвета, а сейчас – каштановые, с модно окрашенными прядками. Скорее всего, хозяйка магазина, догадалась я.

– Вообще-то нет, просто жду автобуса, а на улице холодно, – соврала я и удивилась, как легко мне в голову пришла идея с остановкой.

– Тогда я в подсобку пересчитывать товар, – сказала она, – если что-то заинтересует – зовите.

– Хорошо.

Она взяла со стола потрепанную тетрадь и исчезла.

Я прошлась до двери и обратно. Посмотрела время: 14:05. Прошлась еще раз, чувствуя, как немеют ноги и по телу разливается холод. Живот тут же отозвался болью, все острее и острее, по нарастающей, пока в глазах по краям, как на экране телевизора, не начали расцветать черные цветы. В зазоре между двумя аквариумами стояла табуретка. Я присела на нее, чтобы не упасть от оглушительных ударов сердца, перевела дыхание.

14:06.

14:07.

Живот и сердце немного успокоились, и я подошла к окну. За стеклом по оживленной улице Некрасова шли потоки машин. В супермаркет напротив входили и выходили люди. Никого похожего на нее.

Вернулась и села на стул.

14:10.

14:15.

Я закрыла глаза и медленно досчитала до ста.

14:17.

К Розите я потеряла интерес примерно через неделю, когда выяснилось, что она не любит сидеть на руках, не любит мыться и не отзывается на имя. Не слишком-то умное животное. Убираться в клетке вовремя я забывала.

– Во сколько твои мультики начинаются, ты не забываешь! – гремела мама, подметая щеткой сено вокруг клетки. Розита издавала нежные трели, когда она заходила в детскую, но маму это только сердило. – Распелась тут! – говорила она Розите.

– Давай я уберу, – всегда предлагал папа, если был дома.

– Обо всём вам надо напоминать! – Если она заводилась, успокаивать ее было бесполезно.

Где-то через месяц я случайно оставила форточку открытой на целый день, и к вечеру Розита зачихала. Утром она хрипло кашляла и в тот же день тихо умерла. Я была в ужасе. Это моя вина, я плохо о ней заботилась и недостаточно любила! Вечером папа забрал Розиту и похоронил на небольшом пустыре за каменной стеной на Радищева, где росли высоченные дубы. Иногда, проходя мимо, я вспоминала ее нежную трель.

– Автобус еще не пришел? – хозяйка подошла незаметно, и я вздрогнула так, что рюкзак упал с колен.

– Нет, но уже скоро, – ответила, поднимаясь.

– Сидите сколько хотите, – сказала мне она, перебирая стоявшие на полу пакеты с кошачьим туалетом.

Я села и смотрела, как она выставляет тяжелые пакеты елочкой вдоль узкого прохода.

14:20.

Она не придет. Я закрыла глаза.

– Вам нехорошо?

– Да, не очень.

– Может, хотите воды?

– Нет, спасибо. Я, пожалуй, пойду. – Я поднялась и ухватилась за лямки рюкзака.

– Посидите еще, а то еще упадете в обморок.

– Спасибо, я дойду до дома, тут недалеко.

Посидеть очень хотелось, но не было сил выносить сочувствующий взгляд и заботу этой женщины. Она вела себя так, как наши с папой знакомые, когда мама исчезла.

Я вышла из магазина в 14:25 и на ватных ногах, не оглядываясь, пошла домой, разгоняя черные цветы, расцветавшие перед глазами с каждым шагом.

Дома, поминутно проверяя время, будто это могло что-то изменить, слонялась по квартире, прибирая разбросанные вещи и каждый раз забывая, что хотела сделать, пока наконец не легла на кровать и не уснула.

Мне приснился старый детский страх: я сижу за столом за уроками, а за спиной тянет лапы невидимое чудовище. Нельзя ни обернуться, ни закричать – до того страшно. Меня разбудила хлопнувшая входная дверь.

Папа вежливо постучал в мою комнату, хотя дверь была приоткрыта:

– Нина, я дома.

Села на кровати, посмотрела на свое отражение в зеркальной дверце шкафа. На щеке – красные полосы от подушки.

Папа на кухне разбирал пакеты с покупками. На них было название гипермаркета, куда мы ездили редко – слишком далеко. Заметив, что я рассматриваю пакеты, он сказал:

– Был на встрече рядом. Решил зайти, закупиться.

Папа складывал в морозилку упаковки пельменей и вареников, замороженные котлеты, колбаски, пиццу. Я достала из пакетов банан, надкусила кончик, почистила до половины.

– Пап.

– М?

– Мы с близнецами играем в одной команде в квесте. Ролевом. Про эльфов там и гномов.

Папа кивнул, ставя в холодильник йогурты.

– У нас должна была быть встреча. Мы получаем зашифрованные записки о месте и времени. Наш эльф-связной прислал эсэмэс, что встреча, допустим, завтра, в школьной столовой, в два дня. Но на встречу не пришел. Что мы могли понять не так?

– Место встречи было написано в тексте?

– Можно сказать.

– То есть вы точно знаете, что это столовая?

– Угу.

– А время?

– Тоже точно.

– Тогда, скорее всего, вашего эльфа кто-то перехватил по пути к вам. Орки, например.

Я молчала.

– Подожди. Ты сказала – эсэмэс? Во сколько вы его получили?

От подозрения у меня похолодели пальцы.

– Поздно. Кажется, около двенадцати. И оно было отправлено через интернет.

– Тем более через интернет. В эсэмэс-гейте могла скопиться очередь на несколько часов, и ты получила сообщение позже, после двенадцати. И дни перепутались. То есть встречу он назначил…

– На вчера, а я ждала ее сегодня, – закончила я.

– Так ваш эльф – девушка? – спросил папа, улыбаясь.

– Девушка, – прошептала я.

Папа собрал пакеты и сложил их под раковиной.

– Никто же не умер?… Хочешь кофе? Есть вишневый пирог.

– Давай.

После кофе с пирогом я пошла в свою комнату, легла на кровать не раздеваясь и проспала до утра.

Следующим днем уроки тянулись бесконечно долго. Я рисовала прямо в тетрадках. Поначалу учителя пытались со мной бороться, вызывали в школу папу и бабушку, назначали дополнительные занятия со школьным психологом.

Школьный психолог, Екатерина Васильевна, давала мне пачку бумаги, карандаши и говорила со мной. Рассказывала о сыне моего возраста, о том, что нужно учиться, а рисунки оставить на после уроков, предлагала тесты со смешными пятнами. Я слушала и рисовала, тогда еще совсем неумело, улицу за окном и припаркованные машины, саму Екатерину Васильевну, стопку книг на столе, луч солнца на книгах. Интуиция вела меня по цветам, формам, изгибам. Переделывать реальность я начала гораздо позже, наверное, после покупки новой шапки.