Борис Динерштейн - Тяжелые дороги жизни

Второй случай. Старшая дочка успешно закончила среднюю школу, и в аттестате была написана рекомендация для поступления в вуз на факультет физмата. Дочка на экзамене по письменному русскому языку (изложение на заданные темы) получила оценку единицу. Правда, в школе по письменному русскому языку выше 4 оценки не было, но по содержанию ее работы выставлялись на конкурс и выставки.

Когда я собрался пойти в вуз, чтобы воочию убедиться, за что поставили оценку единицу, дочка была против, но ради интереса я пошел. В беседе ректор показал ее изложение на трех листах, где стояла оценка 0/1/10/1 я просил объяснить эту оценку, ибо в наше время подобных оценок не было. Мне ректор тут же задал вопрос:

— Из биографии дочери следует, что ее мама русская, а она почему-то носит вашу фамилию? А эта оценка показывает: 0 — нет орфографических ошибок, 1 — одна синтаксическая ошибка и 10 стилистических ошибок; ведь инженер должен быть стилистически грамотным человеком. Вы со мной согласны?

— Конечно нет, потому что моя фамилия ее не дискредитирует, а требования, которые вы предъявляете инженерам по статистике, предъявили абитуриенту.

После моего ответа ректор просил не забирать дочкины документы, «пусть она придет на будущий год, мы ее примем без сдачи экзаменов». Дочь документы забрала; поступила в другой вуз, успешно его закончила и стала работать.

Младшая дочь, получив аттестат о среднем образовании с моей фамилией, обратилась в органы просвещения, и ей переписали аттестат на фамилию мамы — Прибылова, и паспорт она получила на мамину фамилию, благодаря чему на протяжении ее жизни никаких трудностей по национальному вопросу не было.

Ведь Советский Союз — это была единственная в мире многонациональная страна, построившая социализм и желающая к подобному строю привести всю Европу. А в СССР «наши» вожди обещали построить коммунизм. Однако эти фантастические замыслы теперь безвозвратно рухнули, что вызывает у большинства народа ностальгию, ибо воздвигнутый в стране пресловутый капитализм родил пока одни невзгоды и пороки.

28 мая 2010 года город Гагарин (ранее Гжатск) отмечал исторический праздник — 67 годовщину освобождения города Гжатска от немецко-фашистских оккупантов.

Я, как воин Великой Отечественной войны и непосредственный участник освобождения города Гжатска от немецко-фашистских захватчиков, был приглашен на это историческое торжество, проходившее на центральной площади города в присутствии и при участии многочисленных жителей и приехавших гостей — ветеранов Отечественной войны. Был награжден главой города Л. М. Деевым дипломом и удостоверением «Почетный гражданин города Гагарин» и пожеланиями доброго здоровья, долголетия и счастья.

В свою очередь, я сердечно поблагодарил главу города и традиционно отмечающих этот день многочисленных жителей города за память, внимание, любовь и добрые пожелания в адрес воинов Великой Отечественной войны.

Этот торжественно исторический визит доставил мне огромное чувство радости, благодарности, бодрости и в который раз подтвердил всенародную память, уважение, любовь, гордость и благодарность воинам Великой Отечественной войны за победу над фашизмом и многолетний мир на родной земле.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Здание на Никольской

С 1933—1934 года Военная коллегия Верховного суда располагалась в доме на Никольской. Председатель Верховного суда Винокуров в марте 1936 года жаловался Сталину и Молотову на условия, в которых приходится работать его коллегам и подчиненным:

«Скученно размещены работники Верхсуда Союза и в здании на улице 25 Октября (дом №23).

Общая площадь этого дома в 656 кв. метр. разделена на 29 комнат, в которых размещено 98 чел., из них членов Верхсуда Союза 27 чел., которым тоже приходится работать по несколько человек в одной комнате.

Особенно невозможны условия работы в Спецколлегии Верхсуда СССР, где требуется особая секретность и где на одного сотрудника приходится только 2,75 кв. метра.

В этом же доме, рядом со служебными помещениями Верхсуда СССР, живут и частные жильцы, которых Верхсуд СССР за отсутствием жилплощади не может выселить, несмотря на неоднократные обращения в соответствующие органы».

ГАРФ. Ф. Р9474. Оп. 16. Д. 85. Л. 39

Здание бывшей Военной коллегии Верховного суда СССР («Расстрельный дом»), 2004 г.

Здесь с 1933 года размещалась Военная коллегия Верховного суда СССР, возглавляемая Василием Ульрихом. Всего ВК ВС, по ее собственным отчетам, с 1934 по 1955 год осудила 47 549 человек, из них за период с 1 октября 1936 года по 30 ноября 1938 года приговорены к расстрелу 31 456 человек (в том числе 7408 в Москве), к лишению свободы — 6857 человек.

Именно на Никольской, 23 к расстрелу приговорят Бабеля, Пильняка, Мейерхольда, Тухачевского, Бухарина, Зиновьева, Каменева, Рыкова. И еще 25 союзных наркомов и 19 республиканских, 13 командармов, 43 комкоров, 85 комбригов, 100 самых известных профессоров, 300 директоров ведущих предприятий. И отцам Майи Плисецкой, Ольги Аросевой, Александра Збруева здесь вынесут смертный приговор.

С февраля 1937 года Сталин и его ближайшие соратники по Политбюро начали регулярно утверждать приговоры лично — по пофамильным спискам с заранее вынесенными приговорами. Процедура принятия и исполнения решений проходила в три этапа: сначала НКВД (Н. И. Ежов) формировал и представлял списки с рекомендованной мерой наказания по трем категориям (1-я категория — расстрел, 2-я — 10 лет заключения, 3-я — 5—8 лет заключения), затем списки утверждали члены Политбюро, после чего Военная коллегия Верховного суда (В. В. Ульрих) оформляла судебные приговоры. В таком виде «списочное» осуждение работало до сентября 1938 года.

Первый список, утвержденный таким образом, датирован 27 февраля 1937 года — днем открытия февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП (б).

Переданные в ВК ВС дела на перечисленных в списках формально рассматривались коллегией или выездными сессиями ВК ВС в упрощенном порядке (закон от 01.12.1934): приговор выносился в соответствии с определенной ранее категорией, прения сторон исключались. Эта процедура придавала репрессиям видимость законности…

Протоколы заседаний ВК ВС и ее выездных сессий остаются до сих пор недоступными исследователям в полном объеме. Однако имеющиеся в конкретных делах выписки говорят о том, что вся документация готовилась заранее, а само слушание одного дела продолжалось 5—30 минут. За это время трое судей якобы успевали «разъяснить подсудимому его права, огласить обвинительное заключение, <���…> разъяснить сущность обвинения, выяснить отношение обвиняемого к „совершенным преступлениям“, выслушать его показания и последнее слово, <���…> побывать в совещательной комнате, написать там приговор и, вернувшись в зал судебного заседания, объявить его…» Впрочем, смертные приговоры, видимо, подсудимым не объявлялись — они узнавали о своей судьбе непосредственно перед казнью.