Павел Пономарев - Мышиные песни

На тот момент он уже успел подсчитать мелочь и купить себе борща, бледную котлетку с гарниром и кофе. Веня не касался еды, а всё смотрел на мою ложечку, моргая пустыми васильковыми глазами без ресниц. Наблюдая за ним, молоденькие официантки за стойкой сдерживали смех ладонями, показывали на Веню пальцем, но никогда не обижали убогого. Видно, в детстве они узнали о людях, обделённых природой, и боялись Бога.

— Нравится? — с кривой улыбкой спросил я его, как ребенка.

— М-м-м, — промычал Веня и тоже улыбнулся.

«Идиот», — подумал я про себя, запив неловкость двумя глотками сладкого кофе.

Нахлынула волна шумных посетителей из студентов, в лицо пахнуло осенней свежестью с примесью дальних костров и дешёвой девичьей парфюмерии. Официантки вмиг разбежались, дав мне возможность без лишних глаз обдумать случившийся конфуз. Я всегда обдумываю случившееся, даже всякую мелочь, — если меня кто-нибудь ошибочно окликнет в толпе, или, скажем, если вместо пяти пальцев у человека вдруг окажется три. А где другие два? Или — почему именно меня сочли за кого-то своего, а не кого-нибудь другого?..

Пока я разглядывал студентов, разматывающих яркие шарфы, Веня поднялся, сделал несколько шагов и очутился напротив меня. Он пристально посмотрел на серебряную ложечку, затем поднял глаза и сказал: «Куда ты живёшь?»

Я не ожидал, что «блаженный» поставит вопрос именно так. Я вообще не думал, что он будет говорить со мной. Обычно такие люди пугливы и замкнуты внутри своей обречённости. Но вопрос был задан. Мне оставалось либо уйти, либо совершить очередную глупость, открыв свои мысли незнакомцу. Я постарался быть честным и добрым.

— Не знаю, — ответил я ему.

Никто из окружающих не отвлекал нас от странной беседы. Фоном играло радио из потолка. Пахло кухней, остатками осеннего дыма и кофе.

— Наверно, как и всякий, я живу к смерти, — продолжил я, — но не осознаю этого, потому что, как и всякий, боюсь смерти…

— Куда ты живёшь? — словно бы не слыша моих слов, голосом автомата-лохотрона для лова зверушек, повторил Веня. Его не удовлетворил мой первый ответ. На моём безоблачном челе образовалась тревожная морщина.

— Хорошо. Скажу иначе. Если, конечно, я правильно понял твой вопрос. Как человек, верующий в Бога, я надеюсь обрести покой на небесах. И если исходить из твоей весьма странной постановки вопроса — «куда», то живу я, по всей вероятности, в Царство Небесное. Хотелось бы надеяться…

Веня поморгал глазками, улыбнулся блеску серебряной ложечки, облизнул губы и по-младенчески пролепетал:

— Куда ты живёшь?

Я не стал сердиться на больного человека. Отпил из кружки. Жутко хотелось курить. Я убедил себя, что этот человек интересен с точки зрения наблюдения, и поэтому нет повода для раздражения. Наблюдай, клади в копилку нелепости и причуды, которые ты так любишь, — успокаивал я себя.

Ещё я подумал, что его, должно быть, не раз били за этот вопрос. И действительно, посмотрев внимательно, обнаружил на лице Вениамина заметную синеву под глазами и характерную горбинку сломанного носа.

— Да, в сущности — в никуда , — равнодушно ответил я. — Я вообще не понимаю — зачем люди появляются на свет, рожают других людей… Зачем всё это? Чтобы бороться за выживание, добывать себе пищу, делать карьеру? Глупо. Посмотри на этих беззаботных студентов, на эти «полевые лилии»: не трудятся, не прядут. Они не задаются подобными вопросами. Им всё равно. Им кажется, что мир создан для них, что космические планиды вращаются вокруг их жалких интересов, и что будущее в их потных руках. И трудно им не завидовать…

— Куда ты живёшь? — настаивал Веня.

— Опять ты за своё… Ну, а куда ты живёшь, сам-то знаешь? — грустно усмехнулся я, понимая, что вопрос уйдёт в пустоту.

Веня по-рыбьи смотрел мне в глаза. Ни всплеска, ни шёпота… Водная гладь.

— Ага, не знаешь! Вот и я не знаю. Кофе будешь?

— У-у-у, — согласился Вениамин.

Я пошёл к автомату, чтобы взять кофе. Девушка на кассе попросила найти ей десять копеек для размена. Обычно я отказываю, но тут решил повозиться, чтобы растянуть время. Кофе уже не хотелось. Хотелось поскорее выйти на улицу и просто пойти по усыпанному листьями тротуару, навстречу дальним кострам.

Когда я вернулся к столику, Вениамина на месте не было. Осмотрелся по сторонам — как в воду канул. Я вздохнул с облегчением. «Куда ты живёшь? — иронично подумал я. — Куда надо, туда и живу». Надел пальто и вышел на воздух.

Вышел и увидел следующую картину. Двое мужчин у чёрного джипа жёстко обрабатывали Веню ногами с обеих сторон. Заходящее солнце приятно щурилось сквозь голые ветви деревьев, окрашивая город в нежные пастельные тона. Глухие удары не нарушали вечерней гармонии. Люди застенчиво проходили мимо, шурша пожухлой листвой, неслышно шаркая подошвами по асфальту. И если бы Веня каким-то чудом избавился от натиска остроносой обуви и задал людям вопрос: куда вы живёте? — люди бы ответили: мы живём своей дорогой, а ты лежи — своей и не мешай нам хранить покой и тепло для непременного завтра.

— Эй, мужики, оставьте его! Он же больной! — крикнул я, приближаясь к разъярённым особям и их жертве.

— Какой, нахрен, больной. Чё он тут базарит — «куда живёшь». Ты его знаешь?

— Да так. В кафе видел. Мужики, он реально больной.

Мужики остывали, похрустывая пальцами и сплёвывая горячую слюну на асфальт. Веня медленно карабкался по автомобилю, силясь подняться на ноги.

— Э, машину мне не поцарапай, урод! — пролаял мужик.

— Убить этого хрена мало, — поддержал другой.

Веня встал на ноги, размазал кровь по губам и, хромая, поплёлся вверх по проспекту. Казалось, на фоне вечерней пасторали в розоватых тонах он был лишним, как нелепое пятно, оставленное художником случайно, по ошибке. Веня и сам был ошибкой в человеческой толпе, которая не принимала его, выталкивала, но неизменный закон гравитации давал возможность быть с ними на равных — ходить по земле, есть одну пищу, дышать одним воздухом и удивляться по утрам чуду восходящего солнца.

Мужики закурили. Я осмелился стрельнуть у них сигарету и тоже закурил. Вени на горизонте уже не было.

— Не, ну нормально, — обратился ко мне один, — стоим чин чинарём, девчонок ждем. А тут этот бомжара подходит, говорит: куда ты, типа, живёшь? Нормально, да?

Мужик усмехнулся, и следом же растянул губы другой.

— Ну, мы его и прессанули маленько, с Коляном. Прикинь, девчонки приходят, а тут это тело воняет…

— Понятно, — промолвил я. — Ну, он вроде как больной. И ничего не говорит, кроме этого: куда ты живёшь?

— Нам не зачтётся, мы не знали, — хмуро сказал Колян. — Мы тоже люди, понимаем.

Понимающе помолчали.

Я пошёл своей дорогой, мужики — своей. На город наползли сумерки. Холод пробирался под пальто и жалил в пустоту сердца. Веня знает три слова. Я — тысячи. А зачем? Бутылка водки, разбившись об голову, сделала его пророком. Очень грустно. Очень по-русски.