Марк Хелприн - Париж в настоящем времени

С детских лет он боролся с Богом в споре, который превзошел надобность молиться или вопрошать. Он очень сильно любил и почти ничего не боялся, всегда глядя прямо в лицо превосходящей силе, ее высокомерию, ее самодовольству, и внутреннее противостояние питало само себя, росло и крепло.

Все несколько дней до появления Нерваля Жюль усиленно штудировал медицину. Это было нетрудно, поскольку он запланировал встречу таким образом, что руководить ею будет он, а не Нерваль, который и не подозревал о заблаговременной подготовке Жюля. Так что, когда Клод взнервленно объявил о приходе Нерваля, Жюль обрадовался, хоть это и значило минус очередные двадцать долларов.

Нерваль был поджар, темноволос, у него оказались резко очерченные скулы, сверкающие глаза и кривоватый рот, напоминающий полуухмылку хеллоуинской тыквы. Лицевые мускулы Нерваля при виде Жюля напряглись, и выражение лица его сообщило: «Я вижу тебя насквозь. Я обличаю тебя, и тебе не отвертеться!» Впечатление усиливал нервный тик, из-за которого, хотя он и не походил ни на болезнь Паркинсона, ни на какую другую хворь, почти непрерывно, словно поплавок на воде, голова Нерваля коротко подергивалась на шее. Влево-вправо. Вправо-влево. Ad infinitum [61] До бесконечности (лат.) . . Он нелюбезно отверг предложение что-нибудь съесть или выпить, вместо этого уселся против Жюля в кабинете Шимански и без излишних проявлений человеческого любопытства, которое должно было заставить его восхититься окружающей обстановкой или хотя бы заметить ее, перешел непосредственно к делу.

Он любил подлавливать людей. Одни охотятся ради еды и сожалеют о том, что приходится убивать. Другие охотники наслаждаются и гордятся убийством, те самые, кто ходит в приподнятом настроении, проведя день в горах и оставив там на земле две тысячи застреленных птиц. Нерваль верил, что совершает правосудие, поскольку он следовал правилам и ни на секунду не задумывался о судьбе или мотивах тех, кто вздумал обвести компанию вокруг пальца. Никто не мог упрекнуть его – ведь он исполнял свой долг в законном порядке, но, исполняя его, Нерваль никогда не смягчался, принимая во внимание, что сам «Эйкорн» был настоящим мошенником: он подкупал законодателей и бюрократов, чтобы те разрешали страховые взносы, значительно превышающие покрытие расходов и всякую разумную прибыль, он яростно бился, отрицая претензии на выплаты, особенно с теми, у кого не было достаточного образования или адвоката, он подмазывал судей, он осуществлял незаконную торговлю, влияя на рынки с помощью огромного капитала компании, он вел черную бухгалтерию, он давал взятки аудиторам, он обирал независимых подрядчиков, не говоря уже о лживой рекламе, непробиваемых контрактах, монополистском контроле над некоторыми секторами и выписывании счетов, понятных, что твои иероглифы. Коротко говоря, Нерваль настолько не вдавался в нюансы, что из него вышел бы счастливый палач.

Он развернул на коленях папку с делом Жюля. Почитав его несколько секунд, он произнес высокомерно и в то же время не скрывая удовольствия рыболова, завидевшего толстую форель, которая вот-вот заглотит крючок:

– Мы знаем все, что вы задумали.

Совершенно безмятежно, не моргнув и не охнув, Жюль сидел не шелохнувшись, словно каменный памятник самому себе, и выжидал. Он тянул и тянул паузу, нервируя Нерваля.

– Кто это – «мы»? – наконец спросил он спокойно.

– «Эйкорн», – ответил Нерваль. – Наши агенты, служащие и следователи – как носок, надетый на земной шар.

– О! – воскликнул Жюль, восхитившись метафорой – слишком странной, чтобы просто улыбнуться. – Понимаю.

– Что вы понимаете?

– А вы как думаете – что?

– Я думаю, что, вероятно, вы понимаете или должны понимать, что мы знаем, что вы задумали.

– И что же я задумал?

– Вы мне скажите.

– Нет, – твердо возразил Жюль. – Это вы пришли ко мне с этим заявлением. Вы и скажите.

– Я ничего не должен вам говорить, – взвился Нерваль.

– Нет, должны.

– Почему?

– Потому что вы свалились как снег на голову. Вы сами это инициировали. А все, что должен я, – это сидеть здесь.

– Что, как не признание вины, мешает вам ответить на мой вопрос?

– На какой вопрос?

– Что вы задумали?

– Вы не спрашивали меня, что я задумал. Вы сказали мне, что сами все знаете. Это не вопрос.

– Ладно. Так что же вы задумали?

– Ничего.

– Это неправда.

– Откуда вы знаете? – поинтересовался Жюль.

– Потому что нам известно, что вы делаете. – Теперь разочарованный Нерваль переместился с позиции следователя на место допрашиваемого. – У вас полис на десять миллионов евро. Через несколько недель после начала выплат оказывается, что вы страдаете аневризмой. Согласно отчету больницы, в полубессознательном состоянии вы назвали точный диагноз – неоперабельная аневризма базилярной артерии. Дежурный врач скорой помощи, рентгенолог и два нейрохирурга смогли подтвердить этот диагноз только после снимков и консультаций. Как именно вы смогли это сделать?

– А я это сделал?

– Да, сделали.

– Потрясающе!

– Потрясающе, потому что тут прослеживается явное мошенничество. Вы врач?

– Нет.

– Проходили обучение на медицинских курсах или в какой-то смежной области?

– Я виолончелист. Хотя в университете я много чего изучал, включая естественные науки, а теперь я очень много читаю, в том числе и научную литературу. Меня возмущает, когда ученые полагают, что раз я виолончелист, то ничего не смыслю в их предметах. Я выписываю и читаю научные журналы уже почти… дайте-ка подумать… пятьдесят семь лет.

Это заставило Нерваля нервничать.

– У вас они есть?

– Журналы?

– Да.

– Я избавился от них. Оказалось, я никогда не перечитываю журнальные статьи. Думаю, я сделал это раз или два за всю жизнь. Раньше я их хранил, но потом осознал, что в этом нет необходимости.

– А можете ли вы доказать, что читали их?

Жюль помедлил достаточно долго, чтобы заметить легкий румянец удовлетворения на расслабившемся лице своего мучителя, которому он позволил чуточку возвыситься напоследок, перед тем как повергнуть его.

– Могу.

– Как?

– Вы можете послать запрос в два или три журнала, которые я читаю годами, поинтересуйтесь, как долго я их выписываю. А еще, чтобы защититься от проверок налоговых органов, я храню все финансовые ведомости, включая чеки, подтверждающие мои подписки.

– Начиная с какого времени?

– Начиная с момента моего возвращения с войны, из Алжира.

– И с тех пор вы храните все документы?

– А вы разве нет?

– Я тогда еще не родился. Это глупо.

– То, что вы родились? – спросил Жюль.

– Нет, то, что вы храните все эти бумажки.